– Не в этом дело! – бесновался Форд. – Дело в том, что я сейчас пингвин, хоть и в безопасности, а у моего коллеги быстро кончаются все конечности!

– Порядок, они снова на месте, – заверил Артур.

– Один к двум в степени пятьдесят тысяч.

– Правда, – заметил Артур, – они у меня несколько длиннее, чем хотелось бы, но…

– Эй! – вскричал Форд. – Тебе не кажется, что пора сказать что-нибудь более толковое?

– Добро пожаловать на борт «Золотого сердца», – объявил голос. – Прошу не принимать близко к сердцу, – продолжал голос, – все, что вы, возможно, видите и слышите, – это лишь временный побочный эффект вашего чудесного спасения от неминуемой гибели при вероятности один к двум в степени двести семьдесят шесть тысяч, а то и выше. Сейчас на борту вероятностный фактор один к двум в степени двадцать пять тысяч. Мы войдем в нормальную вероятность, как только определим, что вообще можно считать нормой. Благодарю за внимание. Один к двум в степени двадцать тысяч.

Голос смолк.

Форд и Артур оказались в маленькой комнатке со светящимися розовыми стенами.

– Артур! – в экстатическом восторге закричал Форд. – Это фантастика! Нас подобрал корабль на невероятностной тяге! Обалдеть можно! Ходили всякие слухи, и, разумеется, их официально опровергали, но, стало быть… Невероятностная тяга! Артур, это просто… Артур! Что с тобой такое?

Артур лежал на полу, отчаянно пытаясь прижать его плотнее к стенам, однако из щелей тянулись крохотные, покрытые шерсткой руки с измазанными чернилами пальцами и доносился безумный писк торопливых голосков.

Артур в ужасе повернул голову:

– Форд! Там бесконечное множество обезьян, которые только что написали «Гамлета» и хотят с нами об этом поговорить.

Невероятностная тяга – чудесное изобретение, позволяющее преодолевать межзвездные пучины за неуловимо малую часть секунды и безо всякой там чудовищно неуклюжей возни в гиперпространстве.

Основы невероятностной тяги были открыты благодаря счастливой случайности; затем их реализовала на практике группа ученых Галактического правительства, работавшая на Дамогране.

Вот вкратце история открытия.

Принципы создания малых количеств конечной невероятности путем элементарного подключения логических цепей ССМ – Сверхкрохотуленького Субмезонного Мозга – к построителю атомных векторов, взвешенному в мощном генераторе броуновского движения (таковым с успехом может служить чашка горячего крепкого чая), были, разумеется, хорошо известны и даже зачастую применялись: например, чтобы оживить скучную вечеринку неожиданным смещением всех молекул одежды хозяйки на полметра влево.

Многие почтенные физики заявляли, что с этим они мириться не могут – возможно, потому, что это профанация науки, но скорее потому, что их на такие вечеринки просто не приглашали.

А еще они не могли мириться с постоянным провалом всех попыток сконструировать генератор поля бесконечной невероятности, необходимого для того, чтобы перенести космический корабль через умопомрачительные межзвездные пучины. И в конце концов физики с раздражением объявили, что создание подобной машины фактически невозможно.

Затем как-то раз один студент, которого оставили убираться в лаборатории после особенно неудачной вечеринки, вдруг стал рассуждать следующим образом: если создание такой машины фактически невозможно, значит, по логике, это событие конечной невероятности. Стало быть, достаточно рассчитать конкретное значение этой невероятности, ввести полученное число в генератор конечной невероятности, дать генератору чашку горячего крепкого чая и…

Так студент и поступил. Каково же было его удивление, когда выяснилось, что он сделал долгожданное открытие!

Впрочем, его удивление выросло во сто крат, когда сразу после торжественного вручения «Галактической премии за исключительную одаренность» его линчевала неистовая толпа почтенных физиков, которые наконец поняли, с чем действительно не могут мириться – с чересчур умными коллегами.

