— Я боюсь кого-нибудь!

31 марта 45. Запись А. Б.

— Папа, дай колбасу-у-у…

— Тебе нельзя.

— Почему?

— Потому, что ты маленькая, будет болеть животик. Вот вырастешь большая, будешь кушать колбасу.

— Папа, купи мне репку, я вырасту большая-пребольшая и буду кушать колбасу!

Видно, хитрый младенец думает примазаться к репке и расти с ней. И запоминает сказки.

(А. Б.)

Галя начала по совету бабушки Вали вести дневник. Первая запись от 19 марта гласила: «Сегодня я получила 5 с минусом и 5 с плюсом. 5 с минусом это за арифметику. А 5 с плюсом по чтению. И еще 4 за письмо. Потом я пришла домой и сделала уроки. Уроков нам задали немного. Потом написала письмо Изе. Это мой дядя. (Курсив мой! — Ф. В.)

У меня есть сестренка. Ее звать Саша. И еще мы прозвали ее Топси. Саша очень похожа на негра».

Запись вторая от 22 марта:

«У нас в школе много девочек. Но больше всего я дружу со старостой и ее помощницей. Елене Петровне очень трудно ладить с 55 девочками. 54 ничего ведут. Но 55-я ужасно мешает. Елена Петровна хочет выключить ее из школы. Но не удается. Все учителя ее знают. Она в урок бегает как в перемену. Ну и все. На сегодня хватит».

Фраза-пояснение: «Это мой дядя» напомнила мне вот что: как-то один литературовед, удрученный однообразными и слишком олитературенными рассказами-воспоминаниями о Есенине, решил обратиться к отцу поэта, ожидая от него по-настоящему наивного и непосредственного повествования. И старик начал свой рассказ следующей вполне литературной фразой: «Была темная осенняя ночь. Шел дождь».

Мне казалось, если восьмилетняя Галка примется за дневник, то станет писать без всякого расчета на читателя. Однако — нет.

— Зачем ты пишешь, что Изя твой дядя? Разве ты забываешь об этом? — спросила ее Елена Евгеньевна.

— Нет, это для чужих, — откровенно ответила Галя.

На днях за столом у меня произошел острый разговор с одним нашим гостем.

— Выпьем, Фрида, — сказал он, — и забудем все!

Я ответила:

— Обиду утопить в вине нельзя.

Галя, присутствовавшая при этом, заметила мечтательно:

— А в шоколаде можно…

Мама Соня сгоряча сказала Саше:

— Не ломай посуду, а то я тебе голову сломаю!

Саша ответила с большой обидой:

— Если сломаешь мне голову, я тебя любить не буду!

Очевидцы утверждают, будто при этом она еще погрозила кулаком.

Восприняла у Вадика гнусную манеру плеваться и произносить нецензурные слова. И еще одна отвратительная привычка: кто бы ни сидел за столом, что бы ни ел — в любое время дня, даже тотчас после еды, Саша начинает клянчить: «Дай! дай! картошечку! колбасу!» А если еще не успела разглядеть, то просто: «Дай это!»

11 апреля 45. Запись А. Б.

Я работаю, Саша лежит, но спать не хочет. Ей скучно. Изобретает разговор:

— Пап, а папа?

— Что тебе?

— Мне не больно.

(А. Б.)

15 апреля 45.

Рассказывать про Галку становится трудно. Тут уж не отделаешься перечнем забавных словечек. Уже совершаются поступки. И довольно сомнительного свойства притом.

Со стола учительницы Галя взяла свою классную тетрадь и вырвала оттуда страницы с отметкой 3.

Когда Елена Петровна спросила, кто это сделал, — она заплакала, но ответила:

— Не знаю.

У меня, когда я стала спрашивать, созналась мгновенно, но тоже кроме слез я из нее ничего не выжала. Из уст вырывались отдельные, довольно бессвязные слова:

— Там было грязно… тройки… кляксы…

Поклялась больше не повторять такого.

