Выйдя от хозяйки, Эндрю был в растерянности. Его взгляд упал на Манон, которая начищала стоящую на буфете статуэтку медведя. Блейк догадался, что статуэткой она занимается только для виду, а на самом деле поджидает его.

– Месье Блейк, – позвала она тихим голосом.

– Да, Манон.

– Я хотела бы у вас кое-что спросить…

– О чем?

– Я предпочитаю поговорить об этом с вами, а не с Одиль, потому что она из всего делает трагедию. Ну вот: в следующий вторник у Жюстена день рождения, и я готовлю ему сюрприз…

– Вы хотите получить жалованье пораньше?

– Нет, с этим все в порядке, я выкручусь, но мне бы хотелось не приходить в этот день на работу, чтобы как следует все приготовить.

– А что вы делаете по дому во вторник?

– Убираю ваш этаж и обе гостиные.

– Ну, я думаю, это можно пережить. Давайте я поговорю с Мадам.

Девушка аж подпрыгнула от радости:

– Спасибо, вы такая няша!

Эндрю не знал этого слова. Видя непонимание на его лице, Манон объяснила:

– Это значит, что вы – сама любовь и доброта! Разговор был прерван стуком во входную дверь. Блейк пошел вниз, но дверь уже открыла Одиль.

– Здравствуйте, месье Пизони.

– Приветствую вас! Давненько мы не виделись.

– Все работало, – ответила кухарка, – не было надобности вас звать.

– А я уж думал, вы на что-то рассердились и теперь вызываете из Пласара второго мастера. Ему тут достаются все легкие заказы, а когда непонятно, в чем проблема, когда нужен знаток, вот тут обращаются к Пизони! Я мечтаю о том дне, когда мне позвонит клиент и скажет, что поломка у него пустяковая, но, видать, не скоро дождусь.

Мужчина был невысокого роста, полный, с красным лицом. Пришел он не один. Позади него стоял здоровяк с ящиком инструментов.

Одиль представила Эндрю:

– Это месье Блейк, наш новый мажордом, он будет принимать у вас работу.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Блейк – это звучит по-английски.

– Я и есть англичанин.

– Надеюсь, мы с вами поладим лучше, чем наши предки: я корсиканец.

– Если водопровод не будет исправлен к завтрашнему дню, я сошлю вас на остров Эльба.

– Мне не очень-то нравится, когда смеются над нашим императором. Он был великий человек.

– Не такой уж и великий, насколько мне известно… Но довольно шуток! Хоть о французах говорят, что они не любят мыла, пойдемте все же в ванную.

Трое мужчин и Одиль поднялись в комнаты хозяйки. В кабинете ее не было. Одиль постучала в смежную комнату.

– Мадам, пришли водопроводчики.

Мадам Бовилье отреагировала далеко не сразу. Когда она наконец открыла дверь, то выглядела крайне встревоженно. Занавески в спальне были задернуты. Блейк попал сюда впервые. Он нашел спальню маленькой – меньше, чем можно было подумать, находясь в коридоре. Одиль следила за тем, чтобы все, не мешкая, как можно быстрее прошли в ванную комнату. Никаких флаконов, никакого белья – очевидно, все было убрано в ожидании визита мужчин. Однако в воздухе витал какой-то запах – жасмина? – с примесью чего-то лекарственного. Пахло тут чем-то еще, но Блейк не смог определить, чем именно.

– Олег, дай-ка мне пассатижи, – попросил Пизони. Здоровяк открыл ящик и вынул инструмент. Пизони, важный, как хирург перед операцией, нырнул сначала под раковину, а затем полез под ванну. – О-ла-ла! И это – оборудование? – запричитал он, выпрямившись. – Кто вам его устанавливал, древние египтяне, что ли? Оно же эпохи фараонов! Если его не поменять, будут новые протечки, это уж как пить дать, и в один прекрасный день дом сгниет от сырости и просто развалится на куски, а вы все под ними погибнете. Будет катастрофа – и очень скоро. Одиль застыла в ужасе.

– Здорово сказано, прямо как в Библии, – вмешался Блейк. – Восьмая казнь египетская. Малоизвестная. Проклятие водопроводной муфты.

Пизони, проигнорировав его слова, обратился к Одиль:

– Вы поступайте как знаете, но мое мнение категорическое: все надо менять.

