Веселье достигло высшей точки, когда кто-то предложил произнести речь в честь Майны и поблагодарить его за смелый поступок, избавивший всех от голода. Слово взял Профессор. Но речи у него не получилось, потому что он был слишком пьян и не мог стоять на ногах достаточно долго, чтобы высказать главную мысль. Начал он с небылицы: будто бы Майне пришлось драться со всей семьей и будто бы только он, Профессор, пришел на выручку мужественному товарищу. Тут Подметальщик прервал его и обвинил во лжи. Началась ссора, и они едва не пустили в ход кулаки. После этого испробовал свое ораторское искусство Каменобоец, однако и его речь получилась не лучше. Он был так переполнен чувством восхищения Майной, что из его единственного глаза хлынули пьяные слезы, и он быстро умолк. Слова благодарности застряли у него в горле.

Пока другие ораторствовали, Бритва предложил Майне отпить немного нубийского джина. До сего дня Майна не пристрастился к спиртным напиткам, а гашиш употреблял либо по необходимости, либо от нечего делать. Но теперь, желая показать свою удаль, он взял у Бритвы бутылку и отхлебнул из нее. Горькая жидкость обожгла ему горло, и он не стал больше пить.

— Давай, давай, выпей еще, — подбадривал Бритва. — Это полезно.

Все, кто был в хижине, сказали, что Бритва прав. Все должны пить за здоровье друг друга. Но Майна решительно отказался, показав жестом, что с него довольно.

— Смотри, как надо пить, — сказал Бритва и, взяв горлышко в рот, выпил большую часть джина. Потом передал бутылку Майне.

Майна поднял бутылку, посмотрел ее на свет, проникавший с улицы через открытую дверь, и покачал головой. Тогда Сара дала Подметальщику несколько монеток и отправила его с тайным поручением. Тот принес бутылку шипучки, чем вызвал всеобщее одобрение. Сара старательно смешала шипучку с джипом и подала Майне. Это было уже лучше. Майна оглядел напряженные подбадривающие улыбки друзей и быстро опорожнил стакан.

Тем временем на улице стало совсем темно, и впервые сумрак лачуги показался им невыносимым. Не потому, что они привыкли к лучшему освещению, а потому, что никогда еще, у них не было такого, изобилия еды и питья. Каждый хотел веселиться и видеть, как веселятся другие.

В тот вечер Профессор совершил чудо: раздобыл где-то замызганный огарок и зажег его. Наглухо закрыли скрипучую дверь, и в доме воцарилась дружба.

По скоро, очень скоро еда, закупленная Сарой, кончилась — на полу в углах валялись только объедки. Всеобщее внимание привлекала теперь бутылка с джином. Кое-кто начал тихо напевать веселую песенку. Даже Майна уже не противился, когда ему предлагали пить прямо из бутылки. Сознание его притупилось, и, когда кто-то извлек из кармана окурок с гашишем, он, как и все остальные, встретил это событие с одобрением. Дурманящая сигара странствовала из уст в уста. В этом ритуале, равно как и в распитии джина, участвовала и Сара. Голоса звучали все громче, и Майна, несмотря на опьянение, забеспокоился.

— Ш-ш-ш… — зашипел он, икая. — З-зачем так громко? Ведь могут услышать.

Он был прав. Их пьяные голоса слышали, наверно, даже на искусственных спутниках земли — для этого не требовалось ни антенны, ни передатчиков. Разумеется, слышало их и большинство граждан Шенти-ленда, только никто не осмеливался приблизиться к хижине Бритвы. Так что шайка веселилась вовсю.

— Ты все еще боишься? — засмеялся Бритва. — Успокойся, друг. Шенти-ленд — наша священная земля. Я здесь король. Нет у нас ни солдат, ни полиции, ничего. Так что бояться нечего. Пей и кричи сколько влезет. Здесь Бритва хозяин. Так, ребята?

— Так, так! — закричали «ребята». Наконец-то нашелся оратор, способный произнести осмысленную речь.

