„А ты не боишься холода?“ — спросила Кати. „Боюсь. Но Бог зовет. Я должен слушаться“. Вместе со своим секретарем Иоанном Аурифабером и сыновьями Хансом, Павлом и Мартином Лютер тронулся в путь 23 января 1546 года. Через три дня трудного пути их карета достигла Халле. Там к ним присоединился Юстас Йонас. Город лежал менее чем в пятидесяти милях к юго-западу от Виттенберга. Прежде чем отправиться дальше, Лютер написал Кати:
Мир и благодать в Господе. Дорогая Кати, мы прибыли сегодня утром в восемь часов, но не отправились дальше в Айслебен, потому что дух анабаптизма встретил нас, покрывая землю волнами воды и угрожая нам крещением… Помолись за нас и береги себя… Да благословит тебя Бог.
Мартин Лютер.
1 февраля он отправил Кати еще одно письмо. На этот раз из Айслебена:
Я желаю тебе благодати и мира во Христе и посылаю тебе свою старую несчастную, нетвердую любовь. Дорогая Кати, я чувствовал сильную слабость на пути в Айслебен, но все это по моей вине. Если бы ты была со мной, ты бы сказала, что все это по вине иудеев и их Бога… Когда я подъезжал к деревне, меня чуть не свалил такой порыв холодного ветра, что мои мозги едва не заледенели. Это только помогло моей болезни, но теперь, благодаря Богу, я чувствую себя так прекрасно, что боюсь искушения со стороны светловолосых женщин…
Твои сыновья отправились в Мансфельд позавчера… Да благословит тебя Бог и всех моих домашних. Напомни обо мне всем тем, кто садится за наш стол.
Твой старый возлюбленный, М. Л.
Читая между строк, Кати серьезно встревожилась из-за его здоровья. Если бы Меланхтон показал ей письмо, которое получил от Лютера, написанное в тот же самый день, что и письмо к Кати, у нее было бы еще больше поводов для тревоги. В том письме Лютер написал: „В дороге со мной случился обморок, и снова вернулось какое-то заболевание сердца. Я встал на ноги, собрал силы и начал потеть, чуть позже моя рубаха насквозь промокла, левая рука онемела. Думаю, следует винить мой возраст за все эти перебои в сердце и нехватку дыхания… Если юность не безопасна, то как можно доверять зрелому возрасту“.
Сильно встревоженная, Кати тут же отправила письмо мужу. (Письмо не сохранилось, но ответ на него дает нам представление о том, что она писала. Его приветствие даже позволяет догадаться о точном содержании ее письма). Отправленный из Айслебена ответ Лютера был датирован 10 февраля. Глаза Кати затуманились слезами, когда она читала:
Мир и благодать во Христе. Моя святая госпожа докторша! Я благодарю тебя за беспокойство обо мне. Как только ты начала волноваться, у нас чуть не случился пожар в харчевне… а вчера, благодаря твоим волнениям, камень чуть не упал мне на голову и не прикончил меня, как ловушка мышь… Я боюсь, что если ты не перестанешь волноваться, земля может поглотить меня… Разве ты не знаешь Катехизис…? Помолись, и пусть Бог сделает так, как написано: „Возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя“, в 54 псалме и в других местах…
Да благословит тебя Бог. Я бы с удовольствием покинул это место и вернулся домой, если на то будет воля Божья. Аминь. Аминь. Аминь.
Мартин Лютер
На следующей неделе Кати получила то, что было последним письмом от Мартина. Датированное 14 февраля и написанное в Айслебене, оно было кратким. (Это действительно было его последним письмом).
Мир и благодать в Господе. Дорогая Кати, мы надеемся вернуться домой на этой неделе. Бог был милостив к господам, которые примирились, за исключением двух или трех пунктов. Все еще предстоит много потрудиться, чтобы сделать братьев графа Альберта и графа Гебхарда настоящими братьями, сегодня я постараюсь заняться этим и приглашу их обоих ко мне, они смогут встретиться, потому что до недавнего времени они вообще не разговаривали и только переписывались…
Твои сыновья находятся в Мансфельде.[31] Иаков Лютер[32] позаботится о них. Мы едим и пьем как господа… Меня больше не мучают камни…
Кое-кто утверждает, что император находится в тридцати милях отсюда в Соесте в Вестфалии, некоторые говорят, что французы и правитель Гессе поднимают войска. Пусть они занимаются этим сколько угодно, мы надеемся на Бога. Да благословит тебя Бог.
