Вернуться и отнести их в избушку Архипыч не согласится — старик был в плену всевозможных примет. По его мнению, если вернуться, то удачи на охоте не будет.
Впрочем, всё это не тревожило старого таёжника. Он достал из кармана верёвочку и подвесил на берёзе обоих зайцев за лапки, метра на два от снега.
— Сороки знают, что зайцы по деревьям не прыгают, — пояснил он. — Это все хищники знают, не только сороки. Значит, тут что-то неладно, какой-то подвох, как бы чего не вышло. Лучше таких зайцев не трогать. До самой весны ни одна птица их не пошевелит, вот увидишь. Ну, айда! — И Архипыч зашагал в глубь леса.
Я не стал возражать, хотя и был твёрдо уверен, что вечером мы найдём здесь только расклёванные заячьи скелеты.
Во второй половине дня поднялся сильный ветер. Тайга зашумела. Небо заволокло тучами. С минуты на минуту мог начаться буран. Сильно потеплело. Мы торопились как могли, чтобы до темноты вернуться в избушку. Распахнув полушубки и сдвинув шапки на затылок, мы шагали своим утренним следом, то и дело вытирая пот с лица.
В ранних вечерних сумерках наконец забелел на берёзе убитый утром заяц. Другого не было видно. Его, оказалось, сорвало ветром, и он упал на снег. От него остались только клочья шерсти. Масса сорочьих следов на снегу показывала, кто здесь пировал за наш счёт. Но зайца на дереве никто не тронул.
Я нарочно оставил зайца висеть на десять дней. Сороки сначала тревожно стрекотали, сидя кругом на вершинах деревьев, а потом перестали обращать внимание на зайца в таком незаячьем месте.
Не один раз проверив этот способ хранения дичи, я наконец решил написать об этом.
НАХЛЕБНИКИ
Ранним утром я сидел в шалаше на берегу. Несколько утиных резиновых чучел слегка покачивались на воде от слабого утреннего ветерка. Солнце поднималось всё выше, но уток не было. Только чёрная лысуха с белым пятном на лбу ныряла на одном месте метрах в ста от меня. Я положил ружьё и взял в. руки бинокль.
Теперь хорошо стало видно, как лысуха почесала лапой затылок, повалясь на бок, встряхнулась и нырнула. Круги на воде ещё не успели разойтись, как лысуха вынырнула с водорослями в клюве.
Так, повторилось несколько раз. Видимо, лысуха нашла здесь хорошее кормное место на дне.
Свист утиных крыльев над головой заставил меня бросить бинокль и схватить ружьё. Но было уже поздно — крупная утка пронеслась мимо, круто снижаясь.
«Прозевал серуху», — подумал я с досадой.
Не обращая внимания на мои чучела, утка шлёпнулась в воду на то место, где только что нырнула лысуха. Вытянув шею, утка озиралась и поворачивалась на одном месте в разные стороны. В это время вынырнула лысуха с водорослями в клюве. Съесть их ей не удалось. Утка протянула шею над самой водой, вся распушилась и быстро поплыла к лысухе, широко открыв клюв.
Лысуха бросила свою добычу и отплыла в сторону. Утка торопливо съела водоросли.
— Вот это здорово! — невольно улыбнулся я, продолжая смотреть в бинокль.
Лысуха опять исчезла под водой, а утка высоко подняла голову и завертелась на месте, высматривая, где покажется лысуха, чтобы отобрать у неё водоросли. Через минуту так и случилось.
Ещё несколько раз всё это повторилось совершенно одинаково.
«Долго ли лысуха будет так «батрачить»?» — думал я, не опуская бинокля.
Снова лысуха исчезла под водой, а утка завертелась на одном месте, ожидая появления своей «кормилицы». Но в это время рядом плюхнулись в воду ещё две серые утки.
Втроём они так дружно бросились на лысуху, что она тут же поспешно нырнула. Утки в один миг сожрали брошенные водоросли и начали жадно озираться.
Но лысуха на этот раз вынырнула далеко в стороне, около зарослей тростников, залитых водой. Утки вперегонки поплыли к ней, оставляя за собой угловички небольших волн. Перед самым их носом лысуха нырнула и больше не появлялась на озере. Вероятно, она вынырнула в тростниках и скрылась там от своих нахлебниц.
