В 1551 году был созван церковный собор. Он вошел в историю под названием Стоглавого, так как его решения были сведены в 100 глав и получили название «Стоглава». Собор не только унифицировал все обряды, но и поставил задачу улучшить нравы духовенства и тем самым поднять его авторитет.
Весьма активную роль в этом соборе играл сам царь Иван. Решения собора даже озаглавлены: «Царския вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинех». Название отражает форму соборных заседаний: царь задавал вопросы участникам собора, а они давали свои ответы. Нередко вопрос предрешал ответ, когда царь, спрашивая, уже говорил о каком-то нарушении морали, церковных правил и т. д. Так, вряд ли кто-нибудь ответил бы, что хорошо, что люди идут в монастырь, «чтобы всегда бражничать». Кстати, борьба с пьянством в монастырях была предметом особой заботы Стоглавого собора. Правда, осуждали лишь злоупотребление хмельными напитками, а не их употребление. На соборе говорили, что издавна монахи пили вино, но «в славу божию», умеренно - по одной, две, три чаши. Теперь же в русских монастырях установился неписаный закон: «...аще имеем питие пьянственное, не можем воздержатися, но пием до пьянства». Поэтому монахам было запрещено употреблять водку («горячее вино») и дозволены квас и виноградные («фряжские») вина.
Собор предписал протопопам (старшим священникам) следить, чтобы рядовые священники «не билися и не лаялися и не сквернословили и пияни бы в церковь и во святый олтарь не входили, и до кровопролития не билися». Такое правило было необходимо ведь в царских вопросах рассказывалось, что попы «в церкви всегда пьяни и без страха стоят и бранятся и всякие речи неподобные всегда изо уст их исходят», что они «в церквах бьются и дерутся промеж себя».
Очень серьезные реформы касались организации класса феодалов. Одной из них было ограничение местничества. Здесь будет уместно остановиться на этом явлении. Сейчас это слово у нас употребляется в совершенно ином значении: местничеством называют соблюдение интересов местных в ущерб общегосударственным. В России же XVI-XVII веков местничество состояло в том, что феодалы получали служебные назначения не столько по личным заслугам, сколько по своему происхождению, «породе». А. С. Пушкин в одном из стихотворений, говоря о дворянском роде Езерских, пишет:
Из них Езерский Варлаам
Гордыней славился боярской;
За спор то с тем он, то с другим
С большим бесчестьем выводим
Бывал из-за трапезы царской,
Но снова шел под тяжкий гнев
И умер, Сицких пересев.
К последнему слову Пушкин сделал примечание: «Пересесть кого - старинное выражение, значит занять место выше».
Иной раз авторы исторических романов и пьес, чьи представления о прошлом не выходят за рамки массового сознания, изображают боярские споры о местах, как нечто забавное и донельзя глупое. Выпуча глаза и суя друг другу кукиши, бояре спорят, кто знатнее. Читатель остается в убеждении, что бояре были забавными и спесивыми недоумками. Кому выше сидеть за столом? Подумаешь, велика важность. Исследователи порой видели в местничестве старую привилегию независимых от центральной власти аристократов. Чем знатнее, тем выше положение! Это и так, и не так.
Действительно, современному человеку споры из-за мест кажутся невероятными. Позорным считалось не занять место повыше, но не позорным было быть публично выпоротым за упрямство. Не позорно было даже прослыть дураком. Один из князей Хворостининых, когда его младший брат проиграл местническое дело, потребовал пересмотреть решение, так как, по его словам, брат его глуп и не умел отвечать. Но этого глупого человека он считал вполне достойным высокого поста в войсках.
Проигрыш местнического дела был трагедией. Михайло Андреевич Безнин (из Нащокиных), в прошлом опричник, проиграв тяжбу о местах, «от той обвинки боярской хотел в монастырь постритца». Другой крупный воевода, Петр Федорович Басманов (из бояр Плещеевых), «патчи на стол, плакал с час горько».
Почему же служилые люди так цепко держались за свое местническое положение? Дело в том, что местнический счет был основан на прецедентах, или, как говорили тогда, на «случаях». Если когда-то служили вместе два дворянина и один из них был первым воеводой, а другой - вторым, то через 50 лет их внуки за пиршественным столом государя должны сохранять это же соотношение: внук первого воеводы - выше, внук второго - ниже. Поэтому, приняв «невместное» назначение, служилый человек наносил урон своим потомкам и другим родичам: их много десятков лет будут «утягивать» этим «случаем», ссылаться на него в ущерб роду.
