Внеслужебный облик Заковского тоже вполне соответствовал образцу большевика с партийным стажем с 1913 года. Несмотря на заботы о семье (на его иждивении находились престарелая мать, жена и двое племянников), он находил время для работы в бюро губкома партии и в Президиуме Подольского губисполкома. Последний зимой 1923 года даже назначил его «чрезвычайным уполномоченным по чистке снега на железной дороге».
Но жизнь и служба, конечно, не состояли из одних успехов и наград. Едва высокопоставленные покровители Заковского В.Н. Манцев и Е.Г. Евдокимов были отозваны с Украины, как неведомые недоброжелатели затеяли интригу о его причастности к «…незаконному изъятию контрабандного товара из Буковской таможни». Впрочем, интрига не удалась: в Москве по постановлению Следственной части Президиума ГПУ от 21 февраля 1924 года это дело было прекращено.
Вообще в Москве на Лубянке Заковский обладал изрядным кредитом доверия. Так, проводивший инспекцию пограничных губернских отделов ГПУ Украины начальник Контрразведывательного отдела ГПУ А.X. Артузов-Фраучи, ознакомившись с положением дел на местах, в приказе от 21 февраля 1923 года особо отметил «блестящие результаты деятельности Подольского губотдела ГПУ в условиях исключительно тяжелых как в отношении чрезвычайно сложной политической обстановки, так и в отношении совершенно недостаточной материальной обеспеченности». Выражая благодарность Заковскому, инспектирующий констатировал его «…необыкновенную энергию и организационную способность… поставившего организацию на должную высоту несмотря на исключительные трудности и разлагающую обстановку границы, охраняемой органами ГПУ и войсками, вынужденными существовать по преимуществу на местные случайные средства»[21].
В марте 1923 года Заковский получил очередное назначение, его возвратили в Одессу на пост начальника губернского отдела ГПУ. Теперь, после ликвидации бандитизма, в условиях набиравшего силу нэпа на первое место выступали вопросы устранения остатков антисоветских партий, обеспечения спокойного хозяйственного строительства, борьбы со шпионажем, экономическими преступлениями и контрабандой через румынскую границу.
Именно с этим и был связан новый аспект деятельности Заковского в Одессе. Уже в апреле он убыл в командировку в Каменец-Подольский в качестве члена делегации советско-румынской смешанной пограничной комиссии. По-видимому, работая в комиссии, он проявил определенные «дипломатические» способности, так как в декабре 1924 года нарком иностранных дел СССР Г.В. Чичерин подписал ему следующее полномочие: «Правительство СССР на основании статьи 3-й «Положения о мерах и средствах, имеющих целью предупреждение и разрешение конфликтов, могущих возникнуть на реке Днестр», заключенного между СССР с одной стороны и Румынией с другой в г. Тирасполе 20 ноября 1923 г., настоящим уполномочивает гражданина Л.М. Заковского, командующего войсками Черноморского побережья, в состав делегации СССР в Центральную смешанную комиссию в качестве Председателя названной делегации»[22].
«Дипломатом» оказался Заковский и в отношениях с новым руководством ГПУ Украины. Он после взятого курса «на украинизацию кадров» и удаления восвояси его бывших начальников Манцева и Евдокимова, сумел не утратить своего положения. Новый председатель ГПУ УССР Всеволод Аполлонович Балицкий хорошо его знал и давал ему самые лестные характеристики: «Один из лучших начальников губотделов на Украине. Руководит аппаратом как по линии секретно-оперативной, так и административной. Так же успешно руководит охраной границы. Энергичен. Выдержан. Тверд и настойчив в проведении принятых решений. Умеет владеть собой. Боевой чекист. Аппарат губотдела работает четко. Взаимоотношения сотрудников хорошие. Умеет подобрать аппарат и воспитывать сотрудников. Имеет заслуги в секретно-оперативной работе. Награжден орденом Красного Знамени и Почетным знаком чекиста…»[23]. Под руководством нового чекистского начальника в Одесской губернии шел активный процесс укрепления государственной границы. К 1924 году удалось из разрозненных пограничных частей и пограничных отделений ГПУ организовать 25-й Молдавский пограничный отряд ОГПУ, в обязанности которого и входило «…прикрыть один из ответственных и серьезных участков на демаркации с Румынией».
