Когда Дзержинский передал записку не им, а дежурному сотруднику, у них вытянулись лица.

— Проведите к товарищу Рудкину, — приказал нарком. — Пусть срочно разберется в их деле.

Выйдя из вагона, высокий москвотоповец обеспокоенно подумал: «Прежде, чем идти к этому Рудкину, необходимо выяснить, кто он. Мало ли что, а вдруг он не железнодорожник, а сотрудник ЧК, ведь Дзержинский не только наркомпуть». На платформе он спросил дежурного:

— Скажите, пожалуйста, а где находится товарищ Рудкин?

— Через три вагона, я вас провожу.

— Спасибо! Мы к нему зайдем попозже. Мы не все документы с собой захватили. До свидания, товарищ!

Москвотоповцы приложили руки к козырькам кожаных фуражек и хотели уйти, но дежурный решительно возразил:

— Неудобно получается, граждане! Отняли у наркома время, хотя я вас предупреждал, а дело до конца не довели.

— Ничего, через час зайдем.

— Нет, нет! У нас так не принято. Мне нарком приказал передать записку Рудкину и провести вас к нему. Я должен выполнить. А документы позже принесете.

Москвотоповцы переглянулись и нехотя пошли вместе с дежурным. Их черные с блестящим отливом кожаные костюмы тихо поскрипывали на морозе и еще больше выигрывали в своем великолепии рядом с облезлой и потертой курткой сотрудника Чека.

Оживленно было в вагоне, превращенном в поездную столовую. За чаепитием чекист Рудкин поведал о двух сотрудниках Москвотопа, которых Дзержинский направил к нему с запиской «разобраться».

— Стал я разбираться, — рассказывал Рудкин. — Старший из этих сотрудников, видать, опытный жулик. Скользкий такой, все юлит, юлит — его на словах не поймаешь. Младший же как в рот воды набрал, все молчит. «Ну, что ж, — говорю, — давайте посмотрим ваш груз». А старший, понимаете, нахально кричит: «Вы сдали в аренду вагоны Москвотопу и не дело НКПС проверять наш груз. Что хотим, то и везем». Пришлось тогда показать ему свое удостоверение инспектора ВЧК. Но он не подал виду, что испугался — видно ему не впервой попадаться. Только тактику изменил, перестал шуметь и шепчет мне на ухо: «Мы с вами поладим — кожаный костюм, золотые часы, кольцо с бриллиантом…».

— Вот сволочь, — не выдержал кто-то из слушателей.

— Коротко говоря, — продолжал Рудкин, — взял я на станции понятых, осмотрели мы четыре вагона с трафаретом «Москвотоп». В одном — мешки с крупчаткой, в другом — мука потемнее, а в остальных двух вагонах — новые валенки. Между прочим, эти вагоны караулили сторожа из железнодорожной охраны — они их от себя нанимали. Арестовал я спекулянтов, а младшего отдельно допросил. Тот все рассказал. Сделал я обыск в квартире у нэпмана, где они проживали. Изъял чемоданчик с советскими и царскими деньгами и коробочку с золотыми вещами. Оказалось, что это был их второй рейс в Сибирь. В конце декабря закупили они муку и распродали ее на Урале. Получив уйму денег и драгоценностей, снова вернулись в Сибирь. На этот раз, кроме муки, закупили большую партию валенок, вероятно, краденых. А вот выехать в Москву им уже не удалось. Даже заведомые взяточники в управлении дороги не рисковали дать разрешение — боялись Дзержинского.

Сотрудники экспедиции оживленно обсуждали происшествие. Матвеев из хозяйственно-материального управления задал чекисту деловой вопрос:

— Интересуюсь, когда вы нам передадите эти валенки? Они позарез нужны поездным бригадам.

— Насчет валенок я докладывал Благонравову, — ответил Рудкин. — Он спросил у Дзержинского, а Феликс Эдмундович разъяснил, что право конфискации имущества принадлежит органам юстиции. Уже написали туда соответствующее ходатайство.

— А каким образом Феликс Эдмундович узнал, что они спекулянты? Документы у них липовые что-ли? — допытывался Матвеев.

— Нет, документы у них по всей форме, правда, просроченные, но дежурный говорит, что Феликс Эдмундович даже не посмотрел на документы.

— Как же он все-таки узнал?