«Случаи» были так важны еще потому, что ведь далеко не всегда соприкасались на службе прямые потомки тех, кто когда-то служил вместе. Тогда выстраивали длинную цепочку «случаев»: мне непригоже быть меньше князя Ивана, ибо его дядя князь Петр был некогда меньше Семена, Семен в другой раз был меньше Федора, Федор - меньше Гаврилы, а Гаврила - меньше моего отца. Пропустив «невместное» назначение, служилый человек давал в руки чужаков мощное оружие против своего рода. Однажды один из князей Оболенских был назначен на службу вместе с близким другом, решил не ссориться с ним из-за мест и не «бил телом в отечестве о счете». Тогда к государю обратились его родственники, жалуясь, что князь «тем своим воровским нечелобитьем всему их роду князей Оболенских поруху учинил».
Почему же государи терпели местничество? Почему Иван Грозный, который любое местническое дело, если ему хотелось, прекращал одним суровым окриком: «Не дуруй!», сам охотно влезал в местнические счеты, допускал их даже среди опричников, умело пользовало ими, чтобы возвысить тех, кто у него «во времени» (в фаворе), и унизить тех, кто близок к опале? Дело том, что, поскольку все местничество основано на прецедентах, выше оказывались не столь самые знатные, сколь те, чьи предки раньше начали служить московским великим князьям.
Как-то и Роман Васильевич Алферьев (из рода Нащокиных) местничался с князем Василием Васильевичем Мосальским. Мосальские - Рюриковичи, потомки черниговских князей. Но Алферьев подчеркивал другое: Нащокины - вечные холопы государей, не служивали никому, опричь московских князей, а Мосальские служили когда-то князьям Воротынским. Он таким образом противопоставлял род, который не служил никому, кроме московских государей, потомкам Рюрика, которые когда-то служили удельным князьям. Местничество выдвигало роды давних вассалов московских великих князей, традиционно поддерживавшие власть потомков Ивана Калиты. Поэтому местничество даже поощряли.
Но приходилось терпеть и неудобства. Перед каждым походом составляли «разряд» - список всех воевод, а иногда и голов - начальников «сотен» - по полкам. И сразу начинался поток местнических челобитных. А ведь военная обстановка не терпит промедления. Недаром царь Иван жаловался как-то: «С кем кого ни пошлют на которое дело, ино всякой розместничается на всякой посылке и на всяком деле, и в том у нас везде бывает дело некрепко».
В 1550 году был принят указ, несколько ограничивающий местничество. Первое ограничение касалось молодых аристократов. Ясно, что даже самого знатного человека не назначишь воеводой в 15-18 лет. Но как быть, если такой «новик», только начинающий службу, куда знатнее воеводы, под командованием которого ему предстоит сражаться? Было принято великолепное решение: для знатных людей их служба на малых должностях, пока они не стали воеводами, не считается прецедентом: «...в том их отечеству (местническое достоинство.- В. К.) порухи нет». Таким образом, юные отпрыски боярских родов могли теперь спокойно, без урона для чести своего рода проходить стажировку в войсках, набираться воинского опыта.
Второе ограничение относилось к местническим расчетам. Они были крайне сложны. Между пятью полками, на которые делилось обычно войско, существовало определенное старшинство. Самый почетный - большой полк, потом - передовой правой руки, левой руки и наконец - сторожевой. Ясно, что, например, первый воевода передового полка выше воевод полков правой и левой руки и ниже первого воеводы большого полка. Ясно также, что первый воевода большого полка выше всех прочих воевод. Понятно, что каждый первый воевода выше своего второго. Но вместе с тем неясно соотношение между, например, вторым воеводой большого полка и первыми воеводами остальных полков. Из-за этого вспыхивали лишние споры, запутывались отношения. Было принято удачное решение: считаются находящимися на совместной службе все первые воеводы, затем - все вторые и, наконец, каждый первый со своим вторым. Вторые же воеводы не могут спорить о местах с первым воеводами других полков, их назначения не становятся прецедентами. "Приговор" о местничестве таким образом сохранил местничество, но ослабил его негативные последствия для практической деятельности.
