Появление мое было громовым ударом для турок; потеряв надежду, они не решились вступить в бой с приведенными мною свежими войсками, и в беспорядке обратились в бегство. Мы ворвались на штыках в деревню Фули. Оттоманская армия в совершенном расстройстве перешла за Иордан через мост в Гиз-Эль-Мезание и отступила к Дамаску.

Эта победа произвела столь сильное впечатление на неприятелей, что они не смели больше беспокоить вашу армию во все время осады. Я оставил Клебера в Назарете, а с остатком войска возвратился к Акре.

Осада продолжалась деятельно, но безуспешно. Турки с помощью англичан из эскадры Синдея Смитта, под руководством Фелиппо и Тромлена защищались превосходно. Уже пять приступов были отбиты, когда флотилия, снаряженная в Родосе, привезла осажденным съестные припасы и знаменитый корпус, устроенный по-европейски Гуссейн-пашой(19). Думая предупредить высадку этого корпуса, я сделал шестой приступ 8-го мая. Мы были еще раз отражены и уже теряли надежду овладеть городом. Упрямо продолжая осаду, я мог бы погубить мою небольшую армию; это заставило меня готовиться к отступлению.

Я так мало привык к неудачам, что не мог решиться начать отступление, не испытав еще раз счастья. Клебер присоединился ко мне со свежим войском, и это давало мне надежду взять крепость, в которой пробиты были широкие бреши. 10-го мая утром и вечером, в седьмой и восьмой раз повторил я атаку. Рвение солдат моих, казалось, удвоило их силы, но ничто не могло преодолеть упорного мужества осажденных.

Я снял осаду 21-го мая и возвратился в Египет. Дорогой мы совершенно разорили страну, как для того, чтобы воспользоваться представляемыми ей средствами к обеспечению перехода через степь, так и для того, чтобы уничтожить те пособия, которые мог найти неприятель, направляясь к границам Египта. Я взял всех больных и раненых. Только пятьдесят из них должно было оставить на жертву свирепому Джезару, потому что, зараженные чумою, они не могли за нами следовать. Чтоб избавить их от мучительной смерти, я велел отравить их опиумом. Меня и тут упрекают в жестокости; признаюсь, что я был не прав; но не из одного ли человеколюбия решился я поступить так? И какую выгоду могла принести мне смерть этих несчастных? Я поступил с ними, как бы желал, чтобы со мною поступили в подобном случае, и никогда не думал, чтобы этим мог дать врагам моим еще предмет для злословия. Мне следовало бы оставить их на произвол судьбы и жестоких турок.

Возвратясь в Египет, я направился с главными силами к Каиру, куда и прибыл 14-го июля; Клебер снова занял Дамиетту. Я оставил сильный гарнизон в Катихе в продолжение похода в Сирию, Дезе окончил покорение верхнего Египта, я сражением при Семангу довершил поражение мамелюков.

Дурной успех предприятия моего в Сирии поставил меня еще в большую необходимость вступить в переговоры с главами духовенства, чтобы действовать на умы черни. Возвратясь из Сальшиха, я предложил им издать фетву, которая бы повелевала народу присягнуть в повиновении главнокомандующему. Это предложение привело их в трепет; старейший из них отвечал мне: зачем сами вы с вашим войском не сделаетесь мусульманами? 100 000 человек сбегутся тогда под ваши знамена и, устроив их по-вашему, вы восстановите аравийское государство и покорите восток. Обрезание и запрещение пить вино были единственными препятствиями, которые я противопоставлял им. Стали рассуждать о том, как бы устранить их, и наконец положили, что можно быть мусульманином и пить вино, искупая это преступление благодеяниями. Я начертал тогда план мечети, большей, нежели существующая в Жемиль-Эль-Азаре, как бы желая оставить памятник обращения нашей армии в мусульманскую веру. Но на самом деле я хотел только выиграть время. Фетва о всеобщем повиновении была обнародована шейхами, объявившими меня поклонником пророка, покровительствуемым свыше. Разнеслась молва, что через год все войско наденет чалму; солдаты скоро почувствовали благодетельные последствия этой хитрости, весьма невинной и извинительной в том положении, в котором я находился; в конце июля мамелюки снова показались в нижнем Египте, и Мурад-Бей спустился по берегу к Гизеху. Между тем как я делал распоряжения, чтоб встретить его, мне дали знать, что 15 000 турок, прибыв на судах из Родоса, сделали высадку на полуостров Абукир и завладели уже крепостью этого имени. Я чувствовал необходимость разбить этот корпус, прежде чем к нему присоединятся мамелюки и восставшие против нас туземцы; 24-го июля часть армии, назначенная для этой экспедиции, собралась у колодцев между Александрией и Абукиром. На другой день я атаковал турок.

