Большевики, как вам известно, признали и украинский и белорусский и все другие народы России. В Советском Союзе числится Украинская Советская Социалистическая Республика, Белорусская Советская Социалистическая Республика и т. д., а вот казачьей республики и в помине нет. Большевики духу казачьего боятся. Они знают, что с казаками играть, как они играют с другими народами в республике, им не следует и в этом они не ошибаются. Большевики хорошо знают казачество и правильно оценили качество своих непримиримых врагов-казаков. Между казачеством и большевиками никогда не было и не будет компромисса, ибо свобода и диктатура — две никак не совместимые вещи.

Как нам известно, в Красной Армии имеются казачьи полки и даже дивизии. В Советском Союзе существуют казачьи ансамбли песни и пляски. Ставятся фильмы, в которых казаки якобы защищают «любимого отца народов», а советской казачьей республики все-таки нет. Вот почему почти все люди из Советского Союза, включая даже и многих молодых казаков, с которыми мне пришлось уже не раз беседовать, не считают казачество самостоятельным народом, и, как правило, у них у всех неопределенное понятие о казачестве по этому поводу и вообще очень слабое знание казачьей истории.

Еще раз скажу вам, нам казакам с русским народом не из-за чего ссориться. Во всех наших общих бедах виновата власть, как царская, так и советская. Русский народ имеет больше оснований сердиться на казаков: ведь русский безземельный мужик шел к казакам наниматься в батраки, а казаки служили власти полицейской силой не дающей этому мужику ни земли, ни воли. Чего уж тут скрывать истину.

Все это нужно помнить и не слушать всяких глупых политиканов из лагеря сепаратистов, обвиняющих во всех бедах русский народ. Знаем мы, кому эти горе-политики хотят услужить, но по-видимому их хозяева напрасно тратят деньги и осыпают делителей России своими почестями и портфелями министров. Ничего у них не получится.

В Февральскую революцию все казачество высказалось за республику и федерацию с Россией, за это же казачество воевало и в гражданскую войну. Генерал Деникин был против этого и хотел силой задавить это стремление казачества, чем и погубил все Белое Движение.

Я уверен, что генерал Власов не генерал Деникин, и поэтому верю, что на этот раз мы будем победителями.

В свое время я желал, чтобы территории свободных народов России стали республиками объединенными федерацией, а все государство возглавлял бы монарх — этого также желал и Атаман Краснов, но теперь в связи с изменением происшедшим в народах России под большевистской властью, подобное возглавление всего государства совершенно неприемлемо. Приемлемым может быть теперь только избранное коалиционное правительство. Так это представляли себе и покойные Атаман Каледин и генерал Корнилов.

А самое глазное, я хочу вам, мои родные дети, сказать, что теперь казачество не должно больше служить никакой власти, преследующей однобокую свободу в нашем Отечестве. Казачество должно служить только такой власти, какой она была у нас — казаков в старину — власти избранной самим народом и зависящей от самого народа.

Я верю, что новый вождь Освободительного Движения Народов России, генерал Власов, поведет народы России по пути ведущему именно к такому государственному устройству нашего Отечества, в котором равноправные народы России смогут избрать себе власть от них зависящую.

Только на такой путь, я, как старший казачий Атаман, могу благословить вас. Я уверен, что ваш молодой казачий вождь — ваш «Батько» — Иван Никитич Кононов — поведет вас именно по этому справедливому пути. Вот с какой целью я указываю вам путь», — подчеркивая последние слова, сказал Донской Атаман.

После ответной речи Кононова старым казачьим вождям, все подняли тост за братство и единство народов России в борьбе за свою свободу. После ряда тостов, после того как разговор стал веселым и шумным, Кононов подал знак нам, сидящим в стороне и с нетерпением ожидавшим этого знака. Наш знаменитый полковой музыкант Костя, баянист — баянист-виртуоз, вскинув чубом, рванул свой баян, а мы с гиком и свистом пустились в пляс. Прыгая один через другого, через головы и кувыркаясь мы шли вприсядку и щупаком направо и налево, работая обнаженными казачьими клинками. Искры летели при рубке от скрещивания клинков и над головами и под ногами мелькали их острые лезвия. Стараясь перещеголять друг друга в удали и лихости, мы не жалели сил и с азартом наперебой под свист и гик неслись в бешеной казачьей пляске.

