— А князь своё добро — превыше всего, — мрачно вставил Василий.

— Ефимку-сборщика, пока вы в баньке парились, батогами до полусмерти избили на княжеском дворе, — гневно произнёс Демид.

— Вот, Игнатик, дела-то какие! — молвил дед Данилка. — Ефиму, соседу нашему, приказал князь Ночной с нас собрать все подати сразу. Среди лета где ж это видано? Да мало того — вперёд за весь год.

— А Ефим что мог поделать? Князь да Спирька-Чёрт назначили его сборщиком — и весь сказ, — молвила Ульяна. — Податей Ефимка не собрал, под батоги попал.

В избе наступила тишина.

— Кого-то теперь заставят подати собирать? — вздохнул дед Данилка. Найдёт князь пса вроде Дурынды. А то и сам Спирька возьмётся… Худо будет, ох и худо…

— Наши коровы да бараны на острове живут, посреди болота, доверительно сказал Игнату Василий. — Чего нам Спирьки бояться? Будь он сам сатана — не сыщет.

— У Василисы-вдовы корова в лесу спрятана, за старым скитом, продолжал Демид, — у Егора — животина возле большой берлоги, а стадо — за Волчьей падью. Хоть полк солдат пусть присылает князь, ничего не найти.

— Наши деды да прадеды, сказывают, так от татар своё добро прятали, мрачно произнесла бабка Ульяна. — Не думала я, не гадала, что и мне придётся до такого времени дожить… Где ж это видано?

— Пошто ты, Игнат, кровососа и душегуба Спирьку-Чёрта нынче ночью пожалел, живьём из рук выпустил? — спросил вдруг Демид. — Пусть бы князь с ним расправился, как с Ефимом, батогами…

— Отцепись, Демидка! — стукнула клюкой по полу Ульяна. — Дал Игнатушка промашку — в другой раз умнее будет. Не в Спирьке суть. А в отце Парамоне. Он князю главный советчик.

— Издали наш поп некрасив, зато поближе — ещё хуже! — улыбнулся Демид, и его озорная борода поползла вбок. — А уж как он пиявки князю ставит посмотреть любо-дорого! И всё вздыхает:

«Ах, мне бы на небеса… Там пожить по-райски…»

— Вот бы Парамону поскорее на небесах очутиться — всем бы стало легче, — произнёс дед Данилка. — Но он-то ловок, хитёр! О небесной жизни языком чешет-мелет, а с земной расставаться не желает… Охоч поп до зелья хмельного — другого такого охотника во всей округе не сыскать. Любит выпить, особенно на дармовщину. У меня с ним один раз такой случай вышел…

Но какой у деда вышел случай, Игнат так и не узнал: в избу влетела Стёпка и сказала, что по улице едет возок со Спирькой-Чёртом и Парамоном.

— И Дурында с ними — верхом! — звонко закончила Стёпка и снова убежала.

Игнат повернулся к оконцу, но сквозь старую, потрескавшуюся слюду ничего нельзя было разобрать.

— К нам, верно, едут-скачут, — молвил дед Даиилка. — Опять что-то Чёрт надумал!

— Известно что, — покачала головой Ульяна, — беду новую…

Демид и Василий вышли из избы.

— Врага встречают за околицей, — сказал Игнат, вставая с лавки.

Он потянулся было рукой к висящему в углу своему зелёному солдатскому кафтану, но передумал и, как был — босой, в чистой холщовой рубахе, шагнул к порогу.

Слегка прихрамывая, он вышел на улицу, где уже стояли Демид и Василий. Стёпка удобно устроилась на плетне.

Дед Данилка и Ульяна показались на пороге избы в тот момент, когда возок, запряжённый двумя лошадьми, остановился возле Демида и Василия. Дурында верхом на чалом коне сопровождал братьев.

Спирька-Чёрт держал вожжи, а рядом с ним восседал маленький, худенький попик в коричневой рясе. Рыжая бородка его была едва приметна. Бросалась в глаза непомерно большая, похожая на пузырь голова. Казалось, подуй сейчас хотя бы самый лёгкий ветерок — и улетит поп в выси поднебесные.

Но ветерка не было, и отец Парамон благополучно сошёл на землю, произнося нараспев:

— Мир да любовь, люди добрые!.. Ага, вот ты каков, Игнатик? — с ласковым любопытством оглядел он солдата. — Мужик, истинно мужик. Не отличишь!

— Я мужик и есть, за то мне и честь! — ответил Игнат.

