Перед этими воротами Грета ждала подруг, разглядывая ниши с обеих сторон от входа. Ниши были пусты. Ни статуи, ни картины — ничего. Две белые вмятины в мраморе со следами черных полос от дождя. Они казались заброшенными, будто кто-то ушел, забыв закрыть за собой дверь. Грета была на рынке Порта Портезе много раз и каждый раз надеялась встретить обитателей ниш. Но ниши оставались пусты.
— Доброе утро! — раздался за ее спиной звонкий голос Эммы.
Грета вздрогнула от неожиданности.
— Что ты тут рассматриваешь? — спросила Лючия с обычной улыбкой на лице.
— Ничего, — Грета тряхнула головой, словно прогоняя ненужные мысли. — Идем? Мне к обеду надо вернуться домой.
— Мне тоже, — кивнула Лючия.
— А мне нет! — улыбнулась Эмма. — Но мне не терпится потолкаться в этой толпе!
— За мной! Я знаю этот рынок как свои пять пальцев! — заверила Лючия.
Грега послушно пошла третьей, довольная тем, что ей не придется быть вожаком стаи.
— Налетай, народ! Ройся-ковыряйся! — приглашал к одному из прилавков голос продавца поношенной одежды.
— Что значит «ковыряйся»? — насторожилась Эмма, услышав незнакомое слово.
— Ну-у, ройся, копайся в куче этих вещей, ищи то, что тебе нужно.
— Звучит смешно! Идем рыться-ковыряться! — закричала Эмма, смешиваясь с толпой. Лючия с улыбкой двинулась следом.
Чуть дальше улица раздваивалась: справа небольшой подъем вел к более спокойной части рынка с десятком палаток, набитых велосипедами. В первых продавались только новые.
— Это не для нас, — резюмировала Эмма, — нам нужна совершенно безнадежная колымага.
— Подожди, будут тебе колымаги! — успокоила ее Лючия.
И в самом деле, пройдя еще несколько шагов в горку, Эмма замерла перед самой блошиной палаткой из всех, что она когда-либо видела. В сравнении с ней веломастерская была бутиком. В этом месте скопилось больше пыли и паутины, чем в кладбищенском погребе, а владелец, казалось, сам только что поднялся из гроба.
— Отлично! — обрадовалась Эмма.
— Вообще-то я Массимо, — отозвался мальчик, сидевший в темноте в глубине палатки. Его голос прозвучал как призыв из загробного мира. На вид лет пятнадцать, худой, бледный, узкие черные брюки, черная футболка с черепами и прилизанные килограммом геля волосы цвета вороного крыла.
— А чего это он… весь черный? — шепотом спросила Лючия у подруги, не переставая удивленно коситься на продавца.
— Он эмо, — исчерпывающе ответила Эмма.
— Кто?
— Я сама не очень хорошо знаю, кто это такие, знаю только, что они всегда в депрессии.
— Бедненькие, — протянула Лючия, искренне расстроившись из-за несчастных.
Эмма и Грета тем временем вошли в палатку и принялись осматриваться.
— Мои подруги ищут безнадежную колымагу, — объявила Лючия, демонстрируя одну из своих широчайших улыбок.
Мальчик-эмо никак не отреагировал, как будто его это совершенно не касалось.
— Какой-нибудь очень дряхлый велосипед, самый дряхлый, что у тебя есть, — пояснила Эмма.
Массимо махнул головой в сторону «Грациеллы», висевшей у него за спиной. Это была окончательная и бесповоротная колымага. Чуть погнувшиеся колеса, рама, от которой остался лишь ржавый остов, провисшие тормоза и искривленный руль. Грета внимательно изучила бедолагу. Пожалуй, самый дряхлый велосипед из всех, что она когда-либо видела.
— Можно мы на нем прокатимся? — спросила Лючия.
— Я бы не стал, — ответил Массимо, — но вообще дело ваше.
Он снял велосипед с крючка и вручил его девочкам. Вблизи «Грациелла» казалась еще более ненадежной. Седло покрывал плотный слой масла и пыли. Лючия решила, что она на него ни за что не сядет: еще испачкает платье и расстроит маму. Не зная, что делать, она перевела взгляд с велосипеда на подругу.
— Мы его покупаем! — заявила Эмма.
— Пятьдесят евро.
— С ума сошел?! — взорвалась Грета. — Да за него десять много!