— Ин-ту-и-ция, — медленно и многозначительно произнес Рудкин, любивший употреблять мудреные, иностранные слова. Затем, снисходительно посмотрев на слушателей, авторитетно разъяснил:

— Глаз у него такой…

Вечером к наркому зашел Грунин с инженером из комиссии по эксплуатации.

— Я вызвал вас, — обратился к ним Дзержинский, — чтобы обсудить ход погрузки и перевозок.

— За первую половину января дороги округа ежесуточно передавали в Центр в среднем по 106 вагонов, а к концу января — уже по 121 вагону, — докладывал Грунин.

— 121 вагон — мизерная цифра, — огорченно сказал нарком, — ничтожный рост перевозок…

— Феликс Эдмундович! — возразил Грунин. — По сравнению с прошлым — это не так уж плохо. В декабре передавали лишь 33 вагона в сутки. Теперь — чуть ли не в четыре раза больше. Я эти данные просил опубликовать в «Гудке».

— Сравнивать нужно не с декабрем, когда была катастрофа, а с планом, утвержденным правительством, — возразил Дзержинский. — Пока экспедиция не добилась успеха…

— Мы делаем все, что в наших силах, — обиженным топом произнес инженер. — Но за такой короткий срок нельзя сотворить чудо. Вы же знаете, дороги округа находятся в полном развале. Нужно время…

— Да, к сожалению, мы не чудотворцы, — сказал нарком, — и все же страна ждет от нас чуда, так как иначе возможен крах. Вы сказали «нужно время». Но Республика в таком положении долго ждать не может. Вы сказали «мы делаем все, что в наших силах». Оказывается, мало — нужно работать сверх наших сил…

После минутной паузы Дзержинский взял записную книжку, нашел нужную цифру и сказал:

— Семь миллионов пудов продовольствия лежат на станциях Алтайской линии. Меня очень волнует эта линия.

— Положение там тяжелое, — информировал инженер. — Линия не закончена строительством и ее пропускная способность очень мала. Постоянного водоснабжения паровозов нет. Локомотивы пользуются кольчугинским топливом, а оно, как вы знаете, низкого качества.

— Что же вы предлагаете? — в упор спросил нарком. — Нас может выручить только инженерная изобретательность…

— В виде исключения применить «ленточную систему» пропуска поездов. Мы так поступали в боевой обстановке для срочной переброски войск.

— В чем заключается эта система?

— Машинисты паровозов не ждут разрешения на занятие перегона. Поезда непрерывно движутся в затылок друг другу на расстоянии зрительной связи. Конечно, это допустимо только в дневное время. Если разрешите, дадим такое указание за вашей подписью.

— Обязательно дайте. Обстановка у нас тоже боевая. А как увеличить погрузку на станциях? Иначе и «ленточная система» не нужна будет, если возить нечего.

Инженер пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он со вздохом. — На Алтайской линии станции и разъезды маленькие, платформы короткие и больше двух-трех вагонов одновременно грузить невозможно.

— Может быть удлинить платформы? — предложил Гру-нии.

— Конечно, это было бы решением вопроса, — подтвердил инженер. — Но практически неосуществимо за короткий срок. Нужно достать и завезти строительные материалы, нанять плотников. Это очень сложно в наших условиях. Пока будут удлинять платформы, зима наверняка пройдет.

Дзержинский и его собеседники задумались. Первым прервал молчание нарком:

— Я хочу вас спросить, нельзя ли соорудить временные платформы из… снега? Конечно, я понимаю, что это — нарушение технических правил, но может быть что-нибудь получится?

— Из снега? — изумленно переспросил инженер. И после небольшого раздумья добавил: — А что? Почему бы не попробовать?

Видимо, инженеру понравилась смелая мысль и он стал вслух ее развивать.

— Набросать аршинный слой снега, утрамбовать, облить водой. Часа через два, когда накрепко замерзнет, насыпать второй слой снега, снова утрамбовать, залить и так далее. При сибирских морозах может очень здорово получиться. Обязательно попробуем, Феликс Эдмундович.

— Если мы решили испытать, — подвел итоги нарком, — то я завтра же договорюсь об этом с сибирским продкомиссаром Калмановичем. Пусть даст указание. А на Алтайской линии поручим дело начальнику Барнаульского линейного отдела. Телеграмму с такой рекомендацией подготовьте за моей подписью.