И кто сможет помочь? Обращаться в местную милицию - себе дороже. Уже несколько дней в криминальной хронике крутят его фоторобот. А сегодня на вокзале и лист с его физиономией повесили. Так что местный усатый мусор выслушает все версии, подумает и скажет "...Ц-ц-ц, дарагой, перегрэлся!". А то и скрутят его самого, если сличат с разыскиваемым фигурантом, - рассуждал Павел. - Остается другой вариант - проникнуть самому в мастерскую, узнать что в этой кладовке и в случае необходимости обратиться к Хамиду за помощью. Если, конечно, действительно будет найдено что-то серьезное.”
Павел кинул окурок вниз и вернулся к себе в комнату.
Когда он приехал к Татьяне, она снова была в мастерской. Картина, которую она рисовала, представляла собой двух мужчин, которые стояли друг напротив друга.
Они были в костюмах своего времени, в красно-черных кафтанах, красных сапогах, в меховых шапках. Но у каждого из них вместо головы на плечах был череп, обтянутый пергаментной кожей. В их движениях было что-то звериное, собачье, но в виртуозно нарисованных фигурах и костюмах - человеческое. Общий же фон, как отдельных частностей, так и всей среды, был тусклым, грязно-желтым. Эта странная смесь жизни и смерти, представляла такое гармоническое созвучие, что картина произвела на Павла потрясающее впечатление.
- А кто это? - спросил он.
- Картина называется 'Борис и Глеб'. Я начала ее писать около полугода назад, затем забросила и наконец нашла в себе силы закончить. Ты шокирован? Твоя немая критика в высшей степени удовлетворяет меня.
- Борис и Глеб те самые?
- Да. Русские князья.
- Я нахожу эту картину по меньшей мере странной! - промолвил Павел.
Татьяна улыбнулась.
- Скажи лучше - тошнотворной, отвратительной! Одним словом, андеграунд.
Потом она вдруг сделалась серьезной:
- Поверь мне, Паша, мне стоило неслыханных мучений дописать эту картину. Ты спросишь - почему черепа? Просто с убийства этих двоих и началась кровавая междоусобица на Руси.
- Рабочий день, я вижу, у тебя закончен. На взморье не хочешь съездить? - спросил Павел.
- Да, я уже практически закончила. - отозвалась Татьяна. -Так, палатка - в гараже. Кстати, не забудь бар опустошить.
Они выбрались на тихое, уединенное место. Вечернее солнце еще грело. Павел быстро и ловко установил палатку, а Татьяна накрыла импровизированный стол.
- Ты не представляешь, Паша, как радуется художник, когда его замысел воплощается в жизнь! - Она чмокнула его в щеку и протянула бутылку шампанского, которую он с шумом открыл и разлил в фужеры.
- За что пьем? - с улыбкой спросил Тумасов.
- За наши успехи! - она звонко чокнулась и быстро выпила.
Уже потом, когда они гуляли неподалеку от санаториев, по аллеям среди посаженных чахлых сосенок, Татьяна нежно прижалась к нему. Павел остановился и обнял ее:
- Не могу поверить, что все так сложилось.
- Многие об этом просили, тебе повезло.
- Ты останешься здесь или все же поедешь в Ленкорань?
- Я останусь до конца.
С моря подул сильный ветер, зашумели сосны. Быстро набежали плотные облака.
- Кажется, скоро дождь начнется. - заметила Татьяна. - Наверное, пора домой.
Они вернулись около десяти. Насчет ужина можно было не беспокоиться - Эрик приволок с базара всякой всячины. Татьяна вернулась из кухни, и Павел вообще забыл обо всех этих разносолах. Он вообще перестал соображать, где находится. Татьяна принесла с собой все запахи соснового леса. И они вновь и вновь погружались в глубину древнего, никому не ведомого до них ритма сплетенных тел...
- Нет, я так не могу. - уселся на кровать Павел. - Из-за того, что твой брат находится в соседнем крыле, мне все время кажется, что нас трое.
- Какие глупости! - отмахнулась Татьяна. - Знал бы ты, как Эрик устает за смену. Он приезжает домой и с порога заваливается спать. А потом - новая смена или срочный вызов. И так день за днем. Выбрось это из головы.
Она обняла его и они продолжили заниматься сложной любовной игрой под шум расбушевавшегося ливня, когда капли с неистовством били в стекло. В какой-то момент Павел поднял голову и увидел, как на оконном стекле прозрачные капли дождя сменяются другими, более тяжелыми, темно-красными, набухшими... медленно стекающими вниз, оставляющими багровые разводы... Но через некоторое время, присмотревшись, он понял, что это всего лишь причудливая игра лунного света и тени...
...Павел проснулся внезапно, что-то разбудило его. Дождь кончился и вокруг была полная тишина, прерываемая шуршащими по ветру листьями. Татьяна мирно спала. Павел скинул ее руку с себя и тихо направился в ванную.
Проходя по коридору, он посмотрел в узкое окно, выходившее во двор. Двери гаража были открыты, и на ярко освещенной закрепленным над гаражом фонарем забетонированной площадке стоял джип. Рядом находился Эрик. Свет фонаря не полностью высвечивал его мощную фигуру, он стоял в полутьме. Он смотрел вверх, в окна второго этажа, на Павла.
Тумасов почувствовал, что их взгляды встретились.
Он отвернулся и скрылся за дверью.
Выходя из ванной, он снова бросил взгляд вниз, в окно. Ни Эрика, ни машины уже не было.
Павел завалился в постель и уснул глубоким сном. Во сне он пытался что-то вспомнить, но никак не мог.
Глава двадцать шестая
Он открыл глаза, когда июньское утро было в самом разгаре. Ярко светило солнце. Еще чувствовалась утренняя свежесть, но жара наступала быстро и необратимо. Павел взглянул на часы. Без десяти десять. 'Ничего себе, продрых', подумал он, потягиваясь.
Татьяны рядом не было. Дверь в мастерскую и гараж был закрыты. Павел совершил легкую утреннюю пробежку, выпил кофе, и только тогда увидел Татьяну, появившуюся откуда-то со стороны дома, принадлежащей брату.
- А где Эрик?
- Уехал рано утром. Его сегодня не будет.
- Какие планы на сегодня?
- Да никаких.
- Я только съезжу в город и вернусь.
- Я может быть, тоже. Так что если вдруг приедешь и меня не будет, не удивляйся.
- А ты на чем поедешь?
- На автобусе.