Никакой реакции. Мальчик смотрел в пустоту, простиравшуюся за его вороным чубом, как будто ничего не слышал. Эмма подмигнула Грете и, достав банкноту в пятьдесят евро, молча протянула ее Массимо. Тот недоверчиво таращил глаза. С его лица вмиг сошло выражение застарелой депрессии, сменившись гримасой, которая деформировала его физиономию в жутковатую ухмылку.
— Супер! — обрадовался эмо, сопровождая восклицание странным звуком, напоминающим ослиный рев.
— Это он смеется? — спросила Лючия.
— Похоже на то, — интерпретировала звуки Эмма и, обращаясь к эмо, добавила: — Что ж, спасибо и до свидания!
— Удачный день, да, воришка? — прошипела Грета.
Воришка снова усмехнулся, засовывая деньги в карман:
— До свидания! Увидимся в следующее воскресенье!
Эмма повернулась к нему спиной, не произнеся ни слова.
— Пойдемте? — обратилась она к подругам.
Грета фыркнула, сунула руки в карманы и резко отвернулась. Лючия взяла велосипед и, сама не зная почему, фыркнула вслед за Гретой.
— У меня есть корзинка для этого велосипеда, вся в дырках! — не унимался Массимо. — Я подарю тебе ее за сорок евро!
Но рыжая была уже далеко.
— Он тебя надул, — сказала Грета.
— Нет, я купила то, что хотела, — упрямо возразила Эмма.
— Эй, девочки, — вступила Лючия, прежде чем они начали ссориться. — А этот мальчик-эмо разве не должен быть в вечной депрессии? Он там все еще смеется как ненормальный.
— Я же тебе говорила: я никогда не понимала этих эмо. По-моему, намазывая волосы гелем, они протирают себе весь мозг.
— А хочешь разбитую фару? Отдам даром, за тридцать евро! — снова послышалось вдали. — У меня найдутся две и для твоих подружек! Не уходите! Я люблю ва-а-а-а-ас!
Девочки посмотрели друг на друга, не веря своим ушам, и громко рассмеялись.
Ансельмо вышел из веломастерской с полупустой почтальонской сумкой. В ней был только один большой конверт, тот, что он нашел перед агентством Studio 77. Он ехал по сонным воскресным улицам, медленно крутя педали и вдыхая легкий мартовский воздух раннего утра. Добравшись до улицы Портуенсе, он поблагодарил дорогу, которая запетляла вверх, прислушался к легким, распахнувшимся от усердия, и почувствовал, как аромат весны наполняет каждый его вдох. Потом пересек Трастевере, подпрыгивая на круглых колесах по квадратным камням мостовой и глядя на кремовые фасады домов, освещенных мягкими лучами солнца. И наконец Порта Портезе — вечный гам и две пустые ниши. Проезжая мимо, он всегда смотрел на них и не мог понять, почему они необитаемы. Очередной ненужный вопрос.
Ансельмо полетел стрелой, увиливая от толпы и направляясь к мосту через Тибр, но его заметили прежде, чем он успел завернуть за угол.
— Ансельмо! — закричала Лючия.
Он был уже слишком далеко, чтобы услышать ее, тем более что съехавшиеся к рынку машины подняли адский шум. Лючия не могла допустить, чтобы он вот так просто исчез, его надо было догнать. Не раздумывая ни секунды, она села на седло потрепанной «Грациеллы» и бросилась в погоню за возлюбленным, но, завернув за угол, упала на землю. Платье в цветочек порвалось, коленки разбились, и она расплакалась, как пятилетняя девочка.
— Тебе больно? — участливо спросила подбежавшая Эмма.
— Да! Зачем ты купила мне этот велосипед? Он мне не нужен! Он весь сломанный! — хныкала маленькая Лючия.
— Но ведь мы должны были его отремонтировать! В этом и состоял наш план, — попыталась объяснить Эмма.
— Ш-ш-ш! — зашипела Грета. — Смотрите!
Метрах в двадцати от них у ограды небольшого красного дома стоял знакомый велосипед стального цвета.
— Это велосипед Ансельмо! Значит, он там! — обрадовалась Лючия.
— Пойдем посмотрим.
Они пробрались к изгороди из жасмина, который рос, цепляясь к решетке ограды, и увидели, как Ансельмо вынул из своей сумки большой конверт, сунул его под дверь, нажал на кнопку звонка и быстро пошел обратно.
— Прячемся! — скомандовала Эмма, подталкивая всех к укрытию за мусорным баком.