Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— А я думал… Впрочем, неважно. Ситуация очень неприятная. Уолдо именно тот человек, который нам нужен. Почему же получается, что такой гений, как он, поставил себя над обществом и не хочет считаться с его нуждами? Да, я знаю, виной тому его болезнь. Почему только именно этот человек болеет именно этой болезнью? Невероятное совпадение.

— Пожалуй, ты неправильно сформулировал. Дело не столько в его физическом недостатке, сколько в том, что эта его слабость и заставила его, некоторым образом, стать гением.

— Как это?

— Да так вот, — задумчиво произнес Гримс.

Он погрузился в воспоминания, полностью уйдя в себя, мысленно раскручивая целый ряд сложных, длиной в целую жизнь, ассоциаций, связанных о Уолдо, его странным пациентом. Он вспомнил свои подсознательные опасения, когда принимал роды. Ребенок казался достаточно здоровым, за исключением легкой синюшности. Но тогда в родильном зале многие новорожденные были синюшными. И все же он почувствовал какое-то нежелание шлепнуть его по попке. Такой шлепок служил начальным стимулом, заставляющим младенца набрать полные легкие воздуха.

Однако он сдержал свои чувства, выполнил необходимую процедуру «рукоприкладства», и только что родившееся человеческое создание заявило о своем существовании вполне здоровым криком. Больше он ничего сделать не мог. Тогда он был всего лишь молодым начинающим врачом, который жил и работал в соответствии с данной им клятвой Гиппократа. Он и до сих пор относится к ней серьезно, так, по крайней мере, ему кажется, хотя иногда и называет ее гипокритичной[7] клятвой. А тогда предчувствие все же не подвело его: в ребенке было что-то испорченное. Что-то странное, а не просто миастения гравис.

Сначала ему было жалко мальчика, может быть, потому, что он испытывал какую-то иррациональную ответственность за его состояние. Патологическая слабость, недоразвитость всей мышечной системы — вот что у него было. Не существовало практически ни одного не пораженного участка тела, ни одного сочленения, которое можно было бы заменить. В подобных случаях жертва этой болезни вынуждена лежать почти неподвижно, несмотря даже на то, что у нее есть все органы и организм функционирует. Однако процессы проходят настолько вяло и слабо, что это может вызвать лишь жалость. Человек проводит жизнь в состоянии полной прострации. Нормальный индивидуум способен испытать нечто подобное, если добежит до финиша после изнурительной пробежки через всю страну. Вряд ли существует способ облегчить такое состояние.

Пока Уолдо был маленьким, док все время ожидал, что он умрет. Ведь тот был обречен на абсолютно бесполезное существование. И в то же время как врач Гримс и множество других специалистов в самых разных областях медицины делали все возможное, чтобы ребенок выжил.

Конечно, Уолдо не мог посещать школу — и Гримс нашел сердобольных учителей. Ребенок не мог принимать участие в нормальных играх — Гримс изобрел игры, в которые можно было играть, будучи прикованным к постели. Они не только подстегивали воображение Уолдо, но и стимулировали его максимально использовать недоразвитые мышцы, выжимая из них все, на что они только были способны.

Гримс опасался, что увечный ребенок, не имея возможности пройти естественный процесс роста со всеми его особенностями, останется инфантильным. И в то же время он сознавал, всегда чувствовал — бояться этого не стоит. Юный Уолдо хватал от жизни те крохи, которые она ему предлагала: жадно учился, постоянно напрягал волю, все свои силы и желания, чтобы заставить непослушные мышцы подчиняться. Он был невероятно изворотлив и придумывал самые различные хитрости, чтобы обмануть свои мускулы, их слабость. В семь лет он нашел способ удерживать ложку двумя руками. Это давало ему, хоть и сопряженную с болью, возможность есть самому, без посторонней помощи. Свое первое изобретение в области механики он сделал в десять лет.

То было приспособление, которое держало книгу под нужным углом, контролировало освещенность, переворачивало страницы. Оно управлялось простым прикосновением кончика пальца к контрольной панели. Естественно, что Уолдо не мог построить его сам, однако он его придумал и объяснил устройство, а Фартингуэйты-Джонсы вполне могли позволить себе оплатить услуги инженера-дизайнера, чтобы воплотить в жизнь изобретение сына.

