Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Я дал ей кожух вместо хрустального шара, — сказал Ролло. — Просто сверкающий предмет, который помогает сосредоточиться.

— Ролло, — сказала Мэг. — Пожалуйста, прости меня, Ролло. Я надеялась, что ты никогда не узнаешь. Сынок и я знали, но не говорили тебе.

— Вы хотите сказать, — вмешался Д.и П., — что мозг робота все еще живет в кожухе и что когда тело робота дезактивируется или уничтожается, мозг его продолжает жить…

— Не может быть! — напряженным голосом воскликнул Ролло. — Он не может ни слышать, ни видеть. Он закрыт внутри…

— Верно, — сказала Мэг.

— Тысячу лет. Больше тысячи лет.

Кашинг сказал:

— Ролло, нам всем жаль. В тот вечер, когда ты впервые показал кожух робота Мэг, — помнишь? — она почувствовала, что мозг жив. Рассказала мне, и мы согласились, что тебе не следует знать об этом. Видишь ли, мы ничего не можем сделать.

— Их миллионы, — сказал Ролло. — Лежащие в таких местах, где их никогда не найдут. Собранные в пирамидах племен. Детские игрушки, которые катают по земле…

— Будучи роботом, я сожалею вместе с вами, — сказал Д.и П. — Я тоже потрясен. Но я согласен с этим джентльменом, что мы ничего не можем сделать.

— Мы можем дать им новые тела, — сказал Ролло. — Можем хоть вернуть им зрение и слух. И голос.

— Кто сделает это? — горько спросил Кашинг. — Кузнец в кузне земледельческого племени? Жестянщик, который готовит наконечники?

— И все же, — сказал Д.и П., — этот мозг, изолированный все эти годы, сумел ответить, когда его коснулся человеческий разум. Ответить и помочь.

— Я видела пауков и мошек, — сказала Мэг, — но они ничего для меня не значили. Когда мы стали работать в паре с сознанием робота, то они стали чем-то иным — рисунком, в котором кроется значение, хотя я его не поняла.

— Я думаю, — сказал Д.и П., — что здесь кроется надежда. Вы достигли банка информации; вы почувствовали наблюдения; вы смогли превратить их в видимые формы.

— Не вижу, чем это поможет нам, — сказал Кашинг. — Видимые формы бессмысленны, если их нельзя интерпретировать.

— Это лишь начало, — возразил Д.и П. — Во второй раз, в третий, в сотый раз значение может стать ясным. Если бы у нас была сотня чувствующих, чтобы каждый был связан с мозгом робота…

— Прекрасно, — сказал Кашинг, — но откуда мы знаем, что это подействует? Если бы мы смогли восстановить систему возврата информации…

— Я использую ваши же слова, — сказал Д.и П. — Кто это сделает? Кузнец или жестянщик? И даже если мы восстановим эту систему, откуда мы знаем, что сумеем прочесть данные и интерпретировать их? Мне кажется, что вариант с чувствующими дает лучшую возможность…

— Со временем, — сказал Кашинг, — мы могли бы найти людей, которые нашли бы способ починки. Если бы были схемы и диаграммы…

— Здесь есть схемы и диаграммы. Я размышлял над этим, над схемами, но для меня они не имеют значения. Вы говорите, что умеете читать?

Кашинг кивнул.

— В университете есть библиотека. Но от нее мало проку. Она подверглась чистке и сохранила лишь написанное за несколько столетий до Катастрофы.

— Здесь есть библиотека, которая избежала этой участи, — сказал Д.и П. — Здесь достаточно материала для обучения людей, которые восстановили бы систему.

Заговорил Эзра:

— Я пытаюсь следить за обсуждением, но получается с трудом. Как будто есть две возможности: восстановить систему или использовать чувствующих. Я сам чувствующий, как и моя внучка, но боюсь, мы не сможем помочь. У нас специализированная чувствительность. Внучка стремится к обобщениям, а я настроен только на растения. Боюсь, что то же самое будет и с другими чувствующими. Вероятно, их много разновидностей.

— Верно, — сказал Кашинг. — Уилсон посвятил главу своей «Истории» росту чувствительности после катастрофы. Он считал, что технология сдерживала развитие чувствительности. После падения технологии число чувствующих увеличилось.