— Э-э, Игнатик, врёшь! — усмехнулся поп, и толстые губы его зашевелились, как алые тряпицы на ветру. — Честь тебе за то, что ты двадцать пять лет царю-батюшке отдал.

— Я под началом царя был да родной земле, народу своему служил, прямо смотря в поповские глаза-горошины, сказал Игнат.

Парамон улыбнулся ещё шире, толстые красные губы расплылись, ощерился большой чёрный зуб.

— Я, Игнатик, радостную весть привёз, — умилённо проговорил он.

— Может, дожди пойдут? — хитро спросил Игнат.

— Ах, дожди, дожди… — вздохнул поп и перекрестился. — Засуха, пожар, наводнение — всё не от нас, а оттуда! — Он ткнул пальцем в небо. — Мы должны ждать да о жизни небесной не забывать. Вот там, — поп во второй раз поднял тонкий пальчик и ткнул его в белёсое от зноя небо, — нет ни дождей, ни засухи — никаких забот. Рай! Не то что здесь.

— Если там так хорошо, — сказал Игнат, — так чего мы здесь топчемся? Спеши на небо, отец Парамон, а мы — за тобой!

— Но попадёт на небо только тот, кто на земле живёт тихо, послушно, елейным голоском произнёс Парамон. — Затем, кто достоин, придут ангелы, раздастся трубный глас, и откроется ему дорога на небо… И увидит он бога-создателя…

— Видел я его, бога. — Игнат подкрутил усы. — Шёл я степным шляхом, попросился в хату на ночлег. А в той хате богомаз жил — все стены в иконах. Куда ни глянь — святые лики…

Поп Парамон перекрестился смиренно.

— Попросил я этого богомаза, — продолжал солдат, — отца моего покойного нарисовать. «Как же родителя твоего рисовать, если я его не видел?» — удивился богомаз. «Бога же тоже никогда не видел, а рисуешь!» говорю-я ему.

— Ну, и чем дело кончилось? — спросил поп.

— Переночевал среди богов, вот и всё. Теперь любого из них встречу сразу узнаю, — одними глазами усмехнулся Игнат.

Спирька-Чёрт слез с возка, передал вожжи сидящему верхом Дурынде.

— Отец Парамон, — поклонился попу подошедший поближе дед Данилка, пять молебнов было о дожде, два водосвятия, а ни капли не упало с твоего неба.

— Чудо надо ждать смиренно, — ответил Парамон. — Верить в него.

— И тогда с неба закапает? — спросила Стёпка.

— Цыц, несмышлёныш! — прохрипел Спирька. — Распустила язык!

— А отчего бы тебе, отец Парамон, не сотворить чудо? — спросил Игнат. — Я видел во славном городе Санкт-Петербурге, как попы чудеса творят. Прямо на площади. И на улицах тоже могут… Сотвори нам чудо, отче. Маленькое какое-нибудь.

Это был открытый вызов Парамону. Поп растерялся: как бы не опозориться. Он закатил глазки к небу и начал мелко и быстро креститься, чтобы выиграть время. Эх, придумать бы какой-нибудь ответ дерзкому солдату! Но, как назло, ничего не шло в голову.

В глазах Спирьки зажглись змеиные огоньки, и он снова, как это уже было раз нынешней ночью, почувствовал предательскую дрожь в коленках. Кто знает, что надумал этот проклятый солдат?

Спирька огляделся, встретился глазами с Дурындой, который преданно и доверчиво смотрел на попа. Затем взглянул с ненавистью на улыбающегося Игната.

Игнат же в оба глядел на большой, круглый, без морщин лоб Парамона, и думал о том, как хорошо было бы постучать в этот лоб, как в барабан.

— Не можешь, отче? — громко сказал Игнат. — Тогда сотворю чудо я.

Поп, Чёрт и Дурында, как по команде, уставились на солдата.

С удивлением смотрели на него и дед Данилка с Ульяной, и Василий с Демидом.

А восхищённая Стёпка соскочила с плетня и подошла поближе.

— Чьи это лошади? — спросил Игнат, кивая на возок.

— Мои, — пробормотал Спирька.

— Смотри, честной народ! — громогласно продолжал Игнат. — Сей момент этот возок с лошадьми и всем, что в нём есть, сгинет. Да так, что и духу от него не останется! Буду счёт вести до пяти! Раз…

— Ой, — сказал Спирька, — ведь и возок тоже мой… Давай, солдатик, покажи чудо на том коне, что под Дурындой…

— Не мешай! — закричал Игнат. — Теперь опять сначала всё начинать нужно! Чудо, свершись! Пусть сгинет этот возок с лошадьми! Раз… два…