ПРИСПОСОБИЛИСЬ
Северный Казахстан — страна бесчисленных степных озёр. Разноголосый шум и гам стоит здесь всю весну. Над озёрами летят утки, гуси, кулики, чайки и великое множество других болотных и водяных птиц. Это одно из самых больших охотничьих угодий не только в Советском Союзе, но и во всём мире.
Но, странное дело, прошумит весной пролёт — и тишина воцарится на озёрах Северного Казахстана. И не только потому, что птицы сели на гнёзда и затаились, — громадное большинство их улетело дальше на север. Озёра Северного Казахстана имеют мало мест, удобных для гнездования. Вот почему многие из пернатых путников и летят дальше к северу по Иртышу до самого Ледовитого океана.
Быстро исчезает вековая целина на полях Северного Казахстана. От горизонта до горизонта протянулись необозримые посевы. Только на тысячах больших и малых озёр всё оставалось по-старому.
Но вот зеркальную гладь озёрных вод в летние вечерние сумерки стали рассекать струйки от быстро плывущих зверьков. Это ондатры — крупные американские водяные крысы. Их мех настолько густ и смазан жиром, что они вылезают из воды совершенно сухими. Ондатр привезли и стали разводить на озёрах из-за их ценного меха. И вот стали замечать, что количество выводков диких гусей и уток на озёрах, где поселились ондатры, стало с каждым годом увеличиваться.
В чём причина?
На поверхности воды ондатры устраивают из нагрызенного тростника домики с подводным входом. Дикие гуси и утки — голубые чернети — стали пользоваться этими домиками для устройства на них своих гнёзд. Так и живут теперь весной на крышах домиков ондатр гуси или утки, а внутри сами хозяева — зверьки.
Выведутся у голубой чернети утята, и она навсегда уплывает с ними с крыши гостеприимного домика. Никто никому не мешает из этих соквартирантов.
Но с гусями так просто дело не кончается. Гусятам непременно надо подолгу сушиться и греться, а берег далеко. И вот они всем выводком лезут на домик ондатры. Он, как островок, возвышается над водой. Пока гусята малы, они не беспокоят зверька. Но гусята растут не по дням, а по часам, как на опаре, среди обильных кормов степных озёр. Выводок в целом становится всё ощутимее по весу и в конце концов в лепёшку растаптывает домик ондатры. Кончается дело тем, что ондатра бросает свой тростниковый «дворец». Не может же она жить там, где потолок с каждым днём опускается всё ниже и наконец соединяется с полом! Но ондатре ничего не стоит сделать новый домик из тростника — его вокруг сколько угодно, он шумит своими метёлками на степных озёрах с утра до вечера. И ондатры делают новые домики взамен растоптанных, а количество гусиных и утиных выводков на степных озёрах Казахстана становится всё больше.
КРАЕШКОМ ГЛАЗА!
Тундра. Низкое солнце, озерки, болотца и всюду мягкий мох. Кое-где каменистые увальчи-ки. Камни на них расшиты узорами золотистых и белёсых лишайников — цетрарий. По камням перепархивает и щебечет снежный подорожник. Где-то здесь его гнездо: в бинокль видно, что у птички полный клюв комаров. Он несёт их своим птенцам. Недостатка в комарах здесь нет.
А как приятно встретить цветок в тундре! Она не избалована цветами, как жаркий юг. Полярному маку радуешься, как розе. Он здесь многолетник — ведь не каждое лето поверх вечной мерзлоты удаётся созреть семенам. Здесь девять месяцев в году морозы. А вон виднеется цветочек розоцветной новосиверсии. Ей более ста лет, хотя стебелёк у старушки толщиной всего в карандаш. В тундре большинство растений многолетники. Арктический хрен умудряется совсем не бояться холодов: его цветы мужественно переносят под снегом убийственные зимние морозы, а весной продолжают цвести дальше!
В бескрайних просторах тундры всё не так, как у нас в средней полосе.
За горкой раздаются глухие шлепки, словно кто-то там аплодирует в рукавицах. Несколько поспешных шагов, и незабываемая картинка открывается перед глазами: облезлый, тощий песец дерётся с крупной полярной совой. Вернее, сова нападает на песца, не давая ему двигаться вперёд. Она хлопает крыльями перед оскаленной мордой, но ловко увёртывается от бросков хищника. Тот настойчиво продвигается вперёд. Его нос часто увлажняется языком и давно уже чует впереди беспомощных совят, на земле около камня.