Завели новые тетради (домашние), выполняем домашние задания совместно, т. е. я наблюдаю.

22 апреля 45.

Саша угрожает Шуре:

— Если не дашь картошечки, я буду говорить такие слова!

— Саша, гадкая девчонка, не бей Вадика.

— Я не девчонка, я Сашенька, я хорошая девочка!

4 мая 45.

— Саша, вот банка, тут сгущенное молоко, а вот на банке мальчик нарисован, видишь?

— А мальчик тоже сгущенный? — спрашивает Саша.

— Галя, какую отметку ты получила сегодня?

— Четыре с минусом за письмо.

— Вот пробка! Вот дура старая! — восклицают одновременно мама Соня и папа Аба по адресу учительницы.

Заметим при этом, что папа Аба кандидат педагогических наук.

Я строго-настрого запретила Гале вырывать из тетради листы. На днях увидела, что из тетради по письму вырван лист. Объяснение последовало неслыханное:

— Это папа Аба вырвал. Я ему сказала, что ты не разрешаешь, но он ответил: ничего, мы потихоньку от мамы Фриды. А то очень уж грязный листок — лучше вырвать!

Папа Аба был допрошен и сознался. Поставлю в соответствующих инстанциях вопрос о снятии с него звания кандидата.

Галя очень много хнычет, чуть что — начинает разговаривать плаксивым тоном. Это очень раздражает, но я все вспоминаю рассказ Гарина-Михайловского «Исповедь отца». Если разыщу его, перепишу сюда целиком.

Он говорит: бывает, что у ребенка нервы болят. Надо переждать, пока они переболят. И не сердиться, не кричать… Только это трудно. Особенно, когда у самой нервы болят.

Шура натренировал Сашу, и она поет:

А если спросить: «Кто разрешил?», Саша отвечает: «Наш славный лепертком» [Репертком: Репертуарный комитет. — А. Р.].

— А кто будет ставить? — Акимув.[13]

— Мама, дай я скажу тебе на ушко! — и при этом прикладывает свое ухо к моему.

7 мая 45.

Гале 8 лет 1 месяц. Саше 2 года, 11 месяцев, 20 дней.

Сегодня делали с Галей уроки. У нее было очень хорошее настроение. Быстро считала, легко решила задачку; написав 30 вместо 32, не захныкала, против обыкновения, а предложила сначала решить пример с цифрой 30, а потом уж дополнительно с 32-мя.

— Ты почему такая веселая сегодня? — спрашиваю.

— Я потому такая веселая, что в школе было очень интересно. Решали интересную задачу, читали интересный рассказ, а потом пели.

Учительница у нее, видимо, хорошая. Только зовет их по фамилиям. А нас Анна Ивановна всегда звала по именам. Потом однажды у них в классе был такой случай: у одной из девочек пропало 10 рублей. И учительница устроила обыск: перерыла у всех портфели, обшарила карманы. Я не знаю, как следует поступать в таких случаях, но твердо знаю, что Анна Ивановна ни при каких обстоятельствах обыска не стала бы делать.

Впрочем, что ж вспоминать Анну Ивановну — таких все равно нет.[14]

Галино письмо:

«Дорогая моя бабуся! Вот и Шура едет в Ленинград. А меня опять не берут… Я так хотела тебя видеть. Бабуся! Сегодня радостный день! Война кончилась! Теперь кажется мы скоро увидемся. Целуем мы тебя все. Жилаем щастя и здоровя».

На этом месте Галю позвали купаться. Последние строки она дописывала торопясь. Ждем салюта…

Его не последовало. Взяли Бреслау. А салют в честь окончания войны — еще впереди.

8 мая 1945.

Сегодня Шура уехал в Ленинград. На это время Галя переселяется в нашу комнату. Безумный восторг, блестящие глаза и безудержная жажда деятельности: подметает, вытирает пыль, а ко мне обращается не иначе, как «мамочка милая».