— Да!!!

Первый раз слышу такое — это при ее-то ревнивом характере!

Саша:

— Мама, если бы пришел вор, ты бы ему сказала: вы забыли, вон там еще одна рубашечка лежит.

— Я вижу, ты меня совсем глупой считаешь!

— Ну, что ты! Ты очень умная, но ты бы так сказала. И еще бы ты сказала: «Извините, у нас все белье непостиранное! Извините, что так получилось!»

Это Шура виноват, что дети считают меня такой юродивой — это он всегда шутит на этот счет.

— Саша, о чем вы с Таней разговариваете?

— Сначала она мне рассказывает о геометрии, а потом мы говорим о житейском…

26 марта 54.

Гале 17!

На дне рождения были только песковцы. Моргалки, шарады, но главное — танцы.

Саша:

— Всё танцуют и танцуют… Я никак не могу понять, что в этом интересного? Егор со мной совершенно согласен, он тоже не понимает, что в этом интересного.

Шарады были такие: перс-тень, труп-па, о-зеро (без слов!) и еще всякие.

В слове: «труп-па» первый слог изображался так: Егор лежал, закрытый простыней, Женя[52] читал лекцию по анатомии, а Сашка, Алена и я записывали. Во время лекции профессор взял Егора за нос, и покойник с ужасным визгом вскочил и умчался.

Целое заключалось в том, что Женя набирал актерскую труппу.

Егор пришел к нему в качестве фокусника. Играл он очень хорошо и с полным самообладанием бросил, по ходу дела, на пол мою шляпу (Галя из публики взволнованно крикнула: Эй, эй!).

Саша обнаружила незаурядный импровизаторский талант, она очень находчиво отвечала на все Женины вопросы.

Женя:

— Итак, что вы умеете делать?

— Решительно все!

Женя:

— Тогда спойте!

— Дело в том, что я сегодня немного охрипла.

— Тогда станцуйте!

— Видите ли, как раз сегодня я подвернула ногу.

— Гм… Ну, а с техникой вы знакомы?

— Всю жизнь интересовалась техникой!

— Тогда я назначаю вас осветителем.

— А… а это не значит, что я должна буду играть главную роль?

Потом мы с Женей написали рассказ, оставив место для прилагательных. Кажется, без такого рассказа не обходится ни одно рождение. Потом дети вслепую вставляли прилагательные. И получилось вот что:

Свободомыслящее волнение началось с длинноногого утра. Кашляющая именинница проснулась в 5 часов. 7… 9… Не опоздают ли противные гости? Усвоила ли потрясающая Алена, что плохотанцуюший день благородного рождения в ЭТО ветреное воскресенье, а не в будущее? Не забыла ли бессмысленная мама Фрида купить шарообразное шампанское? Хватит ли чокнувшейся ветчины? Удался ли у влюбленной мамы Сони розовый наполеон?

Не решил ли голубоглазый Миша, что Сретенский бульвар находится в лохматом Киеве? Не взял ли он сгоряча цветочный билет на вечерний поезд?

Не обнаружит ли хороший Саша в последнюю меланхолическую минуту, что кривой пиджак его прожжен на истерической спине деревянным утюгом?

Не придет ли в зеркальную голову кристально-чистого Валеры сказать по причине живописного плохого настроения, будто ему нужно зубрить наэлектризованную науку?

Ах, сколько приятных неожиданностей ожидает голодную именинницу.

(И так далее, и так далее — чем длиннее, тем лучше. Ребят все это почему-то очень смешит).

31 марта 54.

Саша:

— Мама, как плохо жить на свете. Как в школу идти не хочется.

— Ну, потерпи. Осталось немного: апрель, май — и все. А потом поедем в Пески, станем ходить на речку.

— Как все было плохо. А ты поцеловала — и сразу легче.

— Мама, а теперь про все можно говорить? И про дядю Илюшу и про тетю Руню?

Саша:

— Мама, ты не можешь мне объяснить — зачем люди живут на свете?

В самом деле…

Галка:

— Вот кончу я школу и меня не примут в институт. Кто за меня хлопотать станет? Ведь ты не будешь?

— Не буду.

— Ну вот, так я и знала. За Артема — можешь, а за меня — нет. Помолчав:

— Ты не думай, я понимаю. Это я так…

11 июня 54.

Мы снова в Песках. Только Галка еще в Москве — сдает экзамены на аттестат зрелости.

Я послала соседу записку:

«Яков Львович!

Мы испекли пирог.

Мы не можем есть его одни.

Мы просим прийти Марию Петровну.

Мы просим прийти Вас.

Мы ждем Вас к 9 ч.»

Саша, которая должна была отнести записку, прочла ее и сказала: — Ты пишешь, как Габрилович или Олеша: «Он икнул. Он рыгнул. Он сказал». [Саша, конечно же, почерпнула сведения о стиле Е. Габриловича из пародии Александра Архангельского, где показано, как бы Габрилович написал «Капитанскую дочку». Естественно, книги Архангельского стояли на полках в доме, где отец семейства сам был пародистом. — А. Р.]

Саша: — Я не люблю стихи.

— ?!

— Веселые стихи редко бывают хорошими, а грустные стихи я не хочу читать. Когда я в первый раз читаю книгу, я читаю все — и печальное, и веселое — ничего не пропускаю, не заглядываю вперед. Но когда я читаю во второй и в третий раз — я все грустное пропускаю и читаю только веселое и хорошее.

22 июня 54.

Вчера был выпускной бал у Галки. В белом платье с белыми лентами в волосах она казалась мне прекрасной. Все девочки до одной были прекрасны, не было ни одной некрасивой или несимпатичной. Очень трудно было не плакать, глядя на Галю.

29 июня 54.

Сегодня мы узнали, что у Гали — серебряная медаль. Ура!

30 июня 54.

Папа Аба самым серьезным образом уверяет, что Сашку надо отвести к врачу-психиатру.

Основания: 1) Когда пришли гости, залезла под стол и хватала собравшихся за ноги; 2) была поймана на кухне за очень странным занятием: поливала раскаленный утюг холодной водой («мне нравится, как шипит»).

Меня несколько утешил Женя, который написал: «Сашкины странности мне близки очень, и если Вас не пугает эта мрачная параллель, то и я очень люблю брызгать водой на раскаленный утюг, а под стол не лезу лишь из ложной скромности и слабой физической выучки».

Изя же считает, что Сашку следовало бы хорошенько выдрать, и жалеет, что никто в нашей семье не владеет этим важным педагогическим приемом.

2 июля 54.

Прочитав, что я плакала, глядя на Галю в белом платье, Шура теперь разговаривает со мной так:

— Можно, я надену белую рубашку, ты не заплачешь, нет?

— Хотел я постелить себе постель, но там белая простыня и белый пододеяльник, и я боюсь, что заплачу.

Ждем Илюшу и Руню со дня на день. У нас сейчас Генри с Ниночкой. Ниночке уже 9. Она не видела родителей пять лет. Я так и не могу понять, знает ли она правду. Я слышала, как она сказала соседке: «Мои папа и мама работают на Дальнем Востоке»… Тут она посмотрела на меня с испугом — не добавлю ли я чего?

Шура сказал детям, что если они станут хорошо вести себя, он будет к вечеру писать им по стишку. Они, бедняги, старались вовсю и нынче к вечеру получили такое: