Устроить запруду на роднике было нетрудно. Члены экспедиции каждый вечер стали купаться. Волчок тоже послушно лез в воду за людьми, когда его звали. Плавал он по-щенячьи, хлюпая передними лапами.

Хлеб Волчок ел, смешно гримасничая, долго жуя и кроша на мелкие кусочки. А сырое мясо торопливо и жадно глотал большими кусками, почти не жуя.

Большеголовый, с толстыми непослушными лапами и голубоватыми глазками, Волчок сделался любимцем всех участников экспедиции.

Работы около родника закончились. Однажды утром палатки были убраны, и всё имущество экспедиции погрузили на машину. Последний осмотр места лагеря — и начальник экспедиции сел в кабину вместе с шофёром:

— Поехали!

Машина вздрогнула, качнулась и плавно двинулась вперёд, набирая скорость.

Волчок послушно сидел на коленях начальника экспедиции. Он присмирел и собрался в упругий комочек. Насторожив ушки, тревожно смотрел вдаль, чуть слышно иногда повизгивая.

А навстречу летели родные просторы пустыни. С ветерком машина проносилась по «асфальту» такыров и с рёвом всползала на песчаные гребни. Всё чаще стали встречаться щебнистые участки почвы. И к вечеру пески и барханы низовий реки Чу сменили бескрайние просторы Бетпак-Далы, покрытые сизоватой полынкой или щебнем.

Начальник экспедиции с интересом следил за волчонком: хвостик его был засунут между задних лапок и словно прилип к животу. Временами волчонок вздрагивал и как-то по-особенному взвизгивал, словно хныкал. Казалось, крошечное животное понимало, что покидает свою родину. Впрочем, вечером на ночлеге Волчок как ни в чём не бывало резвился около костра в незнакомой, чужой местности.

К городской жизни волчонок привык быстро. Держали его на цепочке в саду. Вечером после работы с ним ходили гулять. Только первые дни волчонок поджимал хвост и жался к ногам, когда встречал пешеходов. А потом не стал обращать внимания ни на людей, ни на машины. Но, если ветер начинал гудеть проводами, волчонку становилось страшно.

Собаки при встрече поджимали хвосты, дыбили шерсть на загривках и перебегали на другую сторону улицы с каким-то не то виноватым, не то обиженным видом. Все они выросли в городе и никогда не встречались с волками, но запах зверя воскрешал в них безотчётный страх перед волками, унаследованный от далёких предков, живших около человека сотни и даже тысячи лет назад.

Волчок быстро рос и мужал. К осени он сделался красивым, стройным молодым волком с пышной шерстью, но был всегда ласков и весел.

Соседский щенок-лаверак Лори подружился с волчонком. Оба длинных висячих уха Лори были как бы приспособлены для того, чтобы Волчок мог трепать их, и они всегда были мокрыми после возни двух щенят. Они играли друг с другом до полного изнеможения и тут же валились и засыпали непробудным сном.

«Деликатность» Волчка удивляла всех. Лори бесцеремонно вырывал лучшие куски прямо изо рта волчонка, хотя и был слабее и меньше ростом.

Жил Волчок на цепи около конуры, но относился к этому собачьему домику с полным пренебрежением и ни разу не залез туда. Даже во время осенних дождей он предпочитал спать под открытым небом, свернувшись кольцом и подостлав под себя пушистый хвост.

Наступила зима. Лобастая голова Волчка с пушистыми бакенбардами, полукруглые уши и опущенный хвост издалека отличали его от собак. Но странное дело, он продолжал оставаться ручным и ласковым не только с людьми, которых хорошо знал, но и каждому незнакомому человеку приветливо махал хвостом.

Во время прогулок по улицам Волчок вызывал споры у встречных прохожих. Внешний вид Волчка ясно говорил, что на цепочке по тротуару ведут волка. Но его поведение и добрый взгляд светло-карих глаз вызывал сомнение, и возникал спор. Заканчивался он одним и тем же вопросом:

— Скажите, пожалуйста, это волк или собака?

— Волк.

Встречные шарахались в сторону.

Наступила весна. Пора было ехать в экспедицию, на этот раз на Дальний Восток. Взять с собой Волчка было невозможно. Его отдали на звероферму серебристо-чёрных лисиц. Там он просидел на цепи всё лето.

