Махададжи-Синдхия был поддержан в своих действиях войском европейским, или лучше сказать, устроенными обученным по-европейски де Буанем, савойским офицером(6). Этот знаменитый Маратт умер в 1794 году, и племянник его Даулат-Рау, хотя не наследовал способностей дяди, но, придерживаясь его системы, удержал свою власть в Моголе и даже успел в 1796 году распространить свое могущество до владений Пейшвы, посадив на престол пунахский Баджи-Рао, который и оставался постоянно в совершенной его зависимости. После де Буаня, начальство войска было вверено генералу Перрону. Оно состояло из пяти бригад, совершенно устроенных по-европейски, из 34 000 хорошо обученной пехоты и многочисленной кавалерии.
Третье государство Мараттов, управляемое раджой Берарским, лежало к северу от Декана. Хотя оно уступало в могуществе двум первым, однако же было одно из сильнейших в союзе. В Мальве царствовал род Голькара; кроме того Мараттами управляли до двадцати мелких владельцев, независимых от главных государств.
Из этого видно, что Маратты составляли сильный союз, довольно похожий на германскую империю, от которой они отличались постановлениями, силою главных государств и частыми изменениями, следствием внутреннего устройства каждого и обычаев востока. Индийский союз этот имел в самом деле странной состав. Главный, наследственный раджа, обладавший обширнейшими областями без полновластия над ними, окружен был владениями двух своих сановников, которые, мало того, что сделали свои должности также наследственными в своем потомстве, делили еще между собою земли государя.
Но великий Могол был еще более достоин сожаления. Он раздавал короны, и не мог ни одной удержать для себя. Это был, так сказать, государь без подданных, деспот, который не мог заставить себе повиноваться. Он продавал право неограниченной власти в своих провинциях; был беден, хотя вся монета в Индостане чеканилась с его изображением; хвастал тем, что имел данниками сильных государей, хотя от их великодушия зависели даже средства его содержания.
Тонкая политика лорда Клайва, глубокий макиавеллизм Гастингса, и мудрые действия лорда Корнуолиса(7) достигли своей цели. Они заставили компанию обратить все внимание на многосложные разнородные выгоды этих земель, и с видом миролюбия брать участие в их распрях. Она всегда являлась посредницей, помогала слабейшему для того, чтоб поделиться с ним добычей, приобретенной от сильнейшего, который становился ей опасен. Таким образом, с помощью Мараттов и Низама, победила она в 1792 году Типо-Саиба, которому не могла простить его посольства к Людовику XVI, имевшего целью вытеснить ее из Индии.
Два года спустя Маратты сделали с двухсоттысячной армией нападение на Низама, и покорили часть его владений, в то время, когда компания, усыпленная своими успехами, не думала помогать этому государю, бывшему под её покровительством.
Недовольный ли слабым участием компании, или желая, может быть, возвратить свою независимость, он поручил одному офицеру, Раймонду, устроить для него 15 000 армию по-европейски, и на содержание её отдал ему богатую провинцию.
Типпо-Саиб дышал мщением после несчастного договора в Серингапатнаме, лишившего его половины владений. Франция, раздираемая безначалием, потерявшая Пондишери, совершенно пренебрегала теми выгодами, которые легко бы приобрела, если бы воспользовалась ненавистью государств Индостана к английской компании. Ни одного человека, ни одного корабля не послала она в Индию, и, судя по беспечности губернаторов Иль-де-Франса, можно было думать, что они не знают даже о существовании обоих полуостровов Ганга. Трюге был единственный человек, который предложил в 1796 году подать помощь мизорскому султану, но проект его, основанный на возможности устроить в Иль-де-Франсе несколько батальонов из негров, остался вовсе без исполнения. Для достижения желанной цели необходима была хотя малая часть старых войск, а республиканское правительство не сделало для этого никаких распоряжений.
Несколько искателей приключений едва не исполнили того, что было оставлено без внимания Людовиком XVI из слабости, и комитетом общественного спокойствия из неопытности в управлении колониями. Риппо, корсар, брошенный на берег Мангалоры, был приведен к Типпо-Саибу, известил его о победах республиканских войск, и пробудил в нем надежду получить помощь от старых союзников своего отца. Султан отправил посольство в Иль-де-Франс с предложением союза Директории, столь хорошо обдуманного, что ни один европейский дипломат не нашел бы в нем ничего, кроме обоюдных выгод. Ответ губернатора, Малартика(8), доказывает, что он не сумел оценить замыслы Типпо-Саиба; он отправил однако к нему человек тридцать унтер-офицеров и артиллеристов, заставив отпускать им большое содержание; но они унизили только французский мундир своими революционными выходками, и своим поведением дали компании предлог напасть на султана. Все заставляет думать, что Директория вовсе не получала достоверных сведений об этих происшествиях.
Между тем Типпо-Саиб старался потушить раздоры Мараттов и вооружить Пейшву и Синдхия против компании; простирая свои виды еще далее, он искал даже союза с Заман-Шахом.
Силы этих государств в совокупности могли составить 50 000 человек, устроенных по-европейски и сверх того 300 000 вооруженных индейцев. Если бы смелое войско Мараттов, рыцарская храбрость Раяпутов(9) и честолюбие всех владельцев приняли одну общую цель, и совокупно устремились к освобождению Индии: то нет никакого сомнения, что такое грозное ополчение восторжествовало бы над Англией, особенно, если бы еще была там хоть одна французская дивизия с опытным начальником, который бы мог управлять союзными войсками и распоряжаться всеми их действиями.
Компания была тогда в союзе только с двумя или тремя незначительными набобами и Низамом; но и сей последний, отослав обратно английские батальоны своей гвардии, и вверясь совершенно Раймонду, заставлял думать, что он, рано или поздно, примет политику своего предшественника, сражавшегося под знаменами Гидер-Али-Хана.
Но компания была уже сама по себе страшна, потому что три президентства, ее составлявшая, равнялись трем сильным государствам. Главнейшее, включая Калькутту, Бенгаль, берег Орикса и богатую равнину от Ганга до Уда, было средоточием владений и не уступало самой Англии ни в могуществе, ни в богатствах. Второе, в Декане, состояло из земель, окружавших Мадрас, главный город его, и наконец третье, в Бомбее, заключало Суратский и Малабарский берега, и сверх того конторы, основанные у Персидского залива. Войско их могло простираться до 25 000 европейцев и 60 000 хорошо обученных сипаев.
Таково было положение Индии в то время, когда я решился открыть с ней прямое сообщение. Я был уверен, что это вернейшее средство поразить Англию в сердце, потому что тогда Индия была для нее все. Потеряв владения на твердой земле Америки, она не могла более властвовать на этом богатом полушарии. Египетская экспедиция имела три цели: основать французскую колонию, которая могла бы заменить для республики С. Доминго и все острова, доставлявшие ей сахарный тростник; открыть мануфактурам путь к сбыту своих изделий в Африке, Аравии и Сирии, и передать в руки нашей торговли все товары этих стран; наконец, основать операционную базу в Египте, чтобы двинуть на Инд 50 000 войска и произвести восстание Мараттов, индусов, мусульман, народов, одним словом, всех притесняемых компанией в этой обширной стране. Хорошая армия, составленная частью из европейцев, частью из новонабранных жителей тропических стран, с 10 000 лошадей и таким же числом верблюдов, имеющая с собой на 50 или 60 дней жизненных припасов, на 5 или на 6 дней воды, и артиллерию из 150 полевых орудий с двойным запасом зарядов, могла бы месяца в четыре достигнуть берегов Инда. Песчаные степи и пустыни не препятствуют походу войска, при достаточном количестве верблюдов и дромадеров.