Гримс склонен был считать этот первый случай, в котором Уолдо-ребенок действовал как интеллектуальный руководитель, психологической вехой в процессе его развития, после которой Уолдо стал рассматривать весь человеческий род как своих слуг, как свои руки — настоящие или потенциальные.

— Что вас гложет, док?

— М-м… Прости, я задумался. Послушай, сынок, ты не должен грубо обращаться с Уолдо. Мне самому он не нравится, но его нужно принимать таким, какой он есть.

— Вы его таким и принимаете!

— Постой! Ты только что сказал: тебе нужны его мозги, его гениальность. Однако он не был бы гением, если бы не был калекой. Ты не знал его родителей. Они были хорошими, крепкими, умными людьми, но — ничего из ряда вон. Думаю, природные качества Уолдо были немногим выше. Но ему пришлось все время их развивать, чтобы чего-то достичь. Ему все давалось с огромным трудом. Ему пришлось быть умным.

— Конечно, конечно… Но почему он стал таким невероятно мизантропичным? Ведь большинство великих людей не такие.

— Подумай сам. В его состоянии, чтобы чего-нибудь достичь в любой области, нужно было развить твердую волю, разум, работающий только в одном направлении и абсолютно не считающийся ни с чем. Чего же еще от него можно было ожидать? Конечно, он жестокий эгоист!

— Я… Ладно, неважно. Он нам очень нужен — вот и все.

— Зачем?

Стивенс все объяснил.

Вполне определенно можно утверждать, что все, относящееся к сфере культуры — все ее достижения, ценности, организация семьи, режим питания, условия жизни, педагогические методы и приемы, социальная организация и государственные учреждения, формы правления и так далее, — обусловлено экономической необходимостью технологического развития общества. Несмотря на расплывчатость этого утверждения и его упрощенность, абсолютно ясно: многое, что было характерно для длительного периода мира, последовавшего за конституционным образованием Организации Объединенных Наций, возникло из технологий, взращенных и вызванных к жизни нуждами стран-участниц войны сороковых годов. До того времени технология лучевой передачи использовалась, за редкими исключениями, только для радиотрансляций. Даже телефонная связь осуществлялась посредством металлических проводов, протянутых от одного аппарата к другому.

Если некто в Монтерее[8] хотел поговорить с женой или партнером в Бостоне, то соединение происходило при помощи медного провода, протянутого через весь континент.

Лучистая энергия была тогда недостижимой мечтой, о ней можно было прочитать только в воскресных приложениях или комиксах. Потребовалась целая цепь или, скорее, вереница новых событий, прежде чем стало возможным отказаться от медной паутины, опутывающей весь континент. Энергию невозможно было передавать без потерь, экономно, пока не появился коаксиальный луч — результат исследований в поисках новых военных технологий.

Радиотелефонная связь не могла заменить проволочный телефон до тех пор, пока микроультраволновая технология не пробила себе дорогу в эфир. Уже тогда возникла необходимость в изобретении специальных настроечных приборов, которыми могли бы так же свободно, как телефоном, пользоваться не только специалисты, но и, скажем, десятилетний ребенок.

Лаборатории Белла решили эту проблему. А решение это привело непосредственно к созданию приемника лучистой энергии — удобного в обращении, надежно сконструированного, хорошо контролируемого. Путь к коммерческой передаче радиоэнергии был открыт. Если, конечно, не принимать во внимание того, что она все еще не была эффективной. Индустриальной революции способствовало изобретение парового двигателя. Разработка четырехтактного двигателя внутреннего сгорания сопутствовала развитию авиации. Ну а для масштабного использования лучистой энергии необходимо было найти действительно дешевый и мощный источник такой энергии. Поскольку передача ее была сама по себе неэкономичной, нужно было научиться получать энергию недорогую и в очень больших количествах.

вернуться

7

Гипокритичный — в данном случае «некритичный».

вернуться

8

Монтерей — город в Калифорнии.

53
{"b":"239257","o":1}