Наутро мы с Сашей отправляемся на вулкан. Таюрский и Бонапарт остаются в лагере, чтобы заготовить впрок добытую вчера оленину, иначе под этим жарким солнцем она может быстро испортиться.

Я забираю с собой мою тяжелую фохтлендеровскую камеру. Саша берет маленький аппарат и барометр-высотомер.

Склон маленького бокового ущельица, в верховьях которого поднимается конус вулкана, с каждой сотней метров становится все круче. Все труднее подниматься по извивающемуся узкой черной лентой лавовому потоку.

В километре от оставшейся внизу палатки нам приходится преодолеть почти отвесный сорокаметровый лавопад, ниспадающий с одного из высоких порогов этого истока Монни. Струи застывшего базальта так причудливы, что вряд ли был столь же живописным водопад, несомненно существовавший здесь до извержения. Перед нами вырастает множество фантастических фигур из смоляно-черной шлаковидной лавы. Они напоминают то башни готических соборов, то гигантский гребень из органных труб, то каких-то невиданных животных, то, наконец, средневековых католических монахов в черных, спущенных на глаза капюшонах.

Одолев лавопад, мы попадаем в невероятно трудную для передвижения зону вспененных лав. Вулканологи называют их занозистыми, кружевными, игольчатыми и т. д. Каждое из этих образных названий как нельзя более точно передает основную особенность такой разновидности мгновенно затвердевшего каменного расплава хрупкость, изящество и колючесть.

Ноги проваливаются в этих со звоном рассыпающихся каменных зарослях. Каждый шаг поднимает легкое Облачко щекочущей горло и искрящейся на солнце пыли; а впереди вырастают все новые и. новые нагромождения легчайшей лавовой пены. Молоток догружается в такой эфемерный камень, как в покрытый тонкой ледяной корочкой весенний снег. Мы осторожно заворачиваем в бумагу и кладем в рюкзак образец лавы величиной с хорошую буханку хлеба; он весит не больше, чем весила бы таких же размеров губка! Через несколько дней, когда мы вернулись к нашей лодке, мы опустили этот образец в воду — он плавал в ней, как пробка! Позднее был измерен удельный вес пенистой лавы — он колебался между цифрами 0,8 и 0,7!

Еще одно усилие — и мы у подножия вулкана. Как ни странно, ни Саша, ни я не испытываем в этот решающий момент никакого священного трепета. Нами целиком владеют деловые интересы, не оставляющие почти, никакого места для отвлеченных восторгов. Сейчас важнее всего ничего не пропустить, все увидеть и возможно больше понять! Впрочем, необычность момента все-таки сказывается в приподнятости настроения, легкости походки и в особой взаимной предупредительности.

Лавовый поток, по которому мы шли все эти дни, излился из широкой зияющей трещины, которая рассекла северо-западную часть кратера. Ширина прорыва достигает сорока метров, глубина — шестидесяти. Лапы, перелившись через громадную брешь, каскадами спускаются прямо на север, к долине Монни.

Трудно передать словами впечатление, которое производит эта игра могучих сил. Прежде чем подняться на вершину вулкана, я внимательно изучаю его со стороны. Поднимающийся до полутора тысяч метров гранитный массив прорван, как кусок теста или лист бумаги. Ярко- красный конус вулкана лежит прямо на светло-серых гранитах. Он имеет геометрически правильную форму, высоту около ста двадцати метров и диаметр основания до полукилометра. Подножие вулкана состоит из бурых и красных полусцементированных шлаковых лав. Выше по склону чередуются, образуя концентрические полосы, черные лавы и красные шлаки. Общий наклон внешней поверхности конуса близок к сорока пяти градусам; подниматься к кратеру, по-видимому, нелегко.

Цепляясь за ползущие и осыпающиеся глыбы рыхлых вулканических шлаков, мы влезаем на вершину конуса.

Перед нами открывается бездна кратера глубиной девяносто метров и диаметром триста метров. Его склоны оказались несколько более пологими, чем наружная поверхность конуса, хотя местами и здесь зияли совершенно отвесные обрывы высотой по несколько десятков метров. На дне кратера хорошо видно жерло вулкана. Это уходящий в глубину довольно узкий канал, закупоренный пробкой из застывших темных базальтов.