Доктор Мартин Лютер
Встревоженная новостями о вероятности войны, Кати почувствовала прилив оптимизма, узнав о возможном скором возвращении мужа. Держа в руках бумагу, она написала несколько особых меню на следующие дни. Каждая трапеза должна была состоять из всех блюд, которые любил доктор. Затем она велела слугам убрать все комнаты, чтобы в них не было ни пылинки. Увидев нерадивую служанку, она сказала: „Доктор едет! Вы должны поприветствовать его достойно“. Она подняла швабру и показала служанке, как нужно мыть полы. „Мой муж заслуживает всего самого лучшего“, — настаивала она.
Стук каждой повозки заставлял ее бросаться на улицу. Каждый день движение было необычно оживленным. Все время проезжали телеги, нагруженные камнями и другими материалами для укрепления города. Затем, 19-го, она узнала карету мужа, на которой он уехал 23 января. Она не успела остановиться, как Кати поспешила к ней с такой скоростью, что едва не запуталась в подоле своей длинной черной юбки. Взглянув на бледные лица сыновей, она задохнулась и с трудом произнесла: „А г-где папа?“
„У нас плохие новости“, — ответил Ханс.
„Что-нибудь не так?“
„Мы все расскажем тебе дома“, — попросил он.
После того, как все уселись, Кати сказала: „А сейчас поведай мне плохие новости. Я…“
„Мне кажется, что Маргариту тоже следует позвать“, — вмешался Павел.
„Да, сестра должна быть здесь“, — согласился Мартин.
После того, как двенадцатилетнюю сестру позвали, оторвав ее от стирки, Ханс начал рассказывать о том, что случилось. „17-го отец убедил графов пожать друг другу руки и снова стать братьями. Он был очень счастлив тем, что помог решить этот спор. Но он очень устал. Понимаешь, он проповедовал четыре раза, помогал в причастии и участвовал в рукоположении двух пасторов. Он так устал, что с трудом видел.
А теперь, поскольку Павел собирается быть доктором, я предоставлю ему рассказать все остальное“.
„Днем, — сказал Павел, — отец начал жаловаться на резкие боли в сердце. Я немного испугался, но мне удалось сохранить спокойствие. После обеда в тот вечер мы пошли с ним в комнату. Он продолжал жаловаться на боль в груди и прилег. Мы стали растирать ему ноги и согрели их теплыми компрессами. Также мы согрели подушки и обложили ими его“.
„Зачем?“ — спросила Кати.
„Потому что его пульс испугал нас, и мы хотели восстановить кровообращение. Вскоре он забылся сном. Нас это ободрило. Но он проснулся около девяти часов и попросил нас помочь ему перелечь в постель в другой комнате. Там он уснул более крепким сном. Но около двух часов ночи он начал стонать. Затем он попросил нас помочь ему вернуться на кушетку.
Он так побледнел, что все мы испугались. Мы пригласили двух врачей. Но они ничем не могли помочь. Пока они наблюдали за ним, с ним случился еще один приступ. Зная, что он вот-вот покинет нас, мы все внимательно слушали и ловили каждое его слово“.
„Вы что-нибудь услышали?“ — перебила его Кати. В ее голосе слышалось нетерпение.
„Да. Медленно, но верно он процитировал отрывок из третьей главы из Иоанна, который он так любил. С трудом, но все же ясно, он проговорил: „Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную“.
Он повторил эти слова трижды. Пока все это происходило, врачи ввели ему в вену лекарство, чтобы поддержать его. Но безрезультатно. Потом я услышал, как он поручил свою душу Богу. Через минуту его глаза широко открылись, и нам показалось, что он пришел в себя. В этот момент Йонас, обращаясь к нему, спросил: „Уважаемый отец, ты готов умереть во имя Христа и учения, которое ты проповедовал?“
