На заднем стекле были шторки. Жень сунулся разводить их, и Ксе изо всех сил ухватил его за руки; он знал, что удержать божонка не сможет, и рассчитывал только на его быструю реакцию и мозги.

- Какая разница-то уже… - обиженно пробурчал Жень, подчиняясь. – Засекли ведь…

- Мигалок нет, - сухо проговорил Лья.

- Ведут, - равнодушно сказал божонок. – За Кольцевой, что ли, брать хотят?

- Нас преследуют? – непонимающе проговорил Ансэндар.

- Да, - сказал Лья. – Жрецы вот этого… явления, - и дернул головой в сторону Женя.

«Это из-за них Матьземлю повело? – изумился Ксе. – Такого со стихией шаман-то не сделает, не то что жрец. Из-за стфари? Да если б из-за каждого стфари ее так вело, они бы уже вымерли без всякой ассимиляции…»

- Что делать будем? – процедил Лья, и Ксе изумился куда сильнее – такого, чтобы самый компетентный на свете человек не знал, что делать и даже спрашивал у окружающих совета… - Очень я не хочу под суд по статье «терроризм», ребятки, - добавил Лья глухо. – Ну совсем не хочу. Оторваться, конечно, попробую, но они – профессионалы… Тут и богиня не особо поможет.

«Попросить, - пришло в голову Ксе почти против воли. – Чтобы взяла». И въяве ему представилось это: как умирает за рулем жрец-шофер, как вылетает машина на встречную полосу, принимает удар за ударом, превращаясь в месиво из железа и крови, а авария ширится, все новые водители не успевают притормозить… Внутри стало холодно и жестко, будто колом встало что-то металлически-острое. Жень не стал убивать только потому, что не хотел пугать людей видом убийства; обречь сейчас на бессмысленную и мучительную смерть тех, кого он собирается защищать? Ксе не думал даже о том, как после этого будет выглядеть его карма.

Но о приговоре по статье «терроризм» он тоже не думал.

Интуиция контактера надежна, как зрение…

- Лья, - сказал Жень. – Слушай…

Ксе насторожился: в голосе мальчишки зазвучали незнакомые интонации.

…зрение порой тоже обманывает; Лья вскинулся с видимым облегчением – притуплявший его чувства страх ушел, теперь шаман чувствовал то же, что и Ксе. В машине был тот, кто знал, что делать, его уверенность с каждой минутой лишь нарастала, и ему разумно было довериться. «Он ведь бог, - сказал себе Ксе. – Войны». Шаман впервые подумал о Жене как о настоящем божестве – силе, на которую можно положиться.

- Что? – враз севшим голосом отозвался Лья.

- Я тут шлялся раньше. Когда бомжевал, - сказал бог. – Вон за тем домом направо свернешь.

- А дальше? Ты сейчас говори.

- Дальше свернешь в еще один переулок. Там есть одна… короче, там двери буквально в шаге от дороги. Притормозишь, высадишь меня. И летите куда-нибудь подальше. Начнут вас брать – выходите тихо. В непонятках. Вы, типа, едете к стфари уговаривать Матьземлю насчет чего-нибудь. А меня нету. И не было.

- Ты свихнулся, что ли? – Лья не без уважения покосился на бога.

- Скажите, где встретимся, - отчеканил Жень. – Ночью или завтра. Лучше в городе, но могу и за черту выбраться.

Ансэндар промолчал; на усталом внимательном лице его промелькнуло странное выражение. Лья, пробурчав что-то, перевел дух. Он спрашивал у божонка, куда сворачивать, а Ксе тем временем прикидывал, что они будут отвечать преследователям. Отвечать-то, скорей всего, станет Лья, тем более, что он уже работал со стфари и знает обстановку в том регионе. Но он сказал, что в погоню за ними отправились профессионалы – а значит, пойманных не отпустят легко, даже убедившись, что цель ускользнула. Их наскоро состряпанную легенду непременно проверят, это несложно, достаточно позвонить куратору в Минтэнерго… и узнать, что шаман Ксе не задействован и никогда не был задействован в этом проекте. Теоретически, конечно, Лья мог попросить его о помощи. Но Ксе работал в Москве. Это он мог – и собирался – просить о помощи, скажем, Риса, меняться с ним сменами, чтобы высвободить для возни с Женем еще хотя бы пару дней. Просить кого-то ехать в другой город он бы не стал. И никто бы не стал.

