Многие качества советской науки оформились уже в ХX в., но были доработаны в социальных условиях советского строя. Первое качество — повышенный интерес и внимание к критическим точкам и пороговым явлениям. Это — стремление найти тот нервный узел проблемы, развязав который можно сразу решить проблему, грубо, в главном. Это напряженное внимание к срывам непрерывности привело Д.И. Менделеева к открытию периодического закона, В.И. Вернадского — к его биогеохимическим идеям, которые тогда казались прозрениями, Н.Н. Семенова — к открытию цепных реакций и экспериментам, Ю.Б. Харитона — к теории горения и взрыва и т. д. Это был особый взгляд на реальность, в нем было что-то от средневекового мышления: как будто преодолевалось разделение «субъект-объект». От доиндустриального мастера и донаучного мыслителя этот взгляд был перенесен и укоренился в индустриальном и научном обществе России фазы подъема.106
Этот взгляд характерен для способа мысли и образа действий государственной власти и ее подсистем. Он ярко проявился в мышлении и планировании военного командования после того, как оно освоило рациональность самой совершенной по тем временам военной машины Германии. Ведь СССР начинал войну с командным составом, над сознанием которого довлела инерция представлений о Первой мировой и Гражданской войнах, а германская армия на полях Европы уже выработала парадигму войны другой эпохи. Скорость обучения и творческого развития парадигмы была у Советской армии исключительно высокой.107
Второе качество науки того времени, далеко не тривиальное, — ответственность. Оно выражалось в том, что необходимость решить проблему (а не «сделать важный шаг в решении проблемы») принималась как непреложная. Иными словами, в мысленном целеполагании решение проблемы (с доступными ресурсами) становилось ограничением, которого нельзя нарушить, а уж второстепенные параметры (вроде себестоимости или качества дизайна) оптимизировались в зависимости от средств и времени. Такая постановка вопроса создавала сильнейший мотив к изобретениям, а значит, и к обучению. Переложить ответственность было не на кого. Это общее положение резко ускорило развитие знания. На каждом уровне общественной иерархии люди искали знания обо всех альтернативах решения проблем, а дальше изобретали способы, чтобы обойтись наличными ресурсами.
Выдающийся ученый ХХ в. академик И.В. Петрянов-Соколов в своих выступлениях 1980-х гг. настойчиво призывал вникнуть в значение качества ответственности во взаимодействии всех подсистем науки, а также в значение культуры такого взаимодействия. Сам он был участником решения очень большого числа научных и технических проблем, связанных с обороной и технологической безопасностью, интенсивно общался с инженерами, производственниками, военными и государственными деятелями.108
Третье качество — привлечение для решения технических проблем самого фундаментального теоретического знания. Государственная система организации науки позволила с очень скромными средствами выполнить множество проектов такого типа. Примерами служат не только лучшие и оригинальные виды военной техники (система реактивного залпового огня «Катюша» и ракеты «воздух-воздух», создание кумулятивного снаряда, а потом и кумулятивных гранат, мин, бомб, резко повысивших уязвимость немецких танков),109 но и крупные научно-технические программы типа создания атомного оружия. Примеров даже небольших разработок, за которыми стояла высокая наука, множество. Так, благодаря новаторским расчетам математиков в СССР была сделана лучшая в мире каска с очень сложной кривизной поверхности, обеспечившей ее наилучшую отражательную способность.
Победы СССР в войне нельзя понять, если не учесть необычно интенсивного и эффективного участия ученых. Наука тогда буквально «пропитала» все, что делалось для войны. Президент АН СССР С.И. Вавилов писал: «Почти каждая деталь военного оборудования, обмундирования, военные материалы, медикаменты — все это несло на себе отпечаток предварительной научно-технической мысли и обработки».
Все участники этого процесса, от академиков до рабочих, продемонстрировали высокую культуру взаимодействия.110
Четвертое качество, которое базировалось на принципиальных установках, — способность мобилизовать «дремлющие» ресурсы низкой интенсивности. Это качество присуще хозяйству «семейного типа», которое вовлекает ресурсы, негодные для рынка (трудовые и материальные).111 Это качество, которое на первый взгляд является антиподом предыдущего, а в действительности есть его оборотная сторона. «Примитивные» средства становятся ценным ресурсом именно постольку, поскольку сопряжены с ресурсами высшего класса, сконцентрированным на главном участке. Пусковые установки «Катюш» сваривали поначалу из трамвайных рельсов, но точность траектории ракеты с изменяющейся массой достигалась сложными и оригинальными математическими расчетами, которых математики противника не смогли воспроизвести. Другой пример: для замены ушедших на фронт рабочих на заводы пришло большое число женщин и подростков. Обучить их не было времени, и была предпринята большая программа автоматизации и замены дискретных технологических процессов поточными. Особенно трудоемким был контроль качества в массовом производстве (прежде всего, боеприпасов). Этим занялись ученые АН СССР (Институт автоматики и телемеханики и Уральский филиал АН СССР). Было создано большое число автоматических и полуавтоматических станков и приборов, которые резко повысили производительность труда и снизили требования к уровню квалификации. Работы 1941-1942 гг. стали первым опытом широкой автоматизации массового производства.
Строительство научной системы СССР в 1920-1930-е гг. с социологической точки зрения было целенаправленной сборкой научных сообществ. Это была большая и сложная программа — сегодня ее изучение крайне актуально. Очевидно, что для ее выполнения требовалось прежде всего обучить, воспитать и социализировать большой контингент специализированных кадров. В 1917 г. в России было около 12 тыс. научных работников, а в 1950 г. — 162,5 тыс. Таким образом, за 1920-1930-е гг. структуры науки СССР были достроены и развиты до целостной системы, которая затем разрасталась в масштабах и структурно.
Уже на первом этапе формирования науки СССР выявилась ее системообразующая миссия как генератора базовых структур жизнеустройства. Наука стала включать в себя социальную инженерию и разработку технологий, основанных на научном анализе и предвидении. Советская власть успешно выполнила задачу задачу целеполагания, собирания общества на основе понятной цели и консолидирующего проекта.112
Однако системное представление реальности при проектировании форм было свойством, присущим тогдашней российской общественной мысли в целом. Поэтому советская власть смогла опереться даже на идеологически чуждые ей силы. После 1917 г. эта установка сразу была реализована в деле формообразования самой российской науки, параллельно были начаты работы по обустройству той «площадки», на которой затем велась индустриализация 1930-х гг., а затем создание всего народного хозяйства, которое унаследовали РФ и постсоветские республики от СССР (включая нефтегазовые месторождения, энергетическую систему и культурную базу).
Эти работы уже в 1920-е гг. приобрели комплексный характер как «по горизонтали» (междисциплинарные программы), так и «по вертикали» (соединение методологических, фундаментальных и прикладных исследовательских и опытно-конструкторских, производственно-практических задач).113 Самой своей структурой эти программы ранней советской науки создавали матрицу, на которой собиралась структура будущего жизнеустройства.