Чья-то фигура склонилась над ней, чтобы посветить, опустив свою свечу  на уровне ее глаз.  Мягкий свет разогнал сумрак на полу, и она  увидела кончик круглого воскового стержня, что торчал из-под праздничного облачения ксендза. Вот еще напасть, едва не ругнулась она, вытаскивая свечку. Один промах за другим.  Можно представить, что творится в умах прихожан, наблюдавших за этой сценой. В унисон Басиным мыслям  прозвучали сдавленные смешки.  Она  подняла глаза на его преосвященство Брылевского,  дабы проверить, не разозлился ли он  на нее за оплошность, но священник в терпеливом смирении, как и положено человеку его сана,  неподвижно стоял, очевидно,  ожидая, когда же это чадо божие уберется у него из-под ног.

Бася, испытывая ни  с чем несравнимое облегчение, выпрямилась, и повернулась, чтоб поблагодарить спасителя, или спасительницу, так вовремя посветившивших для нее. Она ожидала увидеть кого угодно, но только не Станислава Яновского, стоявшего  так близко, что можно было почувствовать его дыхание, колеблющее выбившиеся из прически короткие волоски  на ее голове. От неожиданности она  выпустила весь воздух из легких.  Малюсенькое пламя его свечи затрепетало, и погасло.  «Черт!» – прозвучало у нее  над ухом. «О!»- возмущенно  выдохнули возле них  голоса.

Бася торопливо ткнула свечкой в Пасхал, мечтая как можно дальше убраться от  алтаря, от ксёндза и Яновского, чтоб им все разом стало хорошо, как в раю. Станислав тоже протянул свечу, да так, чтоб коснуться рукой ее руки.  От того  лёгкого прикосновения, ее обожгло, как огнем, сотни маленьких иголочек вонзились в сердце, разбегаясь по крови горячими потоками, ширясь, превращаясь в цунами, захлестнувшее ее с головой. Она не смела отнять руки, пока не разгорится огонек ее свечи. Он тоже держал свою, не шелохнувшись, замерев как те статуи, что украшали портал костёла. И все смотрел на нее,  и смотрел, и не мог насмотреться. Уже потрескивало пламя свечей, капал  на руки расплавленный воск. Уже ксендз Брылевский  недобро нахмурился,  а они, будто застыв во времени, не могли оторвать глаз друг от друга.

Он глядел на нее и думал, что, наверное,  нет ничего прекраснее в мире, чем женское лицо в сумраке, озаренное золотистым  пламенем  свечей, когда мягкие тени ложатся на щеки и  волосы, скрадываются резкие контуры и перепады линии подбородка, когда бледное, как маска,  лицо озаряется теплыми отблесками огня, когда в глазах, огромных и бездонных пляшут золотистые искорки, делая их гипнотически притягательными и волнующими. Если б можно было взять  и унести с собой  это прекрасное и мимолетное мгновение, как бесценный дар, он бы многое отдал за такую возможность. Ибо нет ничего лучше, ничего дороже в  человеческом бытии на земле, чем такие вот короткие мгновения жизни, когда глаза глядят в глаза, душа прикасается к душе, и сердца, как одно, бьются в унисон. От боли к боли, от страдания к страданию, от  потери к потери живет человек,  неся свой крест, ропща на судьбу, хуля и славя бога. И если случается ему передышка, короткий миг совершенного блаженства между страданиями, то это и есть счастье.  Трепетное и недолговечное, как пламя свечи.

- Э-хе, э-хе!  Панове, дайте же другим прикоснуться к благодатному огню,- строго, нахмурясь , сказал ксёндз. Эти двое, как зачарованные, так долго смотрели друг на друга, что он уже потерял всякое терпение.

Бася, словно очнувшись ото сна,  отпрянула назад.   Развернулась, чтоб больше не глядеть на Яновского, и,  выискав глазами, где стоят Бжезинские, пошла к ним. По спине, по лицу ее скользили придирчивые, липкие  взгляды. Смотрели так пристально, будто   шарили  руками по телу.  Слышался злой шепот.

- Ой, не к добру это, что свеча погасла. Плохая примета.

- Ты видела, как он на нее смотрел?

-Да кто она такая?

- Племянница Бжезинского, что управляющим служит у графа.

-  Выкресток, что привез  с  Брянщины.

- Какие у нее странные глаза, такие не должны быть у невинной девицы.

- И  волосы черные.

- Матка боска, только чтоб не сглазила.

Шепот, как шуршание листвы под ногами по осени, раздавался отовсюду. А потом она услышала то, от чего волосы встали дыбом, а внутри все похолодело.

-Ведьма! – шепнул  голос.

Она  остановилась, чтоб посмотреть, кто сказал такое, у кого повернулся язык в святой вечер нести подобную чушь. Но разве разглядишь  в полумраке. Все на одно лицо, напыщенные, с притворной улыбкой на  губах. А глаза так и сочатся ядом. Вылетело слово, и пропало. Не поймешь, кто и сказал.  С горечью она поняла, что куда лучше ей было там, на площади среди разозлившихся крестьян, чем здесь,  в храме, среди разодетых, надушенных змей.  Там был чистый, ни чем не прикрытый гнев людской толпы, от которого можно, в случае чего и кулаками отбиться,  а здесь только шипение, и косые взгляды, от которых мурашки по телу и сухость  во рту. Мерзость.

Ксендз вышел на улицу, чтоб передать Пасхал простому люду, а вслед за ним потянулась и шляхта.  После зажжения свечей, наступила пара освящать яйца, куличи, и воду.

«Боже милостивый, какие ж они темные, дремучие люди,- с тоской думала Бася, глядя на окружавших ее панов,  вытягивающих вперед корзинки с пасхальными яствами. - В ушах сверкают бриллианты, а под ногтями грязь забыли  вычистить. Головы забиты суевериями. В  душах тьма и мрак.  Это и есть дворяне Сокольского уезда, шляхта,  среди которого мне предстоит жить».

Пан Матэуш за всю службу не сказал ей не слова, но  стоял рядом, крепко обнимая за плечи. Даже всегда равнодушная пани Эльжбета, которой бы радоваться, что племянница попала в щекотливую ситуацию, выглядела расстроенной. Ей, как и Басе, не терпелось быстрее отправится домой, на хутор, чтоб укрыться от людского глаза и злых языков. «Что сделано, то сделано»,-  думала она. Пощечина на площади не скоро забудется, а погасшая свеча, взгляды, что обменялись Яновский с  их Баськой перед Пасхалом, только подлили масло в огонь.  Вспомнят сейчас все: и то, как ее втихаря от соседей  перекрестили; и что маменька ее сбежала с дохтуром, сыном попа; что венчалась не в костеле, а церкви; и что благословения от отца так и не получила; и что приданого нет. А вспомнив, такого напридумывают, что и подумать страшно. Надобно как-то выправить ситуацию, задобрить людишек. Только вот как?! Ничего на ум не приходило.

Бася же, чтоб отвлечься от тягостного чувства, что за ней наблюдают, смотрела иногда  в сторону, где под старыми липами, росшими возле костела, стояло семейство Яновских. Пан Богуслав, его жена пани Гелена, старший сын и наследник Михал с женой, имя которой она не знала, Станислав и еще две паненки и два неизвестных пана. Одна из девиц, если судить по тому, как непринужденно она опиралась на руку Станислава, была его сестра Юленька, а другая…Та, другая смотрела на Басю. Она улыбнулась знакомой улыбкой, свет факелов, что держали в руках  графские лакеи,  качнулся и озарил ее лицо. Она приветливо помахала Басе рукой.  Янечка! Ее Янина. Этого не могло быть.  Откуда она тут!?  Пан Станислав и Юлия одновременно посмотрели на свою спутницу, желая знать,  кому это она там машет. Перехватив ее взгляд, проследили за ним. Все, что успела увидеть Бася, прежде чем отвернуться – это безмерное удивление в глазах Яновского-младшего, его вытянувшееся, побледневшее лицо, и иронично вздернутая  бровь его сестры.

«Значит, долгожданные гости графа пожаловали, -  пришла к ней  догадка.  Во рту  вдруг стало горько, а к глазам подступили слезы.  -  И желание сбылось. Я увидела невесту».

[1] хватит

[2] Радуйся, Мария, благодати полная!

Господь с Тобою;

благословенна Ты между женами,

и благословен плод чрева Твоего Иисус.

Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных,

ныне и в час смерти нашей. Аминь

[3] Прощайте, сестра моя

[4] Вакации - каникулы

[5] личность

(фр.)[6] Мне кажется, или у тебя появился поклонник?