Они прилетели в Финикс и арендовали машину, комфортабельный «Кадиллак». И поначалу Глория решила, что все идет к лучшему. Но с тех самых пор все пошло наперекосяк. В Каньоне-де-Шей оказалось ветрено и невероятно жарко, а прилегающий городишко, Чинле, мог привидеться лишь в кошмарном сне. Единственная закусочная «Тако Белл» была переполнена, и они оказались единственными белыми из всех посетителей. С долиной Монументов дело обстояло не лучше. И если размещение в Гранд-Каньоне было не в пример лучше, то от туристов там было не протолкнуться. Бесцеремонные немцы и японцы толкались среди кротких американцев, чтобы сфотографировать те же самые горные виды, которые до них десятилетиями фотографировали их же соотечественники.

К счастью, у Глории хватило ума, чтобы убедить мужа забронировать на неделю номер в Реате. Курорт располагался гораздо дальше, чем они собирались ехать, на юге штата. Но она вычитала про него в специальном выпуске журнала «Сансет» – «Лучшие отели юго-запада». Ее тут же пленил контраст между бесплодными пустынными пейзажами и шикарным отелем, разместившимся посреди этого запустения. Реата считалась роскошным курортом и в зимнее время принимала гостей из восточных штатов. А в летние месяцы существенно снижала цены, так что людей менее взыскательных жара не отпугивала. Разумеется, Глория упомянула и низкие цены, и экзотику пустынного зноя, чтобы уговорить супруга. Хотя она собиралась добиваться его согласия, чего бы это ни стоило: раз уж ему позволено было спланировать первую часть поездки, то вторая оставалась в ее распоряжении.

Вот только где эта самая Реата? Ральф уже полчаса ворчал себе под нос. Не похоже, чтобы эта разбитая дорога могла вести к роскошному курорту. Они заблудились, это было ясно. Это Ральф их сюда завез, и будь он проклят, если не вывезет обратно. Глория развернула газету и принялась изучать первую полосу. Чтобы почитать что-нибудь в дороге, она еще у Гранд-Каньона купила в отеле несколько наиболее уважаемых газет со всей страны – включая излюбленную «Нью-Йорк таймс» – и последние шесть часов просматривала колонки одну за другой. Сейчас она взялась за «Лос-Анджелес таймс» и недовольно хмурилась, читая статью о событиях, произошедших несколько лет назад, что они «имели место» «во время о́но». Ее поражало, что новостная газета позволяла своим корреспондентам включать в репортажи подобные сленговые обороты. В особенности такие безграмотные выражения, как «во время оно». Разве газеты не являли собой бастион языковой культуры, призванный противостоять полчищам нелепых вульгаризмов, грозивших замусорить английский язык?

Естественно. Чего еще можно ожидать от калифорнийской газеты?

– Похоже, приехали, – сказал Ральф, кивая в ветровое стекло.

Глория отвлеклась от газеты, проследила за его взглядом, и взору ее открылось отрадное зрелище. Прекрасный островок сочной зелени и приятных строений на буром фоне невысокой горной гряды. Именно этот затерянный экзотический курорт она видела в журнале. И предположила, что затрудненная дорога служила средством, чтобы избежать наплыва всевозможного отребья. Некоторые из гостей, насколько она помнила из статьи, добирались сюда на вертолете. Возможно, им следовало поступить так же. Хотя теперь это не имело значения. Они наконец добрались, а это самое главное.

Разбитый, весь в рытвинах асфальт сменился ровной мощеной дорогой. Они подъехали к сторожке и остановились перед запертыми воротами. Глория почувствовала себя заметно лучше. Пока Ральф оплачивал парковочное место, или предъявлял приглашение, или делал еще что-то, что от него требовалось, она оглядела ряды машин. И осталась довольна, увидев столько первоклассных седанов и кроссоверов. Ворота открылись, они проехали к главному входу и остановились под тенистым навесом. Чинно одетый служащий помог ей выйти, а второй принял у ее мужа ключи, чтобы припарковать машину.

