— М-м-м. Что-нибудь большое, вроде памятника?!

— Нет, это обелиск.

— Тогда что это?

— Булыжник — это камень. Просто камень, иностранка, понимаешь? Ладно, посмотрим, что можно сделать с этой колымагой.

Шагалыч тут же принялся за дело; владелица велосипеда решила ему помочь, а ее подруга-иностранка наблюдала за работой, держась на расстоянии.

Грета все еще стояла на пороге мастерской, оглядывала большую комнату, заставленную велосипедами, и не смела войти. Ее словно парализовало. Шаг вперед — и она может снова увидеть Ансельмо, шаг назад — и она рискует никогда больше с ним не встретиться.

— С возвращением! — повторил Гвидо. — Проходи, не стесняйся.

Взяв рабочие рукавицы, он протянул их девочке:

— Работу нельзя бросать…

— …на полдороге, — закончила фразу мастера Грета.

Она ухватилась за перчатки, словно за руку, протянутую ей над пропастью, и протолкнула Мерлина в двери. Закрепив велосипед на подставке, Грета надела рукавицы и оторвала наждачной бумаги, чтобы закончить брошенную работу. Она присела перед велосипедом, одной рукой держась за раму, но едва начала скрести ржавчину, как заметила силуэт, нарисовавшийся в прямоугольнике света на пороге. Он неподвижно замер, держась за руль велосипеда и не решаясь сделать шаг вперед, как она несколько минут назад… На обеих ручках руля висело по большому пакету с продуктами. Знакомая картина. Грета сама слишком часто вот так же приезжала домой, чтобы теперь стоять ничего не сделав. Она подошла к Ансельмо и, не говоря ни слова, взяла пакеты. Велосипед зашатался, освободившись от ноши. Ансельмо подался вперед, чтобы удержать его, и его лицо оказалось напротив лица Греты. Она почувствовала запах ветра и дороги, тепло кожи, раскаленной от быстрой езды, и его дыхание так близко, что мир вокруг стал виден как через запотевшее стекло.

— Оставь, они тяжелые, — почти шепотом сказал он, отпуская руль. Велосипед упал на землю, а они остались стоять рука в руке, с пальцами, запутавшимися в ручках пакетов. В этом сплетенье рук Ансельмо снова потерял ровное дыхание и понял, что оно улетело, утонув в зелени ее глаз. Затерялось в зеленом бору. Он его больше не вернет.

— Вам помочь? — спросил кто-то.

Это был не вопрос — это был упрек. И кто-то был не кто-то, а Лючия. Милая Лючия, которая сейчас смотрела на Грету как на самое отвратительное существо на Земле. Грета посягнула на ее жениха еще раньше, чем жених успел узнать, что по цифрам он помолвлен с другой. То есть с ней, с Лючией. Это несправедливо! «Помочь»? Да она скорее разорвет ее на клочки! Решив начать с пальцев, Лючия вырвала пакеты из рук предательницы и испепелила ее взглядом, которого у нее никто никогда раньше не видел.

Грета и Ансельмо покраснели от смущения.

— Сильна малышка! — прокомментировал Шагалыч. — Видал, какие бицепсы!

Шагалыч всегда умел сказать что-то не то в нужный момент, и на этот раз снова оказался на высоте.

— Что тут у нас? — спросил он, заглядывая в пакеты, и вдруг захлопал в ладоши, как маленький мальчик: — Ореховые вафли! Ханс! Это ж мои любимые!

Разорвав фольгу, он протянул пачку Лючии:

— Хочешь? Угощайся.

Меньше всего на свете ей сейчас хотелось вафель. Положив пакеты на пол, она обиженно сложила руки на груди:

— Нет, спасибо.

— Ханс, может, ты хочешь?

— Это все тебе, — отказался Ансельмо и, прихватив пакеты, направился к железной двери в глубине комнаты.

Эмма не спускала с него внимательных глаз и уже собиралась пойти следом, чтобы пошпионить, как вдруг встретилась взглядом с Гвидо. Он прекрасно понял намерения рыжей плутовки и явно не одобрял их. Эмма расплылась в невиннейшей улыбке, которая не возымела никакого действия. Что ж, значит, надо его как-то отвлечь. Согласно их плану Гвидо должна была отвлекать Грета. Но Грета совершенно не хотела сотрудничать и, опустив голову, надраивала с ним рука об руку свой ржавый велосипед. План, разработанный Эммой, рушился, и это начинало ее раздражать. Надо было что-то срочно придумать.