Майна напряженно улыбнулся. Сигара совершила, наверно, уже сотый круг. Словно из ничего возникла вдруг песня, да такая разухабистая, что Майна только рот разинул. Подобных песен он сроду не слыхивал. Каменобоец, сверкая своим глазом, запевал, ему вторил Подметальщик, а все остальные, кроме Майны, Бритвы, его возлюбленной Сары и безнадежно пьяного Профессора, дружно подпевали. Хриплые, грубые голоса звучали все громче и громче, но хора не получилось, и песня иссякла. Кто-то попробовал снова запеть, но безуспешно. Те, кто больше всех говорил о дружбе, начали ссориться. Но они были слишком пьяны, чтобы затеять настоящую драку. Удары не причиняли вреда, бутылки летели мимо цели. В конце концов обессиленные драчуны опустили руки и лениво расселись вдоль степ. И снова — уже в который раз — сигара, пропитанная джином, поплыла из рук в руки, наполняя комнату ядовитым дымом. Единственным трезвым существом в хижине оставалась воткнутая в горлышко бутылки свеча, свет которой отбрасывал на стены уродливые тени людей.

Бритва поднялся кое-как на ноги и вышел с Сарой за дверь справить нужду. Вернувшись домой, они упали на кровать и предались ласкам. Большая же часть шайки продолжала сидеть и грезить вслух о том блаженном времени, когда у всех будет в достатке и еда, и пиво, и сигареты, и деньги. Лишь немногие из них могли позволить себе роскошь зайти когда-нибудь хотя бы в бар.

Пирушка затянулась до поздней ночи. Джин кончился, и некоторые стали опрокидывать пустые бутылки в надежде добыть хоть несколько капель спиртного. Кто-то нечаянно проглотил последний окурок сигары. Теперь и курить нельзя было, так что делать стало совсем нечего.

И как раз в это время появилась новая бутылка. Все оживились и зашумели.

— Кто это прятал от нас джин? — спросил Каменобоец. — Дай-ка мне глоточек.

Он попробовал вырвать у счастливца бутылку, но тот не отдавал. Началась возня. Подметальщик, раздраженный шумом, тотчас ринулся в бой. Рывок был столь неожиданным, что драчуны не оказали ему никакого сопротивления. В одно мгновение он разнял их и отшвырнул в угол. Бутылка осталась у него в руке. Он поднес посудину к свету: почти полна. Хотел было приложиться к горлышку, но те двое прекратили драку и бросились на него, сбив с ног. Каменобоец первый схватил бутылку и, опрокинув ее вверх дном, вылил себе в горло почти все ее содержимое. Но в ту же минуту почувствовал что-то неладное и начал энергично отплевываться. Понюхал бутылку и скорчил брезгливую гримасу.

— Что это за напиток? — встревоженно спросил он.

Подметальщик протянул руку.

— Дай-ка я погляжу.

Взяв бутылку, он подошел ближе к свету и только теперь увидел, что оставшаяся в ней жидкость желтого цвета. Он покачал головой и понюхал. Склонил голову набок, подумал немного и понюхал еще раз. Возвратил перепуганному Каменобойцу бутылку, согнулся почти вдвое и упал на пол. Тело его содрогалось от хохота. Остальные недоуменно смотрели. Привстал с кровати Бритва и тоже проверил странную жидкость на запах. Принюхавшись, повалился обратно на кровать и закатился смехом. Теперь смеялись почти все. Каменобоец стоял, улыбаясь, посреди хижины и держал в руке с таким трудом отвоеванную бутылку.

— Ну, так допивай, приятель, — проговорил сквозь смех Подметальщик. — И будь здоров. Моча — вещь полезная.

Каменобоец как-то странно изменился в лице. Весь вид его показывал, что он мучительно переживает свое дурацкое положение. Страх, обида, негодование — все перемешалось в его помутненном сознании. Он с силой взмахнул бутылкой и швырнул ее в стену. Посудина пробила картон и вылетела наружу. Было слышно, как она ударилась о твердую землю и вдребезги разбилась. Подметальщик застонал, опустился на колени и заколотил кулаками по полу. Его начало тошнить.

Майна смеялся вместе со всеми — сначала как-то несмело, потом все громче и громче. Пусть знают, какие у него голосовые связки. Он тоже умеет смеяться. Нахохотавшись вволю, он принялся выть: вопли его прорезали ночную тьму улиц и разбудили большую часть жителей Шенти-ленда. Те выходили в свои дворики и перекликались с соседями.

— Откуда такие крики?

— Из хижины Бритвы.

— Что у них там — пожар?

— Кто их знает. Хорошо, если пожар.

— Господи, да что же они там делают?

— А ты пойди и спроси.