Невероятностнонепроницаемая рубка управления «Золотого сердца» выглядела точь-в-точь как рубка управления самого обычного звездного корабля за тем лишь исключением, что была чистой, опрятной и новой, словно с иголочки. В одном углу, сгорбившись, сидел робот. Его блестящая металлическая голова понуро склонилась над блестящими металлическими коленями. Робот тоже был новым, хорошо сложенным, отполированным, и все же при взгляде на него неизвестно почему складывалось впечатление, будто отдельные части его тела плохо стыкуются между собой. На самом деле они стыковались идеально – просто что-то в его осанке наводило на мысль, что они могли бы стыковаться лучше.

Зафод Библброкс нервно мерил шагами рубку, задевая разное сверкающее оборудование и возбужденно хихикая. Триллиан считывала показания приборов; громкоговорящая система разносила ее голос по кораблю:

– Один к пяти… Один к четырем… к трем… к двум… Вероятностный фактор один к одному, норма.

Повторяю, мы вошли в норму. – Она выключила микрофон, затем, мимолетно улыбнувшись, вновь включила его. – Теперь все, с чем вы не в состоянии справиться, – ваша личная проблема. Отдыхайте. Вас пригласят.

– Кто они, Триллиан? – раздраженно спросил Зафод.

– Откуда мне знать, просто какие-то ребята, которых мы подобрали в секторе Зет-Зет-9-множественное-Зет-Альфа.

– Все это, конечно, очень мило, – пожаловался Зафод, – но не кажется ли тебе, что в данных обстоятельствах довольно глупо. Мы ведь в бегах, за нами охотится вся полиция Галактики. Не самое подходящее время подвозить автостопщиков… Согласен: десять баллов по благородству, но минус несколько миллионов по здравомыслию, так ведь? – И нервно забарабанил по пульту управления.

Триллиан спокойно отвела его руку, пока он не успел стукнуть по чему-нибудь важному. При всех достоинствах Библброкса (кипучая энергия, фрондерство, тщеславие) руки у него были явно не тем концом вставлены, и одним экстравагантным жестом он мог, сам того не желая, запросто взорвать корабль. Триллиан подозревала: у Зафода жизнь такая увлекательная главным образом потому, что он сам редко соображает, что творит.

– Зафод, – терпеливо сказала она, – они находились в открытом космосе, беззащитные… Ты ведь не дал бы им погибнуть?

– Ну… в общем, не то чтобы погибнуть, но…

– Не то чтобы погибнуть? Но? – Триллиан склонила голову набок.

– Ну, может, их еще кто-нибудь подобрал бы…

– Еще секунда – и они были бы мертвы.

– Видишь, если бы ты хоть немного подумала, все решилось бы само собой.

– И ты бы спокойно обрек их на гибель?

– Ну не то чтобы спокойно, но…

– Так или иначе, – Триллиан повернулась к пульту, – я их не подбирала.

– Как это? Кто же тогда их подобрал?

– Корабль.

– А?

– Корабль. Когда мы шли на невероятностной тяге.

– Это же невозможно!

– Возможно, просто очень-очень маловероятно. Послушай, Зафод, – Триллиан похлопала его по руке, – не волнуйся. Думаю, они нам не помеха… Я пошлю за ними робота. Эй, Марвин!

Голова робота резко дернулась, затем почти неуловимо затряслась. Робот с трудом поднялся, будто отягощенный непривычной ношей, и предпринял (как решил бы сторонний наблюдатель) героическое усилие, чтобы пересечь комнату. Он остановился перед Триллиан и устремил взгляд куда-то сквозь ее левое плечо.

– Вам, полагаю, следует знать, что я в ужасно подавленном состоянии, – глухо произнес он. Голос у него был слабый и безжизненный.

– О Боже! – простонал Зафод и плюхнулся в кресло.

– Марвин, отправляйся в шлюзовую камеру и приведи сюда этих туристов, – вмешалась Триллиан.

Микросекундной паузой и почти неуловимой модуляцией тембра – ничего такого, на что можно было бы обидеться, – Марвин ухитрился выразить ужас и отвращение ко всем человеческим существам.

– Всего лишь? – спросил он.