- Последний разум потеряли, - буркнул Хара, - с топорами по улицам бегают, как маленькие дети.

Мунин тихо засмеялся в углу. Лори потемнел лицом.

- И всё же я считаю, что мы должны вмешаться, - сказал он. – В этом локусе столько ненужного и бесцельного страдания, что у меня сбоят третичные мосты. Мунин, скажи мне.

- Что?

Лори поднялся из кресла. Его распущенные волосы падали до колен. Каждый волосок словно был тонкой проволокой люминофора: пряди излучали собственный золотой свет, более яркий, чем электрическое освещение номера. Сам Лори в ореоле этого света казался полупрозрачным.

- Моя природа требует исправить и излечить всё, с чем могу совладать я, и заставить тебя помочь мне.

Мунин поморщился, но не ответил.

- Артур знает об этом, - продолжал Лори, - и затребовал меня у отца не для того, чтобы валяться у меня на коленях.

- Лори, это очень примитивная манипуляция.

Лори фыркнул.

- Мои манипуляции ты до сих пор ни разу не отслеживал, брат мой Мунин. Я о другом. Если нельзя исправить, нужно хотя бы прекратить – прекратить бессмысленное страдание живых существ. Если необходимо, уничтожив их. Это милосердие. Не для этого ли отправлен сюда Хара?

Красный Пёс издал неопределённый звук, означавший неопределённые чувства. Мунин посмотрел на Лори.

- Возможно, - сказал он. – Далее всегда следует некое «но».

- Тебе ведом замысел, - сказал Лори. – Я хочу знать. Я хочу знать, что мы на самом деле должны здесь сделать.

Мунин уставился в пол.

- Спроси у Артура.

Настал черёд Лори морщиться.

- Он не ответит. Но даже Харе ясно, что он ждёт чего-то. Мунин, чего мы дожидаемся?!

Ворон состроил мрачную мину, а потом демонстративно отвернулся. Лори сокрушённо покачал головой. Хара улёгся на ковёр и пристроил подбородок на руки.

- Это Лори, - проговорил он с усмешкой. – Он сделает тебя лучше. Даже если ты не хочешь. Особенно – если не хочешь. Мунин, скажи хотя бы, сколько ещё ждать?

Лори покосился на собрата, в глазах его мелькнуло одобрение; он не думал получить поддержку от Пса.

- Сколько мне ещё мотыляться в этом теле? – тем временем продолжал недовольный Хара. – Я не люблю человеческий облик. Я люблю быть собакой. Но если я стану собакой, этот недоделок начнёт меня гладить! Я похож на... на кого-то, кого можно гладить?!

- Я могу тебя погладить, - нежно сказал ему Лори.

- Ты – можешь, - признал Красный Пёс с отвращением. Потом немного подумал и злорадно прибавил: - Но ты не считаешься. Ты – не человек. Есть только один человек, который может меня гладить. И это даже не хозяин.

- Хара, ты прикидываешься, - поддразнил его Лори. – На самом деле в глубине души ты добрый.

- В глубине души я как раз злой. Я просто от тяжёлой жизни стал философом.

- Вот как? И что тебя тяготит?

Пёс перекатился на спину и раскинул в стороны мускулистые руки.

- Представь, что тебя написали как самое мощное орудие разрушения во всём Море Вероятностей, - сказал он, рассматривая люстру. – Но в обозримом будущем тебе вряд ли удастся разрушить хотя бы что-нибудь. Обычно тебя показывают издалека, и этого достаточно, чтобы публика обгадилась. Я примерно догадываюсь, кому меня будут показывать здесь. Но я хочу хотя бы перестать надеяться на то, что меня спустят с цепи.

- Мунин? – окликнул Лори.

Ворон поколебался и ответил:

- Этого нельзя исключить.

- Знаю я тебя, - проворчал Хара. – Ничего никогда нельзя исключить. Назови число.

- Десятипроцентная вероятность. То есть на самом деле нельзя исключить.

- Ого! – отозвался Хара. – Это радует.

Лори нахмурился.

- Хорошо, - согласился он, и в мягком его голосе проскользнули угрожающие нотки. – Будем добывать информацию из нашего брата Мунина по кусочку.

Вид у Ворона сделался обречённый.

- В чём логика происходящего? – спросил Лори. Наградой за формулировку был удивлённый взгляд собрата.

- Здесь нет логики, - ответил тот. – Система копировалась неаккуратно, потеряла часть важных сегментов, упала, была поднята, упала ещё раз, ещё, ещё, её подпёрли стулом, обмотали изолентой и напихали в неё хлебного мякиша. Какая здесь может быть логика?

- Как ты цветисто выражаешься, - сказал Хара.

- Это от досады. Мне не нравится то, что здесь происходит.

Синие глаза Лори расширились, весь облик его в единый миг переменился, выразив страстную целеустремлённость. Лори подался к брату-Ворону и заговорил вкрадчиво:

- А что именно не устраивает тебя? Мне не нравится, что дело идёт к войне. Харе не нравится, что он не может в этом участвовать. Мунин...

Мунин посмотрел на него с тоской.

От продолжения допроса Ворона спас Артур.

Лаунхоффер-младший вошёл ниоткуда, но рядом с дверью; он насвистывал и смеялся, и по пути зажёг свет во всём номере. Креатуры замолчали, разом оглянувшись на него. Хара перевернулся и приподнялся на локте.

Артур сгрёб Лори в охапку и закружил по гостиной.

- Привет, куколка! – радостно сказал он. – Сейчас у меня можно просить подарков, потому что всё очень, очень, очень хорошо.

Лори вырвался и оттолкнул его.

- Ты называешь это «хорошо»?! – гневно прошипел он. – В городах уже началось кровопролитие. Местные СКиУ уже взломаны!.. И теперь...

- Да, - согласился Артур. Он сиял улыбкой. – Теперь у нас есть проблема. Но это правильная проблема, и она возникла при правильных обстоятельствах. И это хорошо!

Мунин забеспокоился, встал и шагнул к нему.

- Артур, я вижу по крайней мере два, – неуверенно начал он, - я бы сказал... вопиюще примитивных способа решить эту проблему. И сотни, сотни чуть более... интересных.

- Когда я захочу узнать твоё мнение, я задам вопрос, - бодро отозвался Артур.

Мунин сник.

- Да, конечно, - пробормотал он. – Я – голос разума. Ко мне никто никогда не прислушивается.

Артур засмеялся.

- Не сердись на меня, птица-ворон, - сказал он. – Два способа вижу даже я. А мы с вами сидим, смотрим и ждём, потому что ждём мы совсем другого.

Глава десятая. Специалист

Васе снился сон.

Это был изнуряющий, неприятно реалистичный сон, очень похожий на видения, которые случались у него во время приступов болтанки. Профессиональная болезнь вынуждала локус-админов помнить множество бессмысленных и ненужных вещей. Маясь болтанкой, Вася волей-неволей просматривал тысячи фрагментов судеб людей своего домена – состоявшихся, предопределённых, гипотетических.

Но они всегда были просты и понятны. Отображались они последовательно, а не параллельно. Сейчас же он видел шут знает что, да ещё много всего сразу. Это напоминало наблюдение за многоэтажным домом с одной стеклянной стеной, только этажи были разнесены в пространстве. Очень сильно разнесены, очень далеко, и Вася не мог отследить, куда и как именно. Кроме того, сейчас у него получалось не только воспринимать, но и осмысливать. Хотя думалось во сне туговато. «Это что, тоже болтанка? – уныло спрашивал Вася неведомого у кого. – У оперативников тоже бывает болтанка?»

Ответа не было. Он не ждал ответа.

Ему снился огромный подвал. Серые стенки разделяли подвал на сотни клетушек, похожих на пляжные кабинки для переодевания. В кубиклах непрерывно трезвонили телефоны. Операторы снимали латунные трубки, визг аппаратов сменялся тихим вежливым бормотанием. То здесь, то там кто-то сдавленно чихал и трубно сморкался: из-за принудительной вентиляции работники постоянно были простужены. Лампы светили тускло. Вася видел людей, сидевших в кубиклах. Выглядели они скверно. Всем не хватало солнца, витаминов и возможности отоспаться. Почти у всех были проблемы с зубами и позвоночником, и от этого делалось слегка жутко – какое-то сборище больных и убогих... Смутно Вася понимал, что картинка идёт не с Эйдоса, и даже не из этого локуса. Телефоны в подвале стояли проводные, сделанные из дерева и металла, стенки кубиклов тоже были деревянными, и он нигде не мог различить ничего похожего на мониторы.