У божницы Кэйе в «доме ликования Йота» есть нечто общее в смысле отделки с другою божницею ее имени — ее «сенью Рэ» в южной усадьбе. Дело, конечно, не в изображениях царского служения солнцу, которые были неизбежны и на том и на другом сооружении в силу самого их назначения. Как было уже сказано во второй главе, стены усадебного сооружения были украшены в изобилии изображениями из жизни природы. Немало остатков подобных изображений сохранилось и на камнях из Шмуна (например, ARH: XCIX, CI-CV, CLXXV, CLXXVII), и трудно допустить, чтобы все такие камни были обязательно из иных солнцепоклоннических построек, нежели божница Кэйе. На двух камнях из Шмуна, 477—VII = 113—VIII А (ARH: LIX) и РС 31 (ARHAC: 87 = ARH: CLXXV), мы видим даже особу, возможно Кэйе, — всего вероятней на втором камне, — затягивающую птичью ловушку то среди цветов, то посреди болотных зарослей. Заметим, что стенопись с изображением густых зарослей и множества птиц имелась и в северном дворце (JEA XIII: LIV), а в тамошнем зверинце на кормушках были изображены сами животные (JEA Х: ХХХ).

В 1907 г. в небольшом тайнике в ущелье царских гробниц в Нэ в окружении предметов, предназначавшихся первоначально для погребений двух или более членов царского дома, был найден загадочный гроб с не менее загадочными остатками трупа. Хотя надписи на гробе и на заупокойных кирпичах называли лишь титло Амен-хотпа IV, лежавший в гробу костяк был сочтен за останки царицы Тэйе,[ 50 ] чья надгробная сень и различные вещи были действительно найдены в тайнике. Мысль об обретении праха Тэйе пришлось скоро оставить, так как мертвец оказался не женщиной, а молодым мужчиной.[ 51 ] Г. Масперо готов был отождествить его с зятем и первым преемником Амен-хотпа IV — Семнех-ке-рэ,[ 52 ] но, в согласии с надписями на гробе, умерший был большинством ученых признан за самого Амен-хотпа IV. Припомнили даже, что при вскрытии гроба на трупе видели золотые ленты с обозначениями, свойственными этому царю.[ 53 ] Правда, врачебное исследование установило, что неизвестный, оказывавшийся Эх-не-йотом, умер в возрасте 25—26 лет или самое большее на несколько лет позже.[ 54 ] Иными словами, царствовавший не менее 16 с лишним лет Амен-хотп IV должен был стать преобразователем еще в мальчишеском возрасте. В оправдание подобного допущений были приведены примеры из всеобщей истории.[ 55 ]

В 1916 г. Ж. Даресси изложил печатно[ 56 ] сделанное им любопытное наблюдение, что в ряде мест надписи на гробе подверглись [71] изменениям. Листовое золото, на котором помещались письмена, было местами вырезано, а взамен изъятого наклеено новое, однако обычно более тонкое со знаками, выполненными менее тщательно; там, где знаки были вырезаны в самом дереве, они были удалены, впадины заполнены известью и в ней вырезаны новые письмена. В одном случае по недосмотру был сохранен первоначальный знак женщины для местоимения 1-го лица единственного числа, тогда как в остальных случаях там, где это местоимение уцелело, стоял на позднее наклеенных листочках знак мужского египетского божества с длинными волосами и загнутой бородою. Ж. Даресси совершенно основательно заключил отсюда, что гроб первоначально предназначался для женщины и лишь впоследствии был переделан в мужской. Во всех надписях на гробе самые значительные изменения были произведены до и после первого кольца царя и сопутствовавших обозначений. Предположив, что гроб первоначально предназначался для Тэйе, Ж. Даресси восстанавливал перед нетронутыми, кольцом и наименованиями фараона обозначение царицы-матери, а позади них — ее имя (царица-мать такого-то царя такая-то). Когда же гроб был переделан для Амен-хотпа IV, начальные обозначения царицы-матери должны были уступить место обозначениям фараона, а стоявшее в конце имя Тэйе — второму кольцу или иному какому обозначению ее сына. Одновременно Ж. Даресси дал простое объяснение золотым лентам, виденным на трупе при вскрытии гроба: надписи на листовом золоте, отклеившись от внутренней поверхности гроба, оказались лежащими на погребенном в нем трупе.[ 57 ] Наблюдения Ж. Даресси не были оценены по достоинству, и гроб из ущелья царских гробниц продолжал слыть исконным гробом Амен-хотпа IV.