Два статных молодых человека открыли им двери. Они вошли в холл, и… первой части их путешествия словно никогда и не было. Воспоминания о предыдущих пяти скверных днях изгладились из памяти, едва они оказались в богато обставленном, прохладном вестибюле. Вот как следовало проводить отпуск. Глория с радостью предалась привычному чувству комфорта. Приятная девушка за массивной стойкой зарегистрировала их. Служащие помогли им разгрузить вещи и отвезли их на гольф-каре к люксовому номеру с видом на пустыню. Она уже не казалась такой бесплодной и угнетающей. Напротив, из панорамных окон хорошо обставленной, прохладной спальни она даже радовала глаз.

Миссис Педвин налила себе воды из мини-бара и устроилась на небольшом диванчике. Им еще нужно было распаковать чемоданы – Ральф отказался от помощи портье в этом деле, – но вещи могли подождать. Поездка оказалась дьявольски долгой, и они заслужили короткую передышку. Женщина взяла журнал со столика, а Ральф отправился в уборную.

– Господи боже! – раздался через секунду его крик, и Глория услышала, как его рвет.

Она вскочила с дивана и бросилась в уборную.

– Что такое?

– Не подходи! – крикнул Педвин, но было уже поздно.

Крышка была поднята, и она увидела в унитазе брызги крови. А в грязной воде плавало нечто похожее на ошметок темной материи.

Зародыш?

Сгусток в унитазе, скорее всего, даже отдаленно не напоминал извлеченный плод. Но образ юной девушки, неистово исторгающей зародыш в самопроизвольном выкидыше, уже занял ее сознание, и она в ужасе попятилась.

– Глория? – позвал Ральф.

Она вскинула руки, замотала головой и продолжила пятиться.

Зародыш.

Она уже знала, почему подумала именно об этом. Ее мать. У ее матери случился выкидыш. Правда, к тому времени, как Глория об этом узнала, она уже выросла, а мать практически лежала на смертном одре. Это была девочка, и случилось все за три года до рождения Глории. Она чувствовала горечь и злилась на мать за то, что та лишила ее сестры, с которой Глория могла бы вместе расти, делилась бы секретами, к чьим советам прислушивалась бы в те нелегкие подростковые годы. Она понимала, что в том не было вины матери и что ей самой пришлось гораздо хуже, чем Глории. Но злость все же осталась, и она нашла единственный способ от нее избавиться – представить ужасные обстоятельства выкидыша. Миссис Педвин не расспрашивала у матери о подробностях – она вообще ничего не спрашивала, – но в сознании у нее сложилась ясная картина, которая из года в год представала перед ее внутренним взором.

И заканчивалось все неизменно той же сценой, какая теперь открылась им в туалете – забрызганный кровью унитаз.

Ральф, похоже, пребывал в замешательстве.

– И что теперь делать? – пробормотал он растерянно. – Думаешь, следует смыть это?

Неуверенность мужа вернула Глории былую решимость, и она вдруг почувствовала себя вновь способной к действию.

– Ничего не трогай, – выпалила она со злостью. – Тут могло быть совершено преступление.

– Тогда…

– Позвони администратору и скажи, чтобы немедленно кого-нибудь прислали. А потом помоги мне с сумками. Мы не останемся в этом номере ни на секунду.

– Мне так жаль, – сказала девушка за стойкой.

Вид у нее был довольно обескураженный. Она покраснела, и на ее верхней губе под носом выступил пот. Но Глории не было до этого дела. О таком даже у Говарда Джонсона в отеле помыслить трудно, уж не говоря о Реате. Это просто непростительно!

– Я хочу поговорить с администратором, – сказала она бесстрастно.

– Секунду, мэм, – девушка подняла трубку, незаметную за стойкой, и набрала номер. – Мистер Кабот? У нас тут срочные посетители. Вы не могли бы подойти на рецепцию?

Она повесила трубку:

– Администратор уже идет.

Мгновением позже из-за угла вышел дородный бородатый мужчина, явно хорошего воспитания. Он прошел к стойке, пожал руку Ральфу и отвесил Глории поклон. Он сразу кого-то напомнил ей, но потребовалось какое-то время, чтобы понять, кого именно.