Старые генералы с восторженной радостью смотрели на нас и на их лицах светилось неописуемое, но очень понятное нам молодым казакам чувство. Под аплодисменты и приветственные выкрики, запыхавшись, мы отошли в сторону. Ген. Шкуро, наполнив стаканы стал подносить их нам, обнимая и целуя каждого из нас. Когда же заиграли лезгинку и я стал делать первое движение выхода, ген. Шкуро, не выдержав, подоткнул полы черкески и плавно, мелко перебивая ногами пошел мне навстречу. Когда темп участился он все еще пробовал делать какие-то резкие движения, но вскоре, запыхавшись, под общий веселый смех и гик обессиленный упал на руки казакам, подхватившим его налету.

«Загнали бисовы диты Батько Шкуро!» — говорил он, жалуясь на быстрый темп музыкантов.

Помнится, Донской Атаман, потрепав меня за чуб, спросил:

«Ты что, сынок, кавказских кровей?»

Я ему ответил, что совсем нет, что по рассказам моего отца, наши предки были греки поселившиеся на Дону.

«А мои — татары, а вот у генерала Шкуро, предки были украинцы, но, слава Богу, что мы все казаки!» — весело сказал Донской Атаман и опять ласково потрепав меня за чуб, отошел и сел к столу.

Веселье затянулось допоздна. Уже было темно, когда я пришел к себе во взвод и, несмотря на усталость, с восторгом стал рассказывать моим казакам о замечательных «стариках»-умницах. «Молодец генерал Шкуро, не зря его Батько так любит!» — с восторгом говорили казаки.

Два дня гостили старые генералы в 5-м Донском полку. Много было переговорено, во многом было достигнуто общее понимание.

Уезжая все трое клялись быть верными делу Освободительной борьбы. Обещали через генерала Краснова нажимать на немцев, требовать развертывания 1-й Казачьей дивизии и удаления из нее немцев.

Прощаясь, долго сжимали друг друга в объятиях, по старинному казачьему обычаю крест-на-крест целовались и крепко пожимали руки.

Донской Атаман, прощаясь с Кононовым еще раз сказал, что он хорошо понял его и глубоко уверен, что Кононов сумеет вывести казачество на правильный путь, что сам он — Донской Атаман — используя все свои возможности будет ему в этом всеми силами содействовать. Кононов, за это короткое время поняв благородные честные души старых казачьих Атаманов, крепко их полюбив, с искренним порывом ответил Донскому Атаману:

«Господин генерал, я всеми силами украшал, украшаю и буду украшать казачью славу. Клянусь вам, я отдам все свои силы и, если нужно и жизнь, и выведу казачество на путь указанный вами!» — подчеркнул последнее Кононов.

Донской Атаман, крайне растроганный ответом Кононова, снял с себя генеральские погоны и протянул их Кононову.

«Вот тебе, дорогой Иван Никитич, мои погоны. Им много лет, получил их, когда был еще на родной казачьей земле, возьми на память. Будешь генералом, а ты будешь, одень их и веди казачество к свободе и славе!» — торжественно сказал старый Атаман, вручая свои погоны Кононову. Расцеловавшись с Кононовым, он круто повернувшись, пошел к ожидавшей их машине.

Молодые кононовские офицеры подхватили его на руки и понесли к машине. Генерал Шкуро никак не мог расстаться и, целуясь с Кононовым, повторял все время:

«Ваня, сынок… я все сделаю… я все сделаю, у батьки Шкуро крепкое слово!»

Его и ген. Ляхова также подхватили на руки и отнесли в машину.

Удалявшейся машине с казачьими генералами долго махали шапками…

«Славные, славные старики, умницы!» — восхищенно повторял Кононов.

«Наши они, наши они люди, ведь казаки они! Неправда ли, Иван Григорьевич, родной мой, скажи-ка?» — обратился к командиру 2-го дивизиона, есаулу Борисову, Кононов.