Он покрылся потом, размышляя над этими вопросами.

Феррис был совершенным. Нужно быть совершенным и безжалостным, чтобы возглавлять «Охрану». Его ненавидели с первого взгляда, и страх был необходимым фактором, чтобы противодействовать ненависти.

«Охрана» была необходима. Гильдия — громоздкая организация, и ее нужно было держать в руках. Интриги должны вырываться с корнем. Уклонизм — сделки с другими гильдиями — должен быть уничтожен раз и навсегда. В лояльности любого ее члена не должно быть никаких сомнений, и для эффективности всего этого нужна железная рука.

Блэйн хотел опереться на стол, но вспомнил, что Феррис велел ему ни до чего не дотрагиваться.

Он отдернул руку и опустил ее, что показалось неуклюжим и неестественным. Он заложил руки за спину и стал покачиваться взад и вперед.

Он нервничал.

Он резко обернулся посмотреть на Гизи, опущена ли его голова на грудь, стискивают ли руки подлокотники. На секунду Блэйн представил себе, что Гизи вовсе не мертв, что он поднял голову и глядит на него. И если бы это было так, то Блэйн удивился бы.

Но удивляться не пришлось. Гизи по-прежнему был мертв.

И теперь, впервые за все время, Норман Блэйн начал смотреть на него в связи с кабинетом — не как на единственно интересное, но как на человека, который сидит в кресле, которое стоит на ковре, который лежит на полу.

Раскрытая ручка Гизи валялась на столе перед ним, словно прокатившись по листу бумаги. Очки Гизи лежали возле ручки, с другой стороны стоял стакан с остатками воды на дне, возле него лежала пробка от графина, из которого Гизи совсем недавно налил в стакан.

А на полу возле ноги Льва Гизи лежал единственный листочек бумаги.

Блэйн стоял, глядя на него, и думал, что это такое. Это какой-то бланк, решил он, и на нем что-то написано. Он обогнул стол, чтобы лучше его разглядеть, движимый нелогичным любопытством.

Он наклонился, чтобы прочесть написанное, и в глаза бросилось имя: НОРМАН БЛЭЙН!

Он наклонился еще ниже и поднял листок с ковра. Это был приемный бланк, датированный позавчерашним днем, и он указывал Нормана Блэйна как начальника отдела «Записей Снов». Приказ вступал в силу с полуночи сегодняшнего дня. На нем стояли должная подпись и печать.

Дело Джона Реймера, подумал Блэйн, то, о чем несколько недель шептались по всему Центру.

На секунду он почувствовал торжество. Выбрали его. Он был подходящим для этой работы! Но это было больше, чем торжество. У него была не только работа, у него были ответы на вопросы, которые ему зададут.

Почему вас вызвали? — спросят его. Теперь он может ответить. С этим документом в кармане он может ответить.

Но у него мало времени. Он положил листок на стол и свернул его на треть, заставив себя потратить время, чтобы сделать это тщательно. Затем так же тщательно он свернул на треть другой листок и положил его в карман. Потом повернулся к двери и стал ждать.

В следующую секунду в кабинет вошли Пауль Феррис и с полдюжины его головорезов.

Феррис был ловким чиновником. Он был первоклассным полицейским и обладал преимуществом, выглядя, как преподаватель колледжа. Некрупный. Волосы гладкие, а глаза утомленно смотрят из-под очков.

Он удобно развалился в кресле за своим столом и сложил руки на животе.

— Я должен задать вам несколько вопросов, — сказал он Блэйну. — Естественно, только для протокола. Причиной смерти послужило вроде бы самоубийство. Яд. Мы не знаем, какой именно, пока Док не проведет вскрытие.

— Я понимаю, — сказал Блэйн.

И подумал: конечно же, я понимаю. Только я знаю, как вы работаете. Убаюкиваете человека, затем бьете его по животу.

— Мы с вами долго работали вместе, — продолжал Феррис. — Не совсем вместе, но под одной крышей и для одной цели. Я знаю, что мы будем продолжать тот же курс.

— Ну, конечно, — сказал Блэйн.

— Насчет встречи, — продолжал Феррис. — Вы сказали, что получили назначение в учрежденческом конверте.

Блэйн кивнул.

— Сегодня утром он был в моей мусорной корзине, я полагаю. Я, кажется, больше ничего туда не выкидывал.

