«Поистине загадочным представляется то обстоятельство, что почти тут же после первого толчка, за столь короткий срок, в самых различных местах вспыхнуло так много пожаров», — заявляется в официальном отчете японского правительства. Дело в том, что в полдень в городе насчитывалось уже 134 очага пожара. Вспомним, что в этот час во всех домах, во всех гостиницах и ресторанах, на газовых плитах или на жаровнях готовился обед или кипятилась вода для чая. Захваченные врасплох землетрясением и второпях выбегая на улицу, только немногие хозяйки или повара подумали о том, что надо погасить огонь. Вспомним также, что легкие японские домики, сделанные из быстро воспламеняющихся материалов, были лакомой пищей для огня. Такой же пищей для него стали химические продукты, хранившиеся на складах. Ведь, как только были повреждены газопроводы и электрические кабели, не хватало только незначительной вспышки газа или электрической искры, чтобы превратить склады химических продуктов в неугасимые факелы.

Телефонная связь тоже была нарушена, и не всюду можно было вовремя предупредить пожарных. Да и трудно предположить, что они смогли бы одновременно бороться с огнем в таком огромном количестве точек, особенно если принять во внимание, что водопровод тоже был поврежден.

Можно ли себе представить более страшное зрелище, чем этот город с его двухмиллионным населением, внезапно ставший жертвой землетрясения и минутой позже ощетинившийся языками пламени? Упавшая с крыш черепица помогла огню беспрепятственно завладеть деревянными перекрытиями; мебель и одежда стали его легкой добычей; обезумевшие от страха погорельцы думали лишь о том, как бы скорее убежать, все равно куда, и не пытались даже помочь несчастным пожарным, оказавшимся почти бессильными. Итак, предоставленный самому себе, огонь безудержно продвигался вперед, пожирая дом за домом и сметая на своем пути те ничтожные заграждения, которыми пытались его остановить.

Через несколько часов поднялся ветер. Раньше он дул с юга-юго-востока со скоростью 36 километров в час. Но примерно в 16 часов в верхнем течении Сумиды образовался циклон, который начал перемещаться вниз по реке к югу. Казалось, чья-то гигантская рука опустошила весь район. Суда были выброшены из воды на сушу, строения снесены, а их обломки развеяны по ветру. Весь квартал, занимаемый политехническим училищем Курамайэ, был сразу же сметен. Но так как там уже начался пожар, то гигантская лапа схватила этот пылающий факел, раздула его и сбросила на нижний город. Мгновенно огненный ураган перенесся на другой берег реки, развив скорость 70–80 метров в секунду. Там он атаковал территорию, занятую интендантским складом, где собрались жившие по соседству люди со своими пожитками и кое-каким домашним скарбом. Мгновение — и все потонуло в черном смрадном дыму. Еще мгновение — и нахлынувшая огненная волна поглотила все и устремилась дальше. Волна схлынула, но 38 тысяч человек были превращены в пепел.

А скорость ветра нарастала с каждой минутой: с 36 километров в час она поднялась до 50, затем — до 60, наконец — до 70. Ветер превратился в ураган, который теперь надвигался с северо-запада. Подобно кузнечным мехам, он раздувал пламя и нес его дальше. Районы Токио — Асагая, Сётагая, Нихонбаси, Кёбаси, Сибуя — были мгновенно уничтожены и превратились в опустошенные земли, где клубилась пыль. То же самое произошло в нижних кварталах Фукагава и Хондзё, расположенных у самой реки. Здесь ветер с моря подстегивал огонь, и не было ни одного высокого здания, которое могло бы в какой-то степени задержать распространение пожара.

