Литмир - Электронная Библиотека

— Золото! — со стоном вырвалось у ростовщика Наххаса, и голос его на этот раз был тихим и нежным, — Золото…

По толпе, от одного к другому, пробежал изумленный шепот:

— Золото… золото… золото…

И Башир сказал, обращаясь к слушателям:

— Да, друзья мои, золото.

И продолжил:

— Однако не думайте, что господин Буллерс делает так, как менялы с улицы Ювелиров, — монетку туда, монетку сюда. О нет! Господин Буллерс скупает и перепродает золото ящиками, бочонками, громадными слитками, и получается это у него ловчей и проще, чем у вас, когда вы покупаете и продаете здесь, на Большом базаре, несколько пригоршней бобов или проса.

Торговлю он ведет по всему миру. Везде у него есть свои конторы: от Китая до Америки. И со всеми он связан посредством телеграфа и потому напоминает паука, сидящего в своей паутине. Только его паутина покрывает обширнейшую территорию и вся сплетена из золота.

По толпе вновь пронеслось:

— Золото… золото… золото…

И Башир продолжил:

— Почему же, однако, о братья мои, почему этот человек, обладая безграничными возможностями, поселился в Танжере — маленьком городе, живущем своей обособленной жизнью? Что побудило этого паука облюбовать паши стены? Поверьте: не яркое солнце и не красота здешних мест. Будь наше небо вечно мрачным и холодным, а наша земля мало пригодной для житья, господин Буллерс все равно обосновался бы у нас, потому что из всех стран мира здесь, и только здесь, золото свободно. Другие государства — как мне объяснили мой друг рыжеусый Флаэрти, господин Рибодель, человек преклонного возраста и весьма сведущий в том, что касается законов, и, наконец, Лея, после того как поработала у господина Буллерса, — так вот, другие государства в буквальном смысле держат золото в плену. Они обложили его непомерными налогами, не уплатив которые золото нельзя ни вывезти из страны, ни ввезти в страну. В противном случае за такими действиями следует суровое наказание. И закон этот имеет силу везде, кроме Танжера.

Так золото, являясь повсюду узником, стремится попасть сюда, влекомое здешней свободой. И его обладатели следуют за ним, и… теряют свободу. Потому что для них уже не существует ничего, кроме их богатства, и они становятся его рабами.

Не избежал подобной участи и господин Буллерс.

Он живет в маленьком доме — невзрачном, небогатом и довольно угрюмом. На стенах его комнаты развешаны фотографии десяти принадлежащих ему замков и дворцов, а подвал дома завален ящиками с золотом. И этот человек, имеющий собственные золотоплавильни и, словно султан, обладающий правом ставить на золото, отправляемое во все концы света, свое клеймо, — этот человек работает с раннего утра до поздней ночи. День-деньской он пребывает в заботах и тревогах: ему надо получить и отправить телеграммы, купить золото на китайском острове, который называется Формоза, и перепродать его на Филиппинах, а в Панаме произвести обмен золотом между двумя Америками. А цена на него то поднимается, то падает — наподобие того, как у нас скачут цены на бобы и просо. И в ожидании очередных известий о стоимости золота господин Буллерс теряет сон и аппетит. Еще он занят тем, что вывозит золото из стран, где это запрещено, и везет его сюда. Для этой цели он повсюду имеет своих агентов. На него работает даже какая-то женщина, которая пилотирует небольшие самолеты.

Таким вот человеком увидела мой друг Лея господина Буллерса — трепетавшего, лгавшего, подсчитывавшего, хитрившего, убивавшегося из-за богатства, которое не доставляло ему никакой радости. Бедный господин Буллерс!

Тут Башир на минуту смолк и глубоко вздохнул, и Наххас, старый ростовщик, с горечью спросил его:

— Ты в самом деле жалеешь человека, у которого такое богатство? Выходит, ум твой еще более убог, чем тело.

— Да нет же! Ты прекрасно видишь, что он смеется над торговцем золотом! — возразил Селим, продавец амулетов.

— А я думаю, что он относится к нему с презрением, — сказал уличный писец Мухаммед.

И всем им Башир мягко ответил:

— Я всего лишь передаю слова моего друга Леи.

И он продолжил свой рассказ:

— Скольких несчастных людей повидала Лея у господина Буллерса! У них были целые груды золота, множество чемоданов, набитых банковскими билетами и ценными бумагами. Где упорством и терпением, где трудом и изворотливостью они наконец смогли подкупить чиновников, презрев законы и подвергшись серьезным опасностям, вызволить свое богатство из плена и привезти его к нам, оградив тем самым от натиска налогов и превратностей войны — всего, чего они так боятся.