Они более всего надеются на кавалерию; но у них не было этого рода войск, потому что они прибыли водой. На этом основал я план моей атаки. Две линии укреплений, которыми заградили они полуостров, были взяты, несмотря на упорное сопротивление неприятеля. В тоже время Мюрат успел прорваться с несколькими эскадронами между линий и довершил поражение. Все бросились к берегу, спеша достигнуть судов своих, но не успели: спасшиеся от штыков погибли в волнах. Из 12 или 13 000 избежали смерти всего 2 000 человек, запершихся в крепости и 200 взятых в плен вместе с пашой, начальником всего отряда. Мы потеряли около 1 000 человек выбывшими из строя. Эта победа принесла мне тем более удовольствия, что она некоторым образом омыла стыд поражения нашего флота при Абукире. Сильно бомбардированная нами крепость сдалась 2-го августа.

Успехи эти так упрочили наши завоевания в Египте, что достаточно было получать ежегодно 5 или 6 000 войска в подкрепление, чтобы удержаться в этой стране.

Между тем события гораздо важнейшие привлекли мое внимание. Еще под Сен-Жан-д'Акром узнал я о новой коалиции против Франции. Потом, через Сиднея Смита, получила мы несколько английских журналов и французскую франкфуртскую газету, в которых описаны были поражения войск наших в Италии и на Рейне, и беспрестанные перевороты во Франции, доведшие Директорию до совершенного уничижения.

Я получил также извещение от правительства, которое сообщало мне, что адмирал Брюи вышел из Бреста, чтобы соединиться с испанской и тулонской эскадрами, очистить Средиземное море и перевезти обратно египетскую армию, если того потребуют обстоятельства. Меня снова уполномочивали возвратиться во Францию. Брюи не показывался, и должно было думать, что английский флот не допустил его до берегов Африки.

Я чувствовал себя способным возвратить отечеству его недавнюю славу, победы и благоденствие мира внешнего и внутреннего. Все показывало, что в умах уже потухли гибельные идеи революции и что настала минута окончить ее, завладев её наследием. Нужно было торопиться, чтобы кто-либо другой не опередил меня. Ничто не удерживало меня в Египте. Все распоряжения были уже сделаны, чтоб основать колонию в этой завоеванной стране; Клебер был не менее меня способен довершить исполнение предприятия. Я мог гораздо более принесть пользы моему отечеству, служа в Европе. Теперь же настала самая удобная минута для удаления из Египта: слава моя, помраченная неудачею сирийской экспедиции, была восстановлена в прежнем блеске победою при Абукире. Не теряя времени, я велел изготовить небольшую эскадру из четырех судов и отплыл с ней 24 августа, оставив Клеберу главное начальство над войсками в Египте.

Многие обвиняли меня за этот отъезд и весьма несправедливо. Во-первых, я был уполномочен Директорией возвратиться. Во-вторых, если бы экспедиция была безуспешна, то стоило только подписать условия, на которых оставляли мы страну, что всякий мог исполнить не хуже меня; если же она могла продолжаться с успехом, то Клебер был способен бороться с остававшимися там врагами. Этот генерал, с его деятельным, возвышенным умом, с его образованием и храбростью, был, сверх того, одним из первых красавцев в Европе. Он мог служить идеалом Марса. Пылкий, ужасный в битвах, спокойный и холодный в суждениях, великий администратор, любимый солдатами, он походил во всем на маршала де Сакса. Если он не имел случая стать в ряд величайших полководцев, то, по крайней мере, обладал всеми нужными для этого достоинствами. Быть может, он не понимал стратегии во всей обширности её соображений; но он достиг бы и этого с его гениальным умом, приучившись со временем к обязанностям высшего начальника.