В 18 часов, когда ветер сменился ураганом, все разбросанные очаги пожара разрослись и соединились. Токио превратился в огненный океан с заливами, мысами и бухточками, откуда время от времени прорывались пламенеющие вихри. И не было никаких возможностей обуздать разбушевавшуюся стихию. Пожарные, несмотря на то, что их машинам уже неоткуда было качать воду, упорно старались выжать все, что возможно, из каналов, резервуаров и рвов. Но если им и удалось несколько задержать наступление врага на южном фронте в районе Сибуя, то повсюду в других местах их усилия оставались тщетными. Сгорело 22 бойца пожарных команд, и пришлось отступить, предоставив огню беспрепятственно продолжать свое дело.

Не трудно догадаться, что температура, и без того высокая в это время года, угрожающе поднялась. В полночь, до того как обрушилась башня метеорологической станции, о которой уже упоминалось выше, термометр на ней показывал 46 градусов вместо обычных 25–26 градусов. Подумать только, каково было попавшим в это пекло людям, над которыми нависло почерневшее от пыли и дыма небо! Со всех сторон их окружало пламя.

Что же стало с двумя миллионами жителей столицы, после того как первые подземные толчки заставили их выбежать из домов? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны были бы снова обратиться к рассказам очевидцев о массовом бегстве, с которым читатель уже знаком по описанию Лиссабонского землетрясения, а повторение может наскучить. Удовлетворимся же тем, что мысленно последуем за беглецами, которые, увлекая за собой жен и детей и нагрузившись кое-каким скарбом, бежали, ища спасения, в незастроенные места. Парки и сады скоро почернели от людей, как и ведущие туда дороги. Площадь перед императорским дворцом, примыкающая к главному вокзалу, парки районов Хивия, Асакуса, Уйэно и Сибуя не вмещали устремившиеся в них толпы. Все жители Хондзё, Фукагавы и примыкающих к ним районов, со своей стороны, скучились на территории интендантского склада. Все были нагружены узлами, одеялами, матрацами, но огненная завеса надвигалась с быстротой несущейся галопом лошади. Нужно было снова бежать, а как это сделать, если ты отягощен ношей, в которой заключено все твое имущество? Полиция пыталась разогнать толпу насильно… но это не предотвратило трагедии, о которой мы уже коротко рассказали: 38 тысяч человек, теснимые все суживавшейся огненной решеткой, в несколько секунд превратились в пепел.

У автора этой книги среди многочисленных фотографий, запечатлевших эту трагедию, есть один не пугающий, а скорее любопытный и даже забавный снимок. Сделан он, вероятно, пополудни 1 сентября и изображает мужчину, усатого европейца, без пиджака, в подтяжках, с падающими брюками, позирующего среди развалин. Кто это, отважный землекоп, который готовится начать расчистку? Ничуть не бывало! Это его превосходительство Поль Клодель, посол Франции в Токио, разыскивающий свою дочь, которую потерял в эти страшные часы. Здание французского посольства, как и большинство других посольств, было разрушено. Дипломат со своей семьей укрылся на борту французского пассажирского судна «Андрэ Лебон», стоявшего на якоре в Иокогаме. Но, чтобы собрать весь свой персонал и получить сведения о своих согражданах, автор книги «Сообщение, сделанное Марии» решил отправиться пешком из Токио в Иокогаму и вернуться тем же путем в Дански. Ничто не мешает нам вообразить, что мы вместе с послом проходим по этому району, где все перевернуто вверх дном, и своими глазами видим представшие перед ним страшные картины. Нет другого слова для определения этого зрелища, как «галлюцинация». Но ненамного богаче был и словарь тех, кому удалось спастись по еще свободным дорогам. Все их сообщения сводятся к нескольким словам: «раздавлены, сожжены, задохнулись…» Улица, по которой мы идем вслед за Клоделем, — не что иное, как поток людей, текущий между двумя нескончаемыми грудами обломков — обрушившихся камней, кусков штукатурки, столбов, проводов, рельсов. Все повалено, разбито, искорежено. Повсюду трупы или куски человеческого тела. Вот женщина в агонии старается приподнять придавившую ее балку; она умирает, но никто и не думает прийти ей на помощь; вот мужчина, в отчаянии стремящийся утолить жажду и припавший пересохшими губами к давно иссякшему источнику.