Надо было видеть не только восторг, а прямо-таки дикую радость Волчка, когда за ним приехали осенью хозяева! Он прыгал, визжал, лизался, стараясь попасть горячим языком прямо в лицо, и бешено носился по двору, гремя цепью.

Наступила вторая зима. Волчок оставался прежним — ласковым и кротким зверем. Только сделался более уравновешенным и «солидным». Он так величественно и красиво ложился на диван, когда его заводили в квартиру, что рука невольно тянулась к фотоаппарату.

Характер Волчка оставался по-прежнему воплощением миролюбия.

Ничего не стоило научить его возить санки. Он вёз их с азартом за город во время зимних воскресных экскурсий вместе с вязанкой лыж и рюкзаков. Это вызывало нестерпимую зависть у встречных мальчишек.

За ремень от его хомутика в лесу держались двое лыжников, и он вёз их во весь дух, свесив язык и распугивая встречных спортсменов. На одну из зимних экскурсий взяли в лес приятеля Волчка Лори. В бору их спустили со сворок. В течение двух часов Волчок ни на шаг не отставал от собаки. Куда бы ни побежал сеттер — волк следовал за ним, как тень. Всю зиму после этого Волчка отвязывали в лесу, и он никуда не убегал от людей.

Крупный двухгодовалый волк среди заснеженного бора был хорошей темой для натурных съёмок фотографов-любителей.

Однажды на крутом повороте лесной просеки Волчок в упор наткнулся на корову — её гнала к речке на водопой дочка лесника, Никто не успел опомниться, как Волчок, взрыв снег лапами, бросился прямо под ноги своим хозяевам, поджав хвост и подняв шерсть на загривке. Он испугался никогда не виданного животного.

Во вторую свою зиму Волчок приоделся, как настоящий франт: длинная пушистая шерсть на щеках напоминала баки господина прошлого века. Подбородок и кончик длинного хвоста были чёрными. На спине выделялось тёмное пятно. Хвост никогда не поднимался выше спины, но движения его были как у собаки — при испуге он поджимал его, при радости размахивал вправо-влево, а когда обнюхивал незнакомый предмет, приседал немного на зад, прижимая уши, а кончиком приопущенного хвоста быстро махал вправо и влево.

Благодарил за ласку Волчок по-своему. Он легонько чесал зубами руку или ногу человека — «искал блох». Или валился на спину, поднимал лапы и принимал позу полной беззащитности. А если в это время ему чесали живот, то он мог лежать так сколько угодно.

Несколько раз Волчок отрывался и вместе с цепью убегал за ворота. Но соседи легко подзывали его и приводили обратно. К концу зимы не только соседи по улице, но и по соседним кварталам знали, где живёт совершенно ручной волк.

Как сторож двора Волчок никуда не годился — он ласкался к каждому человеку.

Двухгодовалый красивый зверь был настоящим певцом, и не «любителем», а «профессионалом». Чтобы показать гостям способности Волчка, нужно было начать издавать голосом протяжные звуки высокого тона. Волчок немедленно вылезал из-под стола, где он любил лежать, и начинал скулить, а потом и «петь». Подняв морду к потолку, он «запевал» очень высоким «тенором», а затем переходил на «баритон» и заканчивал «басом». При этом Волчок приходил в сильное беспокойство. Однако стоило его поласкать, как он успокаивался и укладывался опять под стол на свой хвост.

Однажды зимой с Волчком произошла неприятность. Во время прогулки по городу его решили угостить кусочками свежего мяса около ларька. Волчок обожал сырое мясо. Хватая на лету нарезанные кусочки, волк с жадностью схватил и проглотил случайно оброненную женскую кожаную перчатку, в которой находилось два рубля пятьдесят копеек серебром. Но тяжелая горсть монет не вызвала у него никаких перемен. Шли дни, а волк был, как всегда, весел и приветлив.

Наступила весна, и начались сборы на летние работы в пустыню. На этот раз Волчок был тоже участником экспедиции.

Вот и просторы Бетпак-Далы. Тот же родник и лагерь экспедиции около него, как два года назад, недалеко от песчаного бархана, под которым родился Волчок. Но около бархана нет больше волчьего логова. Старая волчица навсегда бросила это место, после того как люди унесли её волчат. Мало ли других подходящих мест в пустыне для устройства логова?