Олег как-то странно смотрел на своего начальника. Пизони достал блокнот.

– Я составлю вам смету, – сказал он. – Быстро, потому что дело не терпит. Вы получите ее через три недели. Мы с мадам Бовилье давно знакомы. Я ей доверяю. Если она пожелает, я начну работы раньше, чем будет готова смета.

Одиль уже была готова согласиться, но все же бросила вопросительный взгляд на Блейка.

– Если вы не возражаете, месье Пизони, – сказал тот, – мы все сделаем по порядку. Сперва вы скажете нам, какие работы намерены произвести и во что это нам обойдется, а потом мы решим, подходит нам это или нет.

Пизони старательно избегал смотреть в сторону Эндрю.

– Мадам Одиль, здесь все прогнило. Чем раньше мы начнем, тем будет лучше. Это вопрос национальной безопасности.

И, чтобы проиллюстрировать свои слова, повернулся к помощнику:

– Олег, молоток!

Здоровяк подал мастеру кувалду, но Блейк заступил ему дорогу.

– Давайте не будем ничего крушить. Вы сначала сделаете смету, а потом посмотрим.

– Это что еще за Трафальгар?[4]

– Спросите у императора.

– Скорей бы уж выходной, – проворчал Блейк.

– В ожидании выходного отнесите вот это, – сказала Одиль, вкладывая ему в руки поднос с красиво разложенными пирожными. – И постарайтесь не уронить.

Эндрю вышел из буфетной, пересек холл и бедром толкнул дверь в малую гостиную. Мадам Бовилье устроилась на потертом диване; напротив нее в кресле восседала, сверкая украшениями, мадам Берлинер. Отправляясь в гости к приятельнице, мадам Берлинер, жена владельца страхового агентства, нацепила все свои побрякушки. Мадам Бовилье смотрела на нее с почти детским восторгом и легкой завистью. Мадам Берлинер явно обожала слушать себя.

– Ах, бедняжка! И как вам только удается одной со всем справляться! При нынешней-то жизни!

Блейк предложил ей пирожные в надежде, что она хоть на минуту замолчит. Она ухватила пальцами одно, помяв соседние, и невозмутимо заработала челюстями.

– Вот мы, например, решили сделать в доме ремонт, – продолжала она с полным ртом. – Так нам с большим трудом удалось найти мастеров. Никто не желает работать. Но деваться было некуда: отделка в гостевых комнатах совершенно вышла из моды. Пришлось нанимать дизайнера. Столько хлопот! Но когда он показал нам проект, мы поняли, что не зря мучились. Это будет и-зу-ми-тель-но!

Мадам Берлинер сразу не понравилась Эндрю. Было что-то неприятное в ее поведении, в манере общения. Блейк протянул поднос с пирожными хозяйке – та сочла себя обязанной взять одно из помятых. Блейк впервые стоял так близко к мадам Бовилье. Ему показалось, что она чем-то встревожена. Блейк предложил дамам еще кофе.

– Я обязательно сменю шторы, – не унималась гостья. – Старые мне жуть как надоели. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее среди некрасивых вещей!

«Жизнь слишком коротка, чтобы тратить хоть минуту на таких, как ты», – подумал Блейк. Он встречал немало особ подобного рода: они приходят вроде бы повидать вас, но говорят, не закрывая рта, без конца похваляясь перед теми, кому в жизни повезло меньше, чем им. Эндрю всегда их терпеть не мог. Но сейчас его потрясло выражение лица мадам Бовилье: она слушала болтовню гостьи, растерянно оглядывая собственную гостиную, которой вдруг стала стыдиться. Неудивительно, что после таких визитов она подолгу не выходит из своей комнаты.

– Спасибо, месье Блейк, вы можете оставить нас. Стыд не любит свидетелей.

Вечером, сидя на кухне напротив Одиль, Блейк продолжал злиться. Кухарка смотрела на него с веселой улыбкой.

– Кто это вас так порадовал? – язвительно спросил Блейк.

– Вы. Обычно самая сердитая в этом доме я. Мне приятно, что кто-то принял у меня эстафету.

– Нет, вообразите себе! С одной стороны, предприимчивый прохвост, с другой – негодяйка под видом подруги. Что еще надо, чтобы отравить себе жизнь?