1825 Ефим Зайцевский Денису Васильевичу Давыдову{19} Я вызван из толпы народной Всезвучным голосом твоим, Певец-герой! Ты благородным Почтил вниманием своим На службе юного солдата; О славе мне заговорил, Призвал меня призывом брата И лирой свету огласил! Твоею дружбою, хвалою Горжуся! Преданной душою Тебя я чту, пока я жив! Ты прав, Давыдов: я счастлив! Счастлив: мне раненную руку Пожал увенчанный Герой, И славой я обязан звуку Ахилла лиры золотой. 1828
Петр Вяземский К старому гусару При выходе из печати его стихотворений Эй да служба! эй да дядя! Распотешил, старина! На тебя, гусар мой, глядя, Сердце вспыхнуло до дна. Молодые ночи наши Разгорелись в ярких снах; Будто пиршеские чаши Снова сохнут на губах. Будто мы не устарели — Вьется локон вновь в кольцо; Будто дружеской артели Все ребята налицо. Про вино ли, про свой ус ли, Или прочие грехи Речь заводишь — словно гусли, Разыграются стихи. Так и скачут, так и льются, Крупно, звонко, горячо, Кровь кипит, ушки смеются, И задергало плечо. Подмывает, как волною, Душу грешника, прости! Подпоясавшись, с тобою Гаркнуть, топнуть и пройти. Черт ли в тайнах идеала, В романтизме и луне — Как усастый запевала Запоет по старине. Буйно рвется стих твой пылкий, Словно пробка в потолок, Иль Моэта из бутылки Брызжет хладный кипяток! С одного хмельного духа Закружится голова, И мерещится старуха — Наша сверстница Москва. Не Москва, что ныне чинно В шапке, в теплых сапогах, Убивает дни невинно Но двенадцатого года Весела́я голова, Как сбиралась непогода, А ей было трын-трава! Но пятнадцатого года, В шумных кликах торжества, Свой пожар и блеск похода Запивавшая Москва! Весь тот мир, вся эта шайка Беззаботных молодцов Ожили, мой ворожайка! От твоих волшебных слов. Силой чар и зелий тайных Ты из старого кремня Высек несколько случайных Искр остывшего огня. Бью челом, спасибо, дядя! Спой еще когда-нибудь, Чтобы мне, тебе подладя. Стариной опять тряхнуть. 1832 Вильгельм Кюхельбекер «…Софа, в углу — комод, а над софой…»{21} …Софа, в углу — комод, а над софой Не ты ль гордишься рамкой золотою, Не ты ль летишь на ухарском коне, В косматой бурке, в боевом огне, Летишь и сыплешь на врагов перуны, Поэт-наездник, ты, кому и струны Волшебные и меткий гром войны Равно любезны и равно даны? 1833 Николай Языков Д. В. Давыдову Давным-давно люблю я страстно Созданья вольные твои, Певец лихой и сладкогласный Меча, фиала и любви! Могучи, бурно-удалые, Они мне милы, святы мне,— Твои, которого Россия, В свои годины роковые, Радушно видит на коне, В кровавом зареве пожаров, В дыму и прахе боевом, Отваге пламенных гусаров Живым примером и вождем. И на скрижалях нашей Клии Твои дела уже блестят: Ты кровью всех врагов России Омыл свой доблестный булат! Прими рукою благосклонной Мой дерзкий дар: сии стихи — Души студентски-забубенной Разнообразные грехи. Там, в той стране полунемецкой, Где, безмятежные, живут Веселый шум, ученый труд И чувства груди молодецкой,— Моя поэзия росла Самостоятельно и живо, При звонком говоре стекла, При песнях младости гульливой, И возросла она счастливо, Резва, свободна и смела, Певица братского веселья, Друзей да хмеля и похмелья Беспечных юношеских дней; Не удивляйся же ты в ней Разливам пенных вдохновений, Бренчанью резкому стихов, Хмельному буйству выражений И незастенчивости слов! 1833
Николай Языков Д. В. Давыдову{22} Жизни баловень счастливый, Два венка ты заслужил; Знать, Суворов справедливо Грудь тебе перекрестил! Не ошибся он в дитяти: Вырос ты — и полетел, Полон всякой благодати, Под знамена русской рати, Горд, и радостен, и смел. Грудь твоя горит звездами: Ты геройски до́был их В жарких схватках со врагами, В ратоборствах роковых. Воин смлада знаменитый, Ты еще под шведом был — И на финские граниты Твой скакун звучнокопытый Блеск и топот возносил. Жизни бурно-величавой Полюбил ты шум и труд: Ты ходил с войной кровавой На Дунай, на Буг и Прут; Но тогда лишь собиралась Прямо-русская война; Многогромная скоплялась Вдалеке — и к нам примчалась Разрушительно-грозна! Чу! труба продребезжала! Русь! тебе надменный зов! Вспомяни ж, как ты встречала Все нашествия врагов! Созови из стран далеких Ты своих богатырей, Со степей, с равнин широких, С рек великих, с гор высоких, От осьми твоих морей! Пламень в небо упирая, Лют пожар Москвы ревет; Златоглавая, святая, Ты ли гибнешь? Русь, вперед! Громче буря истребленья, Крепче смелый ей отпор! Это жертвенник спасенья, Это пламень очищенья, Это Фениксов костер! Где же вы, незванны гости, Сильны славой и числом? Снег засыпал ваши кости! Вам почетный был прием! Упилися, еле живы, Вы в московских теремах, Тяжелы домой пошли вы, Безобразно полегли вы На холодных пустырях! Вы отведать русской силы Шли в Москву: за делом шли! Иль не стало на могилы Вам отеческой земли?! Много в этот год кровавый, В эту смертную борьбу, У врагов ты отнял славы, Ты, боец чернокудрявый, С белым локоном на лбу! Удальцов твоих налетом Ты им честь, пример и вождь — По лесам и по болотам, Днем и ночью, в вихрь и дождь, Сквозь огонь и дым пожара, Мчал врагам с твоей толпой Вездесущ, как божья кара, Страх нежданного удара И нещадный, дикий бой! Лучезарна слава эта И конца не будет ей; Но такие ж многи лета И поэзии твоей: Не умрет твой стих могучий, Достопамятно-живой, Упоительный, кипучий, И воинственно-летучий, И разгульно-удалой. Ныне ты на лоне мира: И любовь и тишину Нам поет златая лира, Гордо певшая войну. И как прежде громогласен Был ее вои́нский лад, Так и ныне свеж и ясен, Так и ныне он прекрасен, Полный неги и прохлад. |