Омыв под краном клинки, «мечи» спрятали ножи и спокойно вышли. Они пробыли в туалете не больше минуты и встретили понимающие взгляды двух мужчин.
– Мы же говорили – туда нельзя…
Не отвечая, старомодно одетые горцы прошли мимо. В зале продолжалось веселье.
Ребенок-девочка, ты все изведала,
Тебе двадцатая идет весна.
Ты ищешь счастия, оно потеряно
И не вернется уж никогда…
Через служебный ход «мечи» вышли на улицу. Через минуту они сели в «Шеви-Ниву», за рулём которой ждал Семин. Машина плавно тронулась с места.
– Я эту песню школьником слышал, – сказал Семин. – Сосед как напивался, так и орал под гитару…
– Что? Какую песню? – повернулся к нему Хомяков.
– Вот эту, что здесь… Я еще думал: почему «Махачкала»? Надо же «Махачкалы» Но он по-другому пел: «Тебе мерещится, что водка плещется, закуска прыгает вокруг стола…»
– А-а-а, – Хомяков отвернулся и принялся смотреть в окно на освещенные, но пустынные улицы.
– Дурак твой сосед, старинный романс испортил, – нехотя сказал Выхин. – Когда-то у родителей была такая пластинка…
