Бог хихикнул.

- Ты же мастер теперь, забыл? Мой мастер, принятый. Я твоими глазами смотреть могу…

- Тьфу! – только и сказал Ксе. – Жень, это, между прочим, некрасиво. Все равно что под дверью подслушивать.

- Я же извинился, - Жень наивно захлопал голубыми глазами. – Ну прости, пожалуйста, я больше не буду. Я теперь всегда спрашивать буду.

- Вредина, - отвечал Ксе. Потом подошел и сел на край матраца, поинтересовавшись уже с улыбкой: - Значит, хорошо прошло?

Жень улыбнулся, подобрал ноги, уселся по-турецки; глаза его солнечно заискрились.

- А то! Лучше некуда, - с жаром ответил он. – Ксе, у нас все получится! Ксе, я ведь взял сеть! от Москвы до Питера взял.

- Псих! – перепугался Ксе. – Засекут же!

- Нет, - уверенно и жестко ответил Жень. – Я по этому… фальшивому культу до самого главного храма все отсмотрел.

- И что? – от волнения жрец-мастер даже подался вперед.

- Я не знаю, что они там измыслили, - с нехорошей усмешкой сказал подросток. – Но эта штука ни с кем и никак не взаимодействует. Просто стоит и тупо силу качает. Как физраствор вместо крови. Жрецы с ним не контактируют, поэтому засечь меня не смогут, даже если я впятеро больше территории возьму… - Жень опустил ресницы, подергал русую прядь над ухом и негромко закончил: - Оно неживое, Ксе. Совсем неживое.

Ксе помолчал. Вспоминалось по этому поводу только одно.

- Хренов Даниль, - сказал жрец. – Ну что ему стоит трубку взять…

Жень засопел и моргнул.

- Ксе, - сказал он, - слушай, а…

Чего-то подобного жрец-мастер ожидал; не сказать, чтобы загодя готовился, но Ансэндар еще несколько недель назад советовал ему быть осторожнее. Жень хотел своему жрецу только добра, он просто был по-детски нетерпелив. «Ты легко принял инициацию адепта, потому что перед этим долго и тесно общался с Женем и беспокоился о нем, - сказал Анса. – Но в нормальных условиях путь неофита занимает несколько лет. Ты прекрасно знаешь, как долго готовят шаманов, Ксе. Жрец, начав в шестнадцать, мастером становится не ранее чем к сорока годам, а Жень, кажется, намерен возвести тебя в этот ранг чуть ли не завтра. Я его понимаю. Силы возвращаются, как это говорится – раззудись, плечо, размахнись, рука… Но для тебя это может быть опасно. Пожалуйста, осторожнее».

- Я бы мог эту штуку просто выдавить из сети, - сказал божонок. – И тогда уже все, полный порядок.

Он широко улыбнулся, но в глазах бродил тревожный блеск.

Ксе посерьезнел.

- Тебе для этого что-то нужно, верно? – спросил он почти укоризненно.

- Ну…

- Жень, вчера. Только вчера.

- Ксе…

- Я по-твоему что, железный?

Жень шумно выдохнул и потупился, начав рисовать пальцем узоры по одеялу.

- Это же не только для меня, - сказал он. – Это для всех. Для стфари – тоже. Я все понимаю, не дурак. Я так гоню не потому, что у меня шило в заднице. Я же слышал, о чем вы говорили. Нкераиз эти… кто знает, когда они придут? А у них бог войны на человеческой крови сидит, знаешь, какая фигня? Ты думаешь, Анса с ним справится? Ага, щас. Он хороший, но он, во-первых, к войне отношения не имеет, а во-вторых, ему вообще хреново, и очень давно.

- Почему?

- Потому что он последний из пантеона, - Жень быстро поднял глаза и снова уставился в пол. – Сам представь, как это сладко… И потому что функцию поменял. Я когда его увидел, долго фигел, потому что понять не мог, за что он отвечает. У нас-то сейчас все знают, отчего молния бывает, а у стфари еще образования обязательного не было, так и вышло – отвлеченное понятие, необъяснимые причины… Ну вот. А потом, после перехода, получилось, что он – надежда. А он и сам только надеяться может. И еще фигня эта с ассимиляцией. У нас-то народ может просто раствориться, и ничего, а у них не так. Он говорил, если б стфари могли нормально ассимилироваться с его смертью, он бы лучше умер… потому что последним остаться – это ж лучше не жить…

Ксе молчал.

- Такая хрень, - продолжал божонок. – А теперь придут нкераиз, и вся надежда накроется. Им же не надо всех стфари поубивать. Им только Ансу убить надо, а остальное само собой. И чего? Я один защитить могу. Смогу. Когда культ возьму. А время, скажешь, есть, да?

Жрец опустил голову.

- А сейчас, - сказал Жень, - у меня шакти нет. Это значит – меня сдерживать некому. Я развинченный, Ксе. И людей у меня больше. Я ихнего Энгу порву на британский флаг. Вот удивятся-то…

«Уй-ё, - думал Ксе. – А ведь кругом прав. Ну пусть не сегодня, это уж совсем сумасшествие, но неделя, другая, и мне нужно будет решаться. Насколько быстро истончается стихия? Когда случится разрыв? Когда он случится, уже поздно будет. Да почему ж все так складывается – хуже некуда?! Что у меня с кармой? Надо было Даниля спросить. Блин! Все в Даниля упирается. Тут и интуиции никакой не надо… когда ж она восстановится только…»

- Ксе, - тихонько окликнул Жень. – Ты о чем думаешь?

- О книге Гиннеса, - невесело усмехнулся тот.

Подросток вытаращился.

- Я, наверное, стану самым молодым верховным жрецом в истории, - вздохнул Ксе. – Пошли, что ли, обедать, боже…

Паника пришла и ушла, оставив только палящее напряжение нервов, стальной внутренний звон, готовый стать решением и поступком. Времени было больше, чем показалось сперва; стихии действительно истончались от неведомой язвы, но слишком могучи и велики были они, древние, рожденные в незапамятные времена, чтобы распасться вмиг. То, что жило миллиард лет, не могло растаять и за года, не то что за дни.

Даже дети в огромных домах стфари смеялись реже; лица стариков уходили в морщины, женщины словно выцветали, казались больными, и черная забота омрачала лица. Ксе только сейчас обратил внимание, насколько мало осталось у стфари взрослых мужчин.

Как-то на лестнице жрец-мастер столкнулся с Иллиради, дочерью вождя, которую про себя прозвал «принцессой». Девушка ойкнула, а потом отпрянула к стене и умоляюще вскинула брови, сложив руки на груди в замочек. Она выглядела и трогательно, и странно – напоминала хорошую актрису из фильма про старину; современные девушки двигались не так и совсем не так смотрели на мужчин. Когда она разъезжала на велосипеде, это как-то терялось – все же принцессы обычно не крутят педали, да и одевалась она в местной манере. Сейчас на Иллиради был национальный костюм, который необыкновенно ее красил.

- Ксе, - шепотом сказала она и добавила что-то на стфарилени. Потом сконфузилась, заметив удивленный взгляд Ксе, и перевела: - Скажите, пожалуйста, нам помогут? Простите, папа мне запретил у вас спрашивать, я не должна, но мне так страшно, я не знаю, у кого еще спросить… Папа ничего не говорит.

Ксе подавил вздох. Посмотрел вниз, на площадку: лестницы у стфари были крутые, как трапы на кораблях.

- Помогут, - сказал он, наконец, избегая взгляда Илли. – Обязательно.

«Только не знаю, кто», - добавил он про себя для очистки совести, хотя надежды таяли вместе с плотью стихий.

Ксе долго пытался дозвониться Сергиевскому и пришел к выводу, что тот либо вынес его в игнор-лист, либо поменял номер. Попытка найти по базе его домашний телефон не увенчалась успехом – похоже, Даниль квартиру снимал. Лейнид тоже не помог, кажется, он успел с Сергиевским разругаться, и довольно грубо сказал Ксе, что о местонахождении этого идиота представления не имеет. Кто-то из доверенных Менгра-Ргета ездил в МГИТТ, но там все обернулось странно, и даже сам Менгра не понял объяснений; во всяком случае, войти за ограду просители не смогли.

- У нас нет выбора, - сказал Ксе через неделю.

Жень взбудораженно привстал, стараясь не улыбаться. Ансэндар, бледнея, опустил глаза, и в груди у Ксе нехорошо заныло. «Он предупреждал меня о ранге мастера, - подумал жрец, успокаивая себя. – Но ведь все обошлось. Я прекрасно себя чувствую, и Жень говорит, что получилось отлично. Конечно, верховный – это звучит громко, но, в сущности, какая разница…»

- Подожди еще, - ответил Менгра; это был не совет, а приказ. – Ты и так двадцать лет уложил в две недели.