В 1921 г. К. Зэте издал статью, опровергавшую тождество найденного в тайнике мертвеца с Амен-хотпом IV.[ 58 ] Доводы К. Зэте допускали возражение, тем не менее они вызвали пересмотр врачебного заключения о возрасте умершего. В 1924 г. Дж. Э. Смит и В. P. Доусон, пусть с колебаниями, но высказали предположение, что загадочные останки могли принадлежать мужчине значительно более старшему, чем думали первоначально. Странное телосложение Амен-хотпа IV, засвидетельствованное памятниками, могло быть вызвано редким недугом; другим последствием болезни могла быть задержка в сращении костей, так что состояние костяка, наблюдающееся обычно в 25-летнем возрасте, могло удержаться у царя даже лет на десять дольше.[ 59 ] Однако в дальнейшем находка некоторых недостававших лицевых костей и повторный пересмотр вопроса как будто окончательно устранили мысль о поражении черепа водянкой и возможном влиянии ее на сращение костей. Изучение останков привело Д. Э. Дэрри в 1931 г. к выводу, что костяк принадлежал молодому человеку, скончавшемуся, по всей вероятности, в возрасте не старше 24 или даже 23 лет. Еще раньше сличение черепа мертвеца с черепом Тут-анх-амуна обнаружило большое сходство в размерах, и это тем примечательнее, что предполагаемый череп Амен-хотпа IV отличается необычайным строением и шириной.[ 60 ] Тождество 24-летнего юноши с Амен-хотпом IV, приступившим к нововведениям уже в начале своего более чем 16-летнего царствования, исключалось, зато принадлежность останков члену царского дома представлялась несомненной. Сходство с Тут-анх-амуном и погребение в ущелье царских гробниц в царском гробу делали весьма правдоподобным мнение Р. Энгельбаха, что загадочный мертвец не кто иной, как преемник Амен-хотпа IV — Семнех-ке-рэ. Однако отсюда еще не следовало, что гроб был переделан в фараоновский для Семнех-ке-рэ.

В 1931 г. Р. Энгельбах издал исследование,[ 61 ] подтверждавшее наблюдение Ж. Даресси о переделке надписей на гробе, но толкование, данное Р. Энгельбахом этим изменениям, отличалось от предложенного предшественником. Предположение Ж. Даресси о первоначальной принадлежности гроба царице Тэйе Р. Энгельбах отклонил, в частности потому, что кольцо царицы, будь, ею Тэйе или Нефр-эт, пришлось бы на крышке гроба на резкий перегиб ее поверхности и оказалось бы переломленным пополам. Предложенное Р. Энгельбахом восстановление первоначального состава надписей исходило из допущения, что гроб изготовили для Семнех-ке-рэ, когда тот был еще частным лицом, но впоследствии переделали в фараоновский в связи с переменою в положении владельца. По Р. Энгельбаху, выражения с измененными началом и концом и с кольцом, и другими обозначениями царя посередине были сперва составлены по образцу «любимец такого-то царя такой-то», а затем из обозначения вельможи переделаны в обозначение фараона; «любимец» заменено царскими обозначениями, первое кольцо Амен-хотпа IV — соответствующим кольцом его преемника, а прежнее имя последнего — его же именем в царском кольце (такой-то и такой-то царь Семнех-ке-рэ). Исключение составляла бы одна надпись, где имя вельможи было б заменено хвалебным царским обозначением. По мнению Р. Энгельбаха, первоначально местоимение 1-го лица единственного числа было передано на гробе обыкновенным знаком сидящего мужчины, который затем для царя Семнех-ке-рэ был заменен знаком человекообразного египетского бога. Такому толкованию противоречит, однако, то обстоятельство, что в единственном месте, где местоимение 1-го лица не было удалено и сохранился первоначальный знак, — это знак не мужчины, а женщины. Р. Энгельбах объяснил подобное несовпадение ошибкою первоначального писца или резчика, поставившего по недосмотру женский знак вместо мужского, но такое объяснение не всех удовлетворило.