Беспокойная

ночь

Джонсон приготовил бутерброды и сварил кофе. Кэрол ушла, сославшись на головную боль.

— Не знаю, стоит ли продолжать чтение этих чудовищ­ных отчетов, — сказал Джонсон, наливая кофе. — Посколь­ку мы уже знаем, что это результаты зверских опытов докто­ра Шурике, следует обсудить дальнейшие шаги.

— Шурике! Вот единственный человек, который может быть по-настоящему заинтересован в этих бумагах. Но ведь он, кажется, в Барселоне? — спросил Шель.

— Да, сразу же после капитуляции он удрал из Германии в Испанию и до сих пор живет там. — Джонсон пододвинул Шелю тарелку, приглашая его приступить к ужину.

Внезапно у Шеля мелькнула какая-то неопределенная мысль. Где-то в подсознании вертелась незначительная де­таль, к сожалению слишком ничтожная, чтобы за нее можно было ухватиться. Он напряг всю свою волю в надежде, что сможет с помощью этого неуловимого звена связать уже уста­новленные факты, однако на ум приходили только сменяю­щиеся с молниеносной быстротой и без всякой логической свя­зи обрывки мыслей.

Джонсон отставил чашку.

— Я завтра захвачу чемодан с собой и обо всем рас­скажу прокурору. Тогда мы и решим, как поступить с Гру­бером.

— Леон писал в своем письме: «Если о моем открытии узнают, меня не оставят в живых…» — сказал Шель. — И кто-то действительно узнал о его открытии.

— Стоит ли к этому возвращаться? Завтра нашим делом займутся специалисты.

— Леон также писал: «Я никому не могу доверять», — продолжал журналист. — Теории относительно его невменя­емости в свете последних событий утратили многое из своей первоначальной значимости. Доктор Менке… — прервал он себя на полуслове. Тревожная мысль снова мелькнула у него в голове.

— Не думаю, чтобы Менке принимал во всем этом участие.

— Нет… Если сделать из последних событий логические выводы, нетрудно заметить, что многочисленные предпосылки приводят к одному заключению.

— А именно?

Шель не ответил. Он пока еще в страшном напряжении пытался связать между собой оборванные концы нитей.

— Есть! — вдруг с воодушевлением воскликнул он, вы­прямляясь. — Давай-ка откроем еще разок чемодан. Мне хо­чется кое-что проверить, удостовериться…

— Это еще что за новости?

— Заметки на полях! Тот же самый почерк… Я хочу срав­нить характерные особенности…

— С чем сравнить? — спросил Джонсон, раскрывая чемодан.

Шель вынул из бумажника рецепты, которые он забрал из комнаты Леона, потом развязал тесемки верхней папки. Перелистав несколько страниц и обнаружив на одной из них сделанные от руки пометки, он положил рядом рецепты и стал сравнивать форму, наклон и характер соединения букв. Ре­цепты, правда, были написаны по-латыни, но отличались од­ной особенностью, характерной для готического шрифта, некоторые буквы заканчивались острыми углами. Сходство было несомненным. Окончания «ке» в подписях, хоть фами­лии и были разными, ничем друг от друга не отличались.

— Ну погляди же, сравни! Это рецепты доктора Менке, которые я нашел у Леона в комнате. Тот же самый почерк! — Шель вскочил, новое открытие страшно его взволновало. — Менке и Шурике — одно и то же лицо!

Джонсон покачал головой.

— Что-то не верится! Менке живет здесь уже много лет. Однако почерк действительно похож.

— Но ты же видел его в лагере, Пол! Ты должен помнить, как он выглядел, как держался.

— Я как раз пытаюсь восстановить в памяти облик докто­ра Шурике. К сожалению, я мало знал его, да и видел-то все­го несколько раз. Это был среднего возраста широкоплечий брюнет, усов и бороды у него, конечно, не было. Все-таки с полной уверенностью я не могу сказать, что речь идет об од­ном и том же человеке. — Внезапно он повернул голову, к че­му-то прислушиваясь.

— Что случилось? — шепнул Шель.

— Какой-то шорох за окном, — тоже шепотом ответил Джонсон.

Оба напрягли слух. Из открытого окна одного из сосед­них домов доносились приглушенные звуки музыки, отдален­ный смех и голоса; время от времени проезжала машина, но поблизости царила тишина.

