— Правда? Инокиня не в курсе, чем занималась ее кузина? Потому вы так и лопухну…

— Лучше скажите, могут быть Топоркова и Даша как-то связаны? — перебил помощницу Филонов. Было заметно, что не слишком любящий проигрывать шеф торопился сменить тему.

— Да никак они не связаны!

— Откуда такая уверенность?

— Певица с Беллой даже не были знакомы. Даша слышала только, как та с экрана про погоду рассказывала. Я ее о Топорковой расспрашивала.

— Значит, никак не связаны?

— Впрочем…

— Да?

— У певицы Даши трехдверная «Тойота», RAV-4. Очень крутая, кстати сказать, машинка.

— И что же? Вы опять за свое?

— Сами видите, какие у всех потерпевших автомобили. У Беллы Борисовны — неплохой «Пежо», а у Даши и вовсе… Вот вам и связь! В случае с Топорковой и в инциденте с певицей Дашей, как мы видим, фигурирует одна та же тройка преступников…

— Хорошо. Допустим, мотив преступления — завладение автомобилем. То есть деньги. Но почему убивают?

— Сами же сказали: та троица — очень жесткие ребята. Возможно, у них такая установка — не оставлять свидетелей в живых.

— У вас есть другие версии?

— А эта чем плоха?

— Тем, что невозможно пока объяснить, зачем было Топоркову убивать. И уж тем более нельзя объяснить, зачем было ее похищать. Не видно мотива.

— Ну, звиняйте… — заговорив с украинским акцентом, вздохнула Арина. — У меня лично других версий нет. Мне и версия с машинами нравится. Такова сейчас жизнь: и старушек за десятку убивают, а тут «Пежо Мистраль» и пара тысяч баксов сами едут в укромное местечко.

— Почему вы решили, Стэплтон, что местечко укромное? Топоркова сказала инокине, что встреча назначена недалеко и как раз на виду.

— Где?

— На многолюдном Ленинградском проспекте! Да иначе бы столь осторожная дама — а именно так Беллу Борисовну характеризовала инокиня — и не согласилась на встречу. Ей нужно было только остановить машину и отдать деньги.

— Как же она исчезла на виду у множества людей?

— Пока не знаю.

— Не могли же ее убить на многолюдном проспекте…

— Нет?

— Тогда были бы свидетели. Вот потому я и говорю про укромное местечко.

— Так, так, Стэплтон… А что, если под видом вымогательства скрывается другое, более серьезное преступление?

— Заказное убийство или похищение?

— Допустим.

— И ДТП было всего лишь ловушкой? Для того, чтобы выманить?

— Ну да. Я же говорю: Топоркова осторожная, осмотрительная дама. Как ее еще возьмешь? А ДТП — предлог и способ приблизиться к жертве. Может, сначала так и было, как Топорковой пообещали: встреча на проспекте, на виду, где кругом много народу. Назначили встречу, чтобы, скажем, заманить туда, где все уже подготовлено для похищения…

— А что? — оживилась Арина. — Она приехала на место рандеву, а там…

— Что?

— Возможно, ей был сделан укол.

— Продолжайте, продолжайте… — благосклонно кивнул Филонов.

— И ее, скажем, куда-то увезли. То есть потом все-таки было «укромное местечко».

— Похоже на правду, — согласился Дамиан. — Я все более склоняюсь к мысли, что певицу Дашу спасла ее строптивость. Что, если ее и правда хотели похитить? Как и Топоркову?

— Вопрос только: зачем? — пожала плечами Снежинская.

— Только? Я бы не отказался получить ответ и на другие вопросы. Например, хотел бы узнать, куда именно увезли синоптика Топоркову. Где оно, то «укромное местечко»?

— Немало… И как же мы выйдем на лихую троицу, босс?

— Подождем.

— Чего?

— Аналогичного преступления.

ГЛАВА 10

Пятилетний Ярослав Найденов, тоненький худенький мальчик с печальными черными глазами, находился в детдоме уже более двух лет.

Сначала Ярослав ждал, что мама все-таки за ним приедет. Но дети постарше убедили его, что так не бывает: умерла — значит, умерла. Это значит, что она не придет никогда. И тогда Ярик придумал, что за ним приедет отец. Вдруг отец, которого он никогда в жизни не видел, узнает о нем и приедет?