Это было достаточно верно: он ничего не выкидывал в корзину за последний час. И еще одно — внутриведомственная корреспонденция не регистрировалась.

И еще одно: уборщицы опустошали корзины с мусором ровно в 11.30, а сейчас была четверть первого, и все, что было в его корзине, уже сгорело.

— Вы положили бланк в карман и забыли о нем?

— Я о нем не забыл, но в это время у меня был посетитель. Затем, когда посетитель ушел, пришли два фабрикатора. Я проработал с ними парочку пунктов, когда позвонил Гизи и попросил меня зайти.

Феррис кивнул.

— Вы думаете, он хотел поговорить с вами о вашей новой должности?

— Да, я так и подумал.

— Говорил ли он об этом прежде? Вы знали о надвигающемся повышении?

Норман Блэйн покачал головой.

— Это было настоящим сюрпризом.

— Конечно, счастливым?

— Естественно. Это лучшая работа. Более высокий оклад. Всякий хочет продвигаться.

Феррис принял задумчивый вид.

— Вас не удивляет довольно странная процедура назначения — в особенности на ключевую должность — пришедшая во внутриведомственном конверте?

— Конечно. Я думал об этом все время.

— И ничего не сделали?

— Я уже говорил вам, — повторил Блэйн, — что был занят. И что, по-вашему, я должен был сделать?

— Ничего, — сказал ему Феррис.

— Я так и думал, — сказал Блэйн. И подумал: сделай что-нибудь с этим, если сможешь.

Он почувствовал радостный подъем и подавил его. Еще слишком рано.

В этот момент не было ничего, что мог бы сделать Феррис — совершенно ничего. Назначение было подписано и оформлено по всем правилам. С будущей полуночи он, Норман Блэйн, становится начальником отдела «Записей», приняв эту должность от Реймера. Только доставка назначения была произведена не по форме, но никаким способом в мире Феррис не мог доказать, что Блэйн не получил ее по внутриведомственной почте.

Он коротко подумал, что бы случилось, если бы Гизи не умер. Пришло бы тогда назначение или было бы аннулировано где-то на линии? Или какое-то давление могло бы заставить его передать назначение кому-то другому?

Феррис продолжал:

— Я знаю, замена должна произойти. У Реймера возникли… ну, небольшие трудности. Это не прошло мимо моего внимания, и я говорил об этом Гизи. Было еще несколько кандидатур. Мы говорили об этом, он упомянул вас среди нескольких человек, которым можно доверять, но больше ничего не сказал.

— Вы не знаете, что он решил?

Феррис покачал головой.

— Нет, но я рад, что он выбрал на этот пост именно вас. Вы тот человек, с которым мне хотелось работать. Мы еще встретимся. Нам нужно поговорить об этом.

— В любое время, — сказал Блэйн.

— Если у вас есть время, как насчет того, чтобы зайти ко мне сегодня вечером? Когда хотите, я буду дома весь вечер. Вы знаете, где я живу?

Блэйн кивнул и поднялся.

— Не волнуйтесь об этом деле, — сказал Феррис. — Лев Гизи был хорошим человеком, ни есть и другие хорошие люди. Мы все думаем о нем. Я знаю, может показаться шокирующим говорить о нем так… Он на секунду заколебался, потом продолжал: — Не беспокойтесь ни о каких изменениях в вашем назначении. Я поговорю с тем, кто заменит Гизи.

— Как вы думаете, кто это будет?

Феррис моргнул несколько раз, затем его взгляд стал твердым и неподвижным.

— Понятия не имею, — резко сказал он. — Я понятия не имею, кого они выдвинут.

Чтобы ты да не имел! — подумал Блэйн.

— Вы уверены, что произошло самоубийство?

— Абсолютно, — сказал Феррис. — У Гизи была любовная история, а он женат. — Он встал и взял фуражку. — Мне нравятся люди, которые улавливают все с ходу. Продолжайте в том же духе, Блэйн. Нам вместе работать.

— Я в этом уверен.

— Не забудьте о вечере.

— Мы с вами встретимся, — сказал ему Блэйн.

Болтун захватил Нормана Блэйна, когда тот поставил машину на стоянку этим утром и покинул площадку. Блэйн не мог представить себе, как он проник сюда, ни он был здесь и поджидал свою жертву.