Мэри Сперлинг, движимая сознанием неизбежно надвигающейся смерти, предпочла обрести бессмертие в групповом эго. Столкнувшись с извечной проблемой борьбы между жизнью и смертью, она умудрилась избежать трагического конца, отказавшись от собственного «я». Мэри нашла группу, которая захотела ее принять, и присоединилась к ней.

— В связи с этим возникает множество новых проблем, — продолжал Кинг. — Поэтому мы с Заккуром и Слейтоном сочли ваше присутствие здесь необходимым.

— Да, да, конечно, но где сейчас Мэри?

Не дожидаясь ответа, Лазарус побежал в сторону лагеря, не обращая внимания на приветствия и попытки остановить его. Неподалеку от поселения он натолкнулся на одного из аборигенов.

— Где Мэри Сперлинг?

«… Мэри Сперлинг — это я…»

— Но ведь ты же не можешь… Ведь это не ты!

«…Я — Мэри Сперлинг: а Мэри Сперлинг — это я… Неужели вы меня не узнаете?… Я знаю вас, Лазарус…»

— Нет! — замахал руками Лазарус. — Я хочу видеть Мэри Сперлинг, которая выглядит, как земная жительница, как я!

Абориген с минуту колебался, но затем сообщил:

«…следуйте за мной…»

Лазарус обнаружил ее довольно далеко от лагеря; было очевидно, что она избегает других колонистов.

— Мэри!

«…мне прискорбно видеть тебя таким опечаленным… — мысленно ответила она ему. — …Мэри Сперлинг больше нет, теперь она всего лишь одна из нас…»

— О, Мэри, вернись назад! Ты ведь не можешь так со мной поступить? Ты узнаешь меня?

«…конечно же, я знаю тебя, Лазарус… это ты теперь не узнаешь меня… не печаль свою душу и не тревожь свое сердце созерцанием моей прежней телесной оболочки… теперь я уже не принадлежу вам, я одна из жительниц этой планеты…»

— Мэри! — настаивал он. — Это нужно как-то отменить! Давай уйдем отсюда!

Она покачала головой — какой странный человеческий жест! — но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Это была маска далекой отчужденности…

«… это невозможно… Мэри Сперлинг больше нет… пусть тебе это не покажется странным, но именно я говорю с тобой, однако в то же время я больше не принадлежу вам…»

— Мэри!!!

На него вдруг нахлынули воспоминания о той страшной ночи, когда погибла его мать. Лазарус закрыл лицо руками и впервые с той ночи заплакал горько и безутешно, как ребенок.

Кинг и Барстоу на том же месте ждали его возвращения. Увидев покрасневшие глаза Лонга, Кинг тихо сказал:

— Я хотел вам все рассказать, но вы наверняка не стали бы меня слушать…

— Забудь об этом, — резко оборвал его Лазарус. — Что-нибудь еще?

— Прежде, чем мы вернемся к нашему разговору, я хочу показать тебе нечто, — ответил Барстоу.

— И что же это такое?

— Пойдем, увидишь сам.

Они провели Лонга в каюту для руководящего состава. Вопреки обычаям Кланов, она была закрыта; Кинг открыл дверь своим ключом. Внутри сидела женщина, которая, едва завидев их, сразу же вышла.

— Взгляни на это, — Барстоу кивнул в угол комнаты.

В инкубаторе находилось живое существо, маленький ребенок, однако не из тех, что ему приходилось видеть раньше. Лазарус в течение нескольких минут рассматривал его, а затем сердито бросил:

— Это еще что за чертовщина?

— Посмотри внимательнее, можешь даже взять на руки. Ты не причинишь ему вреда.

Лазарус последовал совету, очень осторожно взял существо на руки и с любопытством стал разглядывать его. Он пока что не мог сообразить, что это такое. Нельзя было сказать, что то был человек, однако не походил он и на отпрысков малышей. Может быть, на этой планете существует, как и на предыдущей, какая-то неведомая раса? Ребенок был похож на землянина, но, несомненно, не был человеческим существом. У него не было ни носовых дырочек, ни выступающих ушей. Все человеческие органы находились вроде бы на своих местах, но каждый из них заканчивался защитными костными наростами, похожими на маленькие черепки. На ручках ребенка было слишком много пальцев, а возле запястья помещался еще один, самый крупный, который заканчивался пучком розовых ответвлений.