Ярик так ждал и верил, что неизвестный его отец за ним придет, что чудо наконец свершилось. Отец пришел.

Хотя называть отцом полного седого высокого человека Ярику не разрешили. Заведующая детдомом сказала:

— Это Борис Павлович Сковородин. Он хочет заботиться о тебе и любить тебя, как отец. Но он не твой отец, Ярик. Борис Павлович хочет стать твоим приемным отцом. Это значит не отец, а «как отец».

Один из детдомовских мальчиков, по прозвищу Питер Пен, дважды убегавший и хорошо знавший ту жизнь, что была за стенами детдома и за забором, его окружавшим, сказал Ярославу:

— Повезло тебе, Яр. Поверь мне, это очень богатый папик!

Но Ярик сразу понял, что никакой высокий седой человек не «папик», а папа! Его, Ярослава, отец, пусть по каким-то таинственным причинам ему и не разрешают так его называть.

Хотя вообще-то Ярик очень доверял мнению Питера Пена. Все в детдоме знали, что Питер Пен во время своих побегов приторговывает собой возле одной из центральных станций метро, где обычно тусуются дети, предлагающие свои услуги гомосексуалистам. И потому в детдоме считалось, что Питер Пен разбирается в людях. То есть знает, о чем говорит.

Правда, в данном случае и сам Питер Пен не знал, насколько он прав в своей оценке.

Дело в том, что произведенная им оценка финансовых возможностей высокого седого господина, посетившего детский дом, почти в точности совпадала с оценкой американского журнала «Форбс». Журнал этот, также как и Питер Пен, считал Бориса Павловича Сковородина очень и очень богатым «папиком»! Или, говоря более привычным для журнала «Форбс» языком, состояние Сковородина оценивалось почти в миллиард долларов.

Вот такой человек и объявил Ярику, что усыновит его.

Дело в том, что у Бориса Павловича Сковородина никогда не было собственных детей. Все его трое детей были приемными. Старшая, Аня, уже стала совсем взрослой, вышла замуж и теперь ждала ребенка.

Сковородин очень радовался этому будущему внуку, однако не оставлял и другого своего плана — он мечтал усыновить еще одного ребенка. Борис Павлович любил, чтобы в доме постоянно звенели детские голоса. Это спасало его от одиночества и ощущения приближающейся старости. Так что теперь, когда старшая дочь покинула семью, в подмосковном детдоме был найден для усыновления очередной счастливец — пятилетний мальчик Ярослав.

Надо отдать Сковородину должное: все дети очень любили его. И это очень согревало душу Бориса Павловича на старости лет. Потому что, если не считать этих сирот, мало кто в стране любил Сковородина.

Дело в том, что Борис Павлович Сковородин украл у страны очень много денег. Тот самый миллиард долларов, в который и оценивал состояние Сковородина американский журнал «Форбс».

Разумеется, это не означало, что Борис Сковородин был плохим человеком. Просто он жил в стране, где хорошие люди испокон века, когда им надо было сделать что-нибудь плохое, поворачивали иконы лицом к стене. Потом возвращали их в исходную позицию и жили дальше.

Приблизительно так же решил для себя вопрос и Борис Павлович. То, что он украл, все равно кто-нибудь бы да украл. Ну, в общем, а как еще? По-другому ведь не получается. Если у населения нет ни сил, ни достоинства, чтобы защищать свои права, население все равно кто-нибудь обворует. Если общество не может защитить свое право не быть обворованным, то при чем тут Борис Павлович? И Сковородин не испытывал угрызений совести.

Зато хоть Борис Палыч украл тот миллиард с пользой для троих несчастных сирот. За одно только это, считал Сковородин, ему можно простить многое. Миллион-другой уж точно.

Жизнь сложна. И у населения уже голова пухла от этих сложностей.

Конечно, Сковородин украл очень много денег. Но он был заботливым отцом, усыновившим троих детей, что тоже правда.

Вот и выбирай, любить или ненавидеть. Уважать или презирать. В конце концов, сердобольное от природы население склонялось к симпатии и прощению.