Иго Венеции было не так тягостно для народа, как для высших сословий подвластных ей областей. Нет ничего нелепее, как преобладание одного города над целым народом, если управление не разделено между этим городом и высшим сословием других частей государства; такая олигархия, как в Берне и Венеции, ненавистна, тягостна. Единственная благоразумная форма республики, где республика уже существует — есть правление аристократическое, подобное тому, какое было в Риме, когда все латины получили право гражданства. Если бы венецианский сенат заблаговременно предложил 30 сенаторских мест лучшим дворянским домам Брешии, Бергамо, Вероны, Виченцы, Падуи и Тревизы, мы не имели бы никакого влияния на жителей этих областей. Но вместо того, чтобы благоразумною уступчивостью отстранить грозу, он принял меры другого рода; возмутил жителей гор окрестностей Сало против Брешии и поддерживал их войсками генерала Фиораванти. Дошло до кровопролития; бунтовщики взяли Сало; но патриоты, с помощью наших войск и цизальпинцев, снова отняли город. В то же время сенат набрал и вооружил от 8 до 10 000, усилил свое войско, и снаряжал грозную флотилию для прикрытия лагун Венеции.
В нашем положении нужно было или привлечь Венецию на нашу сторону, или заставить ее бездействовать. Сенат прислал ко мне Пезаро для объяснений, касательно беспорядков в Брешии. Я старался убедить его в том, как необходимо Венеции принять наш союз, изменив несколько правление, и даже дал ему почувствовать, как опасно ей перейти на сторону наших противников, объяснив, что ранее двух недель я вытесню австрийцев из Фриуля и займу Каринтию.
Но решение сената было уже принято. Он слишком ненавидел нас, чтобы согласиться вступить в союз; но слишком боялся и нас, и влияния венского кабинета, чтобы перейти на сторону Австрии. Он выказал только храбрость труса, приготовляясь к обороне, и обещая поддерживать до последней крайности права нейтралитета. Но этим трудно было обмануть меня, потому что с обеих сторон взаимная вражда была слишком велика: Венеция сохранила бы нейтралитет, пока я оставался бы победителем; одно сомнительное дело в Норических Альпах, и 20-тысячная венецианская армия, усиленная ополчениями поселян, напала бы на наш тыл, уничтожила бы наши депо, и отрезала бы нам отступление.
Это положение дел не тревожило бы меня, если бы Директория закончила переговоры с сардинским королем, потому что тогда я мог бы принудить Венецию к бездействию, оставив против нее 10 или 12 тысяч; но Туринский двор требовал, чтоб ему уступлена была хотя бы часть Ломбардии; а Директория не хотела связать себя; потому что в таком случае она должна была поставить уступку этой области непременным условием мира с Австрией. Напрасно Директория затруднялась этим: подобная статья договора всегда бывает условна; невозможного сделать нельзя; и если бы Австрия изъявила упорное несогласие, мы могли дать вознаграждение Сардинии из завоевании наших на правом берегу По.
Между тем эрцгерцог прибыл уже на Пиаве, а три дивизии, шедшие к нему через Тироль с Рейна, были еще далеко: Бернадотт и Дельма уже 8 дней как присоединились ко мне, а подкрепления австрийцев еще были в Баварии. Пользуясь этим состоянием неприятеля, я решился напасть на него, не обращая внимания на двусмысленное положение Венеции. Дивизия Виктора(3), оставленная в Анконе, чтобы понудить папу к исполнению договора, получила приказание возвратиться на Эч и прикрывать мои сообщения. Я двинулся с дивизиями Массены, Бернадотта, Серюрье и Ожеро (которой командовал в это время генерал Гюйё), составлявшими 38 000. Под начальство Жубера назначил я, кроме той дивизии, которою он командовал при Риволи, дивизии Бараге-д'Иллье и Дельма.
С берегов Минчио мне представлялось два пути внутрь Австрии: первый на север, через долину Эча, то есть, через Тироль; второй на восток, через Фриуль и Карниолию. Эти две операционные линии, пересекаясь, составляют прямой угол, в вершине которого стоит Верона; обе они были заняты неприятелем, а потому мне нельзя было избрать исключительно одну из них, не подвергая своего фланга и тыла нападению той части неприятельского войска, которая бы действовала по другой. Дорога через Тироль представляет более затруднений наступающему, и не так прямо ведет в сердце родовых австрийских земель, притом узкие долины этого пути не позволили бы мне развернуть все мои силы. Дорога через Фриуль была удобнее, но зато тут нельзя было пройти к Удине, не открывая своего тыла неприятелю, если бы тот двинулся через Тироль; чтобы избежать этого, мне необходимо было двинуть значительный силы вверх по Эчу, с целью удерживать неприятеля в Тироле. Отряд этот мог примкнуть к Главной армии через долину Дравы, как бы нарочно созданную для подобного движения; этот способ действия наиболее согласовался с расположением театра войны; только удачное соединение сил у Клагенфурта было довольно затруднительно.
Но, хотя местность представляла неудобства, зато она имела и выгоды для наступающего. Если бы неприятель вздумал оборонять Фриуль параллельными позициями за реками Пиаве, Талиаменто и Изондзо, левое крыло его постоянно было бы близ самого морского берега, а единственный путь к отступлению за правым крылом; так что одно удачное движение на это крыло могло отрезать отступление всей армии и опрокинуть ее в Адриатическое море. На этих данных я основал свой план. Остатки армии Альвинци заняли берег Талиаменто; тирольский корпус, под начальством Керпена и Лаудона находился за Лависом и Носсом; бригада Лузиньяна(4), расположенная при Фельтре, сохраняла сообщение между двумя главными корпусами. Во всей австрийской армии считалось не более 35 000, потому что подкрепления с Рейна еще не прибыли; правда, можно причислить к ней еще несколько тысяч тирольцев, вооружившихся для собственной обороны: но они дрались только в своих горах.
10-го марта армия моя двинулась. Я шел с главными силами прямо на Талиаменто. Массена был направлен на Фельтр против бригады Лузиньяна, и вместе с тем для того, чтобы угрожать правому крылу эрцгерцога. Лузиньян отступил вверх по Пиаве; 13-го арьергард его, настигнутый у Лонгаро, был разбит и он сам попался в плен. Массена, откинув на Кадоре австрийскую бригаду, свернул на Шпилемберг и Джемону, чтобы ближе обойти правое крыло эрцгерцога и занять важную дорогу на Потебу, по которой неприятель мог отступить на Виллах.
16-го числа я прибыл к Вальвазоне на Талиаменто, а эрцгерцог отступил уже, оставив на этой реке один арьергард. Войска мои переправились вброд. Неприятель был опрокинут, и мы гнали его но дороге на Пальманову. Эрцгерцог разделил свою армию. Сам отступил на Гориче; другая колонна, при которой находилась большая часть обоза и артиллерии, направилась, под начальством генералов Гонтрейля и Баялича(5), через Чивидале и Натизонскую долину на Капоретто; генерал Окскай, командовавший бригадою Лузиньяна, прикрывал дорогу из Виллаха на Киуза-Венету. От самого источника своего до Горнче Изондзо протекает между двумя отраслями гор, непроходимыми со стороны Крайнбурга. Если бы мне удалось запереть здесь армию эрцгерцога, он попал бы в новые каудинские фуркулы; несколько времени я надеялся успеть в этом. Массена, поднявшись вверх по берегу Феллы, мог опрокинуть Окская за Тарвис и завладеть выходами по берегам Изондзо, со стороны Виллаха. Я сам маневрировал против левого Фланга эрцгерцога, стараясь вогнать его в долину этой реки. Левый фланг австрийцев был примкнут к городу Градиске, занятому четырьмя батальонами. Бернадотт атаковал его 17-го числа с фронта, а Серюрье с тыла, перейдя Изондзо между Градискою и Монтефальконе. Гарнизон сдался на капитуляцию. Тогда, с дивизиями Серюрье и Бернадотта, я стал подыматься по левому берегу Изондзо, а Гюйё двинулся на Капоретто, через Чивидале. Я намеревался отрезать неприятелю дорогу в Черницу, приняв вправо, по Виппахской долине, и таким образом принудить его войти в долину Изондзо, по дороге через Канале на Капоретто.