В Одессе Леонид Михайлович проработал более двух лет. Возможно, если бы к середине двадцатых годов не обострилась борьба в партийном руководстве страны, Заковскому пришлось бы еще долго ходить «одним из лучших начальников губотделов»…
В январе – феврале 1926 года Сталину удалось сместить секретаря Сибирского крайкома РКП(б) М.М. Лашевича, близкого к Троцкому со времен Гражданской войны. Лашевич мало того что проявлял «троцкистские колебания», но и имел в партии репутацию большого любителя «сладкой жизни» и пьяницы. На «отбитое» у Троцкого место в Сибирской парторганизации Сталиным планировался «твердокаменный» аппаратный работник ЦК С.И. Сырцов, некогда начинавший секретарем Одесского губкома. Заодно с Лашевичем, в порядке полной «смены караула», было решено отозвать и старого чекиста, «дважды краснознаменца» полпреда ОГПУ по Сибири И.П. Павлуновского. Его дальнейшая судьба сложилась крайне неудачно: назначенный полпредом ОГПУ по Закавказью, он вздумал затеять здесь склоку и попытаться «спихнуть» Л.П. Берия, но тот сам был виртуозом интриги – в результате Павлуновского вообще убрали с чекистской работы…
Нам остается только гадать, кто первым назвал фамилию Заковского. Был ли это новый партийный руководитель Сибири Сырцов, припомнивший Одессу и тамошнего чекиста, помогавшего бороться с чиновничьим «свинством»? Или сам Дзержинский, за несколько месяцев до смерти, решил «подтолкнуть» наверх одного из своих первых сотрудников? Как это произошло, мы сказать не можем, но факт остается фактом: кандидатура Заковского прошла все инстанции в ЦК и ОГПУ, и он был утвержден полпредом ОГПУ по Сибирскому краю.
Заковский прибыл в Новосибирск в феврале 1926 года, и после Винницы и Одессы у него дух захватило от масштабов новой работы. Его власть простиралась от Урала до Якутии и от полярного Севера до степей Казахстана. В подчинении – 18 окружных и областных отделов ОГПУ, тысячи гласных и негласных сотрудников…
Вступая во владение и знакомясь с аппаратом полпредства ОГПУ, Заковский предстал перед чекистами в образе «отца-командира» – сурового, но справедливого. Он знал, что при Павлуновском многие «размагнитились» и их следует подтянуть. «…У чекиста был и должен быть сжатый круг знакомств, – внушал Заковский на собрании партийной ячейки ПП ОГПУ Сибири в июле 1926 года. – Пьянство вошло в обычное явление, пьянствуют с проститутками, разъезжают на автомобилях даже члены бюро ячейки. В пьяном виде придираются к проституткам. О пьянках нашего аппарата известно в Москве. Мне товарищ Ягода говорит: «У вас пьяный аппарат», и отрицать этого не приходится. В аппарате есть не спайка, а спойка и самая настоящая. Некоторые пьют, пользуются у частника широким кредитом, им дают вместо одной бутылки – три. Это считают нормальным, а сообщить об этом считают преступлением. Непьющего товарища начинают избегать… Отдельные товарищи начинают делиться с женами о секретной работе, в результате едут на Соловки… Нужно оздоровить аппарат. Пить можно, но только в своем узком кругу чекистов и не в общественном месте»[24]. Заковскому вторил его заместитель (одновременно и начальник Новосибирского окружного отдела ОГПУ) Б.А. Бак. Он заявил на одном из партийных активов, что в 1925 году чекистскому аппарату ПП было выделено 50 мест на курорты и в дома отдыха, а «…в результате, чем больше помощи, тем больше пьют». Бак продолжал: «Пьянство с проститутками на автомобилях нельзя скрыть, автомобили ОГПУ знают все… Создается такое положение, что якобы милиция создана для того, чтобы ее били пьяные чекисты… Пить до того, чтобы кошек рвать, это никуда не годится»[25]. Здесь заместитель Заковского намекает на начальника Экономического отдела (ЭКО) ПП ОГПУ В.В. Верхозина. Последний, напиваясь до безумия, принимался за истребление кошек на улицах Новосибирска. В конце 1926 года терпение Заковского лопнуло, и он организовал его откомандирование на Дальний Восток. Кстати, нужно отдать должное долготерпению чекистских начальников: они нянчились и терпели пьяные выходки Верхозина еще целых двенадцать лет, он был уволен из органов НКВД в августе 1938 года «за развал работы, систематическое пьянство и дискредитацию себя и органов…»[26].