Хорошо различимое отсюда строение вулкана позволяет без особого труда восстановить его историю. Совершенно очевидно, что извержение началось со страшного взрыва, прорвавшего гранитную гору и выбросившего на поверхность огромное количество тонко раздробленного вулканического материала. Спекшиеся от высоком температуры рыхлые нагромождения этого материала и образовали шлаковую, нижнюю часть конуса. После того как первоначальная энергия извержения была исчерпана взрывом, который пробил свободный вулканический канал, последовало относительно спокойное излияние лавы. Однако из-за малого диаметра вулканического канала быстро застывающие лавы неоднократно забивали жерло, что влекло за собой новый взрыв, освобождавший отверстие. Чередующиеся слои лав и рыхлых красных шлаков на склонах кратера свидетельствуют о том, что число этих повторных пароксизмов измерялось десятками. Последняя стадия извержения отличалась особенной силой. В это время громадная расселина расколола северо-западную часть вулканического конуса, и вниз, в долину Монни, хлынули колоссальные массы очень жидкой раскаленной лавы.

Прежде чем начать спуск на дно кратера, мы сели с Сашей на большую глыбу пестрой красно-черной шлаковой лавы.

Стоял чудесный солнечный полдень. Свежий ветер обдувал наши разгоряченные подъемом лица. Под свешенными в бездну ногами с легким шелестом осыпался хрупкий перекаленный шлак; над головой громоздили свои легкие постройки кучевые облака.

— Как вы думаете, Евгений Константинович, — обращается ко мне, заглядывая в жерло, Саша, — за сколько времени вырос вулкан? Долго ли продолжалось это извержение?

— О, вряд ли я смогу ответить на этот вопрос определенно. Скорее всего оно продолжалось недолго — несколько месяцев или в крайнем случае лет. Вулканические явления такого типа отличаются большой силой, напряженностью и обычно довольно кратковременны.

— А есть хорошо изученные современные примеры таких извержений?

— Конечно, именно эти примеры и позволяют мне судить о возможном сроке жизни Анюйского вулкана. Вот, например, совсем недавно появился и через несколько лет угас вулкан Парикутин в Мексике.

— Я помню, вы говорили об этом вулкане на лекции, но, по правде сказать, я был чем-то расстроен в тот день и все пропустил мимо ушей!

— История Парикутина интересна тем, что вся его деятельность с начала и до конца протекала на глазах человека, а это случается не так уж часто. Но главное, конечно, в том, что за извержением непрерывно наблюдали ученые.

В феврале 1943 года мексиканский крестьянин Дионисио Пулидо, работая на своем поле, заметил между стеблями кукурузы небольшую струйку дыма. Решив, что это дымит забытый им костер, он направился погасить тлеющие угли. Но к величайшему его удивлению, дым шел не от костра, а поднимался прямо из пересохшей почвы, издавая резкий запах серы. Перепуганный Пулидо позвал на помощь подростка-сына, и вдвоем они забросали появившееся в земле отверстие. Однако тут же раздался взрыв, отверстие сильно расширилось, и из него со свистом вырвались густые клубы, дыма и пара. В воздух на большую высоту взлетели раскаленные добела тестообразные обрывки лавы. Пораженный мексиканец схватил за руку сына и бросился бежать.

Так родился новый вулкан — Парикутин.

На следующий день на месте кукурузного поля вырос шлаковый конус высотой тридцать метров, через пять дней высота конуса достигла уже ста восьмидесяти метров, а через год здесь была огнедышащая гора высотой четыреста тридцать метров.

Из кратера излился поток базальтовой лавы, который достиг города, Сан-Хуана, в двенадцати милях от вулкана, и уничтожил несколько улиц на его окраине. Температура движущейся лавы превышала тысячу двести градусов.

Выбрасываемый взрывами вулканический пепел распространился на двести пятьдесят миль в окружности вплоть до столицы Мексики — города Мехико.