Кроме того, Ксе просто не хотелось оставлять Женя: он слишком хорошо помнил, на что тот был похож, когда бродил один. Пусть сейчас божонок необыкновенно уверен в себе, но приглядеть за ним все-таки не мешает. Шаман не знал, надолго ли хватит пацаненку жертвы цветком; за самого же Ксе стояли Матьземля и Неботец – стихии, наделенные неисчерпаемой мощью.

- Жень, - сказал Ксе. – Я с тобой.

Он ждал, что подросток начнет ерошиться и фыркать, но тот лишь разулыбался мальчишески, от уха до уха и, воззрившись на Ксе почти по-хозяйски, довольно изрек:

- Ну а то!

Ксе сам удивился тому, как ловко все вышло; по чести сказать, он боялся, что где-нибудь замешкается, споткнется, промедлит, и преследователи успеют вынырнуть из-за поворота. Этого не случилось. В лихорадке спешки шаман даже не заметил, куда именно они с Женем влетели – дверь и дверь, деревянная, разве что со слишком тяжелым ходом…

Шаман понял, где они.

И остолбенел.

…Как следовало ожидать, людей здесь было немного, все больше пожилые женщины, скромно, а то и бедно одетые. От каменного пола к темным сводам подымался сумрак; он отливал алым оттенком камня и еще золотым – из-за свечного пламени и неяркого сияния иконостаса. Негромкий глубокий звук полупения-полуречи отдавался эхом, заполнял помещение и, опавшим в беззвучие смутным эхом навечно оставался среди украшенных стен, как то некогда замышляли безымянные зодчие… Вступил женский хор – дрожащие, нестройные и нежные голоса.

Шла служба.

- Ксе, - прошептал где-то в отдалении Жень, - Ксе пошли туда, в угол. Блин, ну чего ты встал?..

Видя, что толку от слов не будет, подросток уцепил шамана за куртку и повел за собой вглубь церкви.

У Ксе даже озираться не хватало запала. Время шло, мужчина что-то напевно читал, женщины пели, а он просто стоял и тихо радовался, что сумасшедший Жень затащил его за колонну и никто не видит его лица. Он знал, конечно – кто ж этого не знал – что новые научные данные за сорок лет никак не поколебали позиции мировых религий. Его ранняя юность пришлась на пик «возрождения духовности» после распада СССР, когда вперемешку с древними учениями страну захлестнул мутный поток сект, проповедников, «экстрасенсов». Иные из последних, как это ни удивительно, даже не были контактерами. Впрочем, в Союзе работы, посвященные физике и биологии тонкого плана, не становились достоянием общественности, а профессиональная карматерапия была доступна лишь высшей номенклатуре. Замешанное на смутных слухах полузнание принесло весь вред, который было способно. Чернобыль вскрыл недостатки системы: грамотная работа шаманов с Неботцом могла бы вдесятеро сократить территорию заражения, но до неименуемых органов слишком поздно дошло известие о засекреченной катастрофе.

Это случилось не на памяти Ксе. Он начинал учиться у Деда, когда в МГИТТ уже близился первый выпуск; незадолго до того начали выдавать лицензии частникам, занимавшимся настройкой энергетических контуров, и открыли для посещения храмы антропогенных богов.

Ксе вспомнился один вечер. Измученный и гордый, он вернулся с занятий у Деда, и мать вслух радовалась успехам сына-шамана, а потом включила телевизор – старый, даже не цветной – и стала слушать священника с большим крестом на груди, который говорил о покаянии. Отец попросил переключить на новости. Мать кивнула, подошла к телевизору, чтобы перевести рычажок. Ксе засыпал от усталости, и все как-то слилось: благообразный священник превратился в импозантного жреца и заговорил про моление о ценах на нефть. Посещать храмы советовали оба.

Приблизительно такая каша в голове у шамана и осталась. Он не мог понять, как мыслят собравшиеся здесь люди, как ухитряются жить со своей верой, и зачем она им вообще. Это была какая-то другая реальность.

Чернобородый священник умолк и выполнял теперь загадочные манипуляции.

- Ксе, - тихонько окликнул Жень, глядя в сторону. – Ты чего, уснул?