— Грета, ты не поможешь мне оторвать кусок наждачной бумаги?

Она понимала, что нашла несколько неправдоподобный предлог, но это было первое, что пришло в голову. Грета посмотрела на нее как на инопланетянку.

— Мне неприятно… к ней прикасаться.

Пытаться угадать мысли, вращающиеся в голове Эммы Килдэр, — занятие бесполезное, а может, и опасное. Грета поднялась, подошла к рулону наждачной бумаги и оторвала от него кусок.

— Брось ты его, мне просто надо было с тобой поговорить, — зашептала Эмма ей на ухо. — Ты должна отвлекать Гвидо. Ты помнишь об этом?

— Помню, — сказала Грета, которая после приезда Ансельмо забыла даже свое имя.

— Вот и хорошо, тогда иди и спроси у него, как устроены тормоза. Поняла?

— Но я знаю, как устроены…

— Это просто пример! Слушай, ты можешь сосредоточиться хоть на минуту?! Помни! У нас есть план!

Грета пообещала сделать все возможное и вернулась к владельцу веломастерской с самыми лучшими намерениями. Но в эту самую секунду с крыш сорвался сильный и резкий порыв ветра, раз и навсегда спутав все их шпионские планы. Большой деревянный винт у входа в мастерскую стремительно набирал скорость в вихре мощного зефира. Пронзительный звук завибрировал за стенами, ворвался в комнату под изумленные взгляды девочек и долетел до ушей Ансельмо, укрывшегося за железной дверью.

Сигнал. Нет. Только не сейчас. Она ничего не должна видеть, она ничего не должна знать. Если он сейчас быстро соберется и уйдет, как всегда при звуке сигнала, она подумает, что он сбегает, что не хочет остаться с ней. А он очень хотел, но не мог. Он должен был уйти. Взяв почтальонскую сумку, Ансельмо вернулся в комнату, где его ждал велосипед.

— Мне надо идти, — сказал он, садясь на седло.

Гвидо кивнул.

— Я скоро вернусь, — тихо добавил Ансельмо, глядя на Грету, и вылетел из мастерской.

Она не посмела поднять глаза, все еще смущенная после объятия их рук.

— Уф-ф, сегодня все наперекосяк! — прошептала Лючия на ухо Эмме.

Та бросила быстрый взгляд на Мерлина и решила, что сегодня она пойдет до конца:

— Я за ним.

Эмма выхватила велосипед из рук хозяйки и бросилась в первую в своей жизни погоню. Грета, застигнутая врасплох, не успела ее остановить. Она выбежала из мастерской. Большой винт у входа пронзительно свистел под яростными ударами ветра.

— Ты сумасшедшая! — кричала Грета. — Вернись!

Но Эмма уже превратилась в рыжее пятно, затерянное в буре.

Автобус быстро ехал мимо Корвиале, словно спешил прочь от убогих окрестностей. Пассажиры блуждали глазами по маленьким окнам, вставленным в суровые стены. Многие из них жили в этих домах, но мало кто знал, что они строились, чтобы воплотить великую мечту: создать совершенный город с квартирами, магазинами, парками и библиотеками. Вызов, брошенный городским окраинам, многоэтажки, ставшие в ряд, как симфонический хор, чтобы кричать всему миру, что любой человек имеет право на дом, на газон, на книгу. Мечта так и осталась мечтой. Недостроенные магазины стали пристанищем для бездомных бродяг, а те, у кого была крыша над головой, согласились жить, не воплощая мечты.

Мальчик тыкал пальцем в стекло, пытаясь сосчитать окна. Это было непросто: квадратики мелькали слишком быстро. Мать взяла сына за руку, нажав другой рукой на красную кнопку остановки по требованию.

— Я не хочу выходить! — уперся малыш.

Мать улыбнулась, взяла его на руки и поцеловала. Она знала, что сейчас его может успокоить только песня о слоненке. Покачиваясь в такт мелодии, она вышла из автобуса, забыв под сиденьем пакет из белой бумаги. Двери закрылись, и автобус укатил, оставив далеко позади мальчика и его капризы.

Миновав еще две остановки, водитель резко затормозил, пропуская велосипед с рыжеволосой девочкой за рулем. За его спиной дружно запротестовали пассажиры.