Но как только их деньги оказались здесь, они снова начали дрожать за них. Не изменятся ли танжерские законы, обеспокоенно спрашивали они, и не станут ли такими, как в Европе? Все-таки Танжером управляют семь европейских государств. И что произойдет в случае войны? Бомбежки… С тех пор как американцы построили здесь мощную радиостанцию, Танжер перестал быть безопасным… И кто знает… Гибралтарский пролив такой узкий. Враг может добраться сюда… И наконец, арабы… Они могут взбунтоваться…

Напрасно господин Буллерс их успокаивал, этим несчастным никак не удавалось обрести мир в душе. Они оставляли господину Буллерсу лишь часть своего состояния, а остальное везли все дальше и дальше, чтобы еще часть оставить в других странах, за морями и океанами. Так сеяли они по миру свое бесполезное золото.

Но не думайте, друзья мои, что один лишь господин Буллерс копит огромные деньги. В Танжере, говорят, существуют десятки, сотни банков и банковских контор, занятых только этим. Чрево нашего небольшого города напичкано золотом. Я же могу вам рассказать лишь то, о чем поведала мне Лея, мой большой друг, проведшая несколько лет в проклятых лагерях и, словно клейменый зверь, носившая на руке свой номер. А теперь эта же самая Лея ночевала в гамаке дяди Тома, каждый вечер видела, как ее дядя, старый Самуэль, из последних сил тащится в ночные рестораны с карандашом в руках и рулоном белой бумаги под мышкой, и каждый день помогала господину Буллерсу и другим прятать, охранять, погребать горы их золота.

И я, нищий, я, горбун, был ее единственным доверенным лицом. У нее не было больше никого, с кем она могла бы поделиться своими мыслями. Маленький старый Самуэль все больше слабел — и телом, и духом. Теперь, когда его племянница наконец обрела свободу, cats он, казалось, утратил смысл жизни и силы для дальнейшей борьбы.

Внезапно из толпы раздался злой хриплый голос:

— Погоди, погоди, враль горбатый! — И Сейид, уличный чтец, которого Башир своими рассказами лишил куска хлеба, спросил: — А куда подевался молодой испанец? Тот, что приехал к старому негру тем же вечером, что и племянница Самуэля?

И Зельма-бедуинка, с мягкими и очень живыми глазами, воскликнула:

— Правда, правда! Ты обещал нам любовную историю!

Все женщины, и красавец Ибрагим, продавец цветов, и другие молодые мужчины одобрили бедуинку.

А Наххас, старый ростовщик, усмехнулся в свою выцветшую бороду, испачканную желтой слюной:

— Продавец вымысла! Мелкий жулик!

Однако Башир ответил ему тоном, в котором прозвучало прекрасно сыгранное удивление:

— О дяденька! Неужели твое ремесло до такой степени лишило тебя здравого смысла? Ты и в самом деле полагаешь, что с судьбой можно так же легко плутовать, как это Делает ростовщик со своими весами?

И, оставив озадаченного старика Наххаса, Башир обратился ко всем слушателям:

— Вот теперь, друзья мои, настало время поведать вам, что было предначертано свыше для Франсиско и Леи.

— Говори! О, говори же скорей! — простонала Зельма-бедуинка.

И Башир продолжил свой рассказ:

— Их любовь зародилась с первой же встречи. Но если сами они вначале даже не подозревали об этом, я все понял сразу — и вот каким, довольно необычным, образом: в тот вечер у дяди Тома я страдал, видя Лею и Франсиско вместе.

Да, мне было больно, невыносимо больно, как если бы мне разорвали сердце или копьем проткнули живот. Во рту я чувствовал горечь, но я знал, что это не болезнь. Когда я шнырял по городу в поисках подаяния или пищи, развлечения или ночлега, я чувствовал себя бодрым и жизнерадостным. Я с легким сердцем разговаривал с моим другом Флаэрти и с госпожой Элен. Я получал удовольствие от умных речей старого господина Рибоделя. Более того, я очень любил Франсиско — но только когда с нами не было Леи. Этот веселый храбрый человек рассказывал о своей жизни в Испании истории, которые горячили мне кровь. А когда я оставался с Леей наедине, ее лицо, обращенное ко мне, ее слова и та нежность, с какой она ко мне относилась, делали меня поистине счастливым.

31
{"b":"238822","o":1}