— Э-э, тебе, наверно, послышалось, — нетерпеливо сказал журналист, однако его беспокойство не улеглось.

— Пожалуй, ты прав.

— Ну, так что же дальше?

— Необходимо сообщить в полицию.

— Давай сначала установим, какое отношение имел Менке к смерти Леона, — сказал Шель, положив руку на картон­ную папку.

— Насколько я помню, он в то время был в Гамбурге на съезде психиатров. Моя секретарша что-то говорила об этом. Я могу проверить.

— Гм. Знаешь, я думал, что после того, как чемодан ока­жется у нас в руках, мы получим ответы на все загадки… — Шель начал пальцем чертить на столе восьмерки. — Да, ты прав, полиция должна немедленно заняться доктором. В про­тивном случае…

— Пст! — прервал его американец, прислушиваясь. — В саду кто-то есть. Я слышал шелест за окном. Оставайся здесь и делай вид, будто продолжаешь со мной разговари­вать, а я тихонько выйду наружу.

Он на цыпочках подошел к двери и беззвучно отворил ее.

— Грубер сказал нам неправду, — начал Шель, обраща­ясь к пустой комнате и стараясь придать словам обыденное звучание. — Однако я не думаю, чтобы он был вдохновителем либо главным действующим лицом… Ведь он хотел уехать из Гроссвизена, бросить работу… По всей вероятности, инспек­тор рассчитывал на щедрое вознаграждение. Он, видимо, со­бирался шантажировать доктора, для которого возможность получить эти документы была вопросом жизни или…

В этот момент до него донесся шум драки и приглушен­ный крик:

— Ян! Ян!

Не медля ни секунды, Шель выскочил в коридор, а оттуда в сад. Было темно. С обеих сторон чернели кусты. Справа за­маячила неясная тень. Шель напряг зрение, но вдруг все вок­руг него закружилось. От внезапного тупого удара но макуш­ке внутри черепной коробки словно взорвалась брызжущая во все стороны искрами петарда. Беспомощно взмахнув рука­ми, он упал на землю.

Влажная прохлада компресса немного уменьшила разди­рающую голову боль. Шель постепенно приходил в себя. Он приоткрыл глаза, едва различая неясные очертания предме­тов. Область, доступная его мышлению, то сужалась, то рас­ширялась синхронно с ритмично пульсирующими толчками в голове. Рояль, книжный шкаф, склонившееся над ним лицо Кэрол… Шелю казалось, что теплые волны подымают его в эту комнату из иного мира, находящегося где-то глубоко внизу.

— Кэрол!

— О, наконец-то! — Женщина присела на краешек тах­ты и погладила его по щеке. — А я уже начала беспокоить­ся. Может быть, стоило вызвать врача, но я не могла решиться…

— Пол! Где Пол?

— Лежит в спальне. Нет-нет, ничего опасного, — предуп­редила она вопрос Шеля. — Зато мне начинает надоедать перевязывать ваши шишки. Вы не могли бы для разнообразия напиться до бесчувствия или сделать еще что-нибудь в этом роде?

Шель попытался улыбнуться, но движение мускулов на лице вызвало новую волну боли.

— Черт побери! — прошипел он.

Кэрол без лишних слов сменила компресс у него на лбу.

— Что случилось? — спросил он.

— Откуда я могу знать? Я оставила вас здесь, приняла полтаблетки люминала и вскоре крепко заснула. Разбудил меня какой-то шум — мне показалось, что хлопнула дверь. Я проснулась и стала прислушиваться, беседуете вы еще или нет. Но в доме было тихо, слишком тихо. Тогда я окончатель­но пришла в себя и вышла посмотреть, что вы делаете. Ком­ната оказалась пустой; вас обоих я нашла в садике. Вы ут­кнулись лицом в землю, вытянув перед собой руки, а Пол упал навзничь, и голова его очутилась на клумбе с астрами. Я приволокла вас домой. Еще не успев прийти в себя, я заме­тила, что во дворе что-то дымится. Я помчалась туда и… — угадайте, что горело?

Догадаться было нетрудно. Шель посмотрел на стол: че­модан исчез!

Кэрол проследила за его взглядом.

— Да, кто-то развел костер из этих ваших документов. Спасти ничего не удалось. Когда я прибежала, догорали последние бумаги, остался один пепел.