Довольно странным показался Лазарусу и торс ребенка, хотя сразу он и не сообразил, почему. Ноги заканчивались не обычными человеческими ступнями с пальцами, а роговидными основаниями, похожими на копытца; кроме того, ребенок был гермафродитом, — эдакое милое маленькое двуполое создание.

— Это еще что такое? — спросил Лазарус, хотя в его мозгу уже мелькнула страшная догадка.

— Это Марион Шмидт, — ответил Барстоу, — родившаяся три недели назад.

— Что здесь произошло, ты можешь объяснить?

— Это значит, что малыши не менее искусны в создании людей, чем в селекции растений.

— Но ведь они обещали оставить нас в покое!

— Не осуждай их слишком. Мы позволили им это сделать. Первоначальная идея состояла лишь в некоторых усовершенствованиях.

— Ничего себе усовершенствования! Ведь это же просто мерзость!

— И да, и нет. Когда я смотрю на нее, у меня все внутри переворачивается — но на самом деле это нечто вроде супермена. Строение ее тела реконструировано для придания большей эффективности, наши наиболее явные изъяны устранены, а ее органы стали куда более чувствительными. Ты не можешь сказать, что это не человек, ибо перед тобой его усовершенствованная модель. Взять хотя бы вот эту лишнюю миниатюрную руку на запястье. Ею управляет дополнительный микроскопический глаз. Когда привыкнешь к самой этой мысли, то начинаешь понимать всю ее пользу. И все же с точки зрения землян она выглядит весьма отвратительно.

— Тут каждый может испугаться, — согласился Лазарус.

— Пусть это даже и усовершенствование, но в основе своей оно бесчеловечно!

— Во всяком случае, возникают определенные проблемы.

— Да еще какие! — Лазарус вновь посмотрел на существо. — Так ты говоришь, что на этих маленьких ручках имеются дополнительные глаза? Я бы сказал, что верится с трудом.

Барстоу пожал плечами.

— Я ведь не биолог. Но ты знаешь, что в каждой клетке тела содержится полный набор хромосом. Похоже, что можно наращивать глаза, кости или еще что-нибудь в любом нужном месте, если знать, как манипулировать генами в хромосомах. Малыши знают это.

— Я не желаю, чтобы мной манипулировали!

— Я тоже.

Стоя на берегу залива, Лазарус окинул взглядом долгожителей, которые пришли на общее собрание.

— Мне исполнилось… — начал он официальным тоном, затем вдруг осекся и, позвав к себе Либби, что-то прошептал ему на ухо. Видно было, как Либби сильно смутился и что-то прошептал в ответ. Они неслышно перебросились еще несколькими фразами, и наконец Лазарус продолжил собрание.

— Мне двести сорок один год, по меньшей мере, — заявил он. — Есть ли здесь кто-нибудь старше меня? — Это была не более чем формальность; все знали, что он самый старший, а самому Лазарусу казалось, что он вдвое старше своего возраста.

— Собрание объявляется открытым, — заговорил он в микрофон через усилители, расставленные по всему побережью. — Предлагайте кандидатуры на председательствующего.

— Продолжайте, Лазарус! — крикнул кто-то из толпы.

— Хорошо, — отозвался Лонг. — Прошу вас, Заккур Барстоу.

Оператор передвинул микрофон в нужном направлении.

— Заккур Барстоу, — разнеслось на несколько миль вокруг. — Выступаю от своего имени. Некоторые из нас пришли к мнению, что эта планета, хоть жизнь на ней очень приятна, не подходит для нас. Все вы уже слышали о Мэри Сперлинг, а также видели стереофото малышки Марион Шмидт; есть у нас и другие примеры, на которых я подробно останавливаться не буду. Проблема новой эмиграции вызывает множество других вопросов, и главный из них — куда? Лазарус Лонг предлагает нам вернуться на Землю. В таком случае… — его слова заглушил гул толпы.

Лазарус призвал собравшихся к порядку.

— Никто не может насильно заставить вас возвратиться. Но если нас наберется довольно много для того, чтобы воспользоваться космолетом, то не вижу причин, почему бы этого не сделать? Я предлагаю вернуться на Землю, а кое-кто — перелететь на другую планету. Куда лететь — еще предстоит решить. Но прежде всего, я хотел бы знать, кто из вас думает, как и я, что настало время убраться отсюда?