— Возможно, это и так, — сказал Эзра, — но среди них найдется мало таких, которые смогут сделать то же что и Мэг.

— Мы забыли о мозге робота, — сказала Мэг. — Я думаю, дело не в моей чувствительности, а в нем. Я просто направляла его мозг, давая ему возможность проникнуть в банк информации и увидеть то, что там находится.

— Эта тема печальна для меня, — сказал Ролло, — но думаю, что Мэг права. Не люди — чувствующие, а мозг робота даст нам ответ. Мозги много столетий были замкнуты в себе. В одиночестве они продолжали функционировать. Поскольку внешних стимулов не было, они обратились внутрь. Они продолжали мыслить. Совершенствовали эту свою способность. Ставили перед собой проблемы и пытались их разрешить. Они развили свою особую логику. У них обострился интеллект.

— Согласен, — сказал Эзра. — Для меня это имеет смысл. Нам нужны чувствующие, которые могли бы работать с мозгами роботов, служить их интерпретаторами.

— Ладно, — сказал Кашинг. — Нам нужны мозги и чувствующие. Но я думаю, нужно подыскивать и людей, которые смогли бы восстановить систему. Ты говоришь, здесь есть библиотека?

— Только специальная и научная техническая литература. Но нужны люди, которые умеют читать.

— В университете их сотни, — сказал Кашинг.

— Вы думаете, мы должны подойти к проблеме с двух сторон?

— Да, — сказал Кашинг.

— И я считаю так же, — сказал Эзра.

— И что же мы получим, если нам повезет с этим? — спросил Кашинг. — Базис, для новой человеческой цивилизации? Способ поднятия из варварства и вступления на прежний путь технологии? Ведь если мы восстановим систему выдачи информации, а план с чувствующими не удастся, мы вынуждены будем вернуться к технологии, а мне это не нравится.

— Неизвестно, что мы обнаружим, — сказал Д.и П. — Но мы должны пытаться. Нельзя стоять на месте.

— У тебя должна быть хоть какая-то идея, — настаивал Кашинг. — Ты говорил с вернувшимися исследователями перед тем, как передать их информацию в банк.

— Я говорил с большинством из них, но мои знания поверхностны. Только слабое указание на то, что мы можем найти. Многое не имеет значения. Роботы-исследователи были запрограммированы на посещение только таких планет, где может возникнуть жизнь. Если их рецепторы не обнаруживают признаков жизни, они не тратят времени. Но даже на тех планетах, где возникла жизнь, не всегда есть разум или аналог разума. Впрочем, это не значит, что на таких планетах нельзя найти что-либо достойное.

— Но на некоторых планетах есть разум?

— Да. И на очень многих. Обычно это странный разум. В некоторых случаях — пугающий. Например, в пятистах световых годах от нас находится то, что можно бы назвать галактическим штабом. Впрочем, это чисто человеческое и потому неверное восприятие. В другом месте, несколько ближе к нам, живет настолько развитая раса, что человечество восприняло бы ее как бога. Я думаю, она особенно опасна человечеству — вы склонны верить в богов.

— Но ты считаешь, что мы могли бы найти факторы, которые помогут человечеству восстать из праха.

— Я уверен в этом, — сказал Д.и П. — Как я вам сказал, у меня лишь поверхностное впечатление о том, что принесли исследователи. Да и то не обо всем. Но вот что я помню: машина счастья, метод, позволяющий производить счастье и удачу; место смерти огромной конфедерации союзников, и туда отправляются умирать и оставляют весь свой умственный багаж, его можно восстановить, если необходимо; уравнение, которое мне непонятно, но в котором заключен способ путешествия быстрее света; разум, научившийся жить где угодно, а не только в материи мозга; математика, в которой много общего с мистикой и которая использует мистику. Может, мы ничего из этого не сумеем использовать. Но это лишь примеры. Там еще много другого, и я уверен, что многое будет нам полезно.

Впервые заговорила Элин:

— Мы стоим лишь на краю. И видим все несовершенно. Хватаемся за частички и не можем представить себе все. Есть такие великие понятия, которые нам еще недоступны. Мы не замечаем того, чего не можем понять.

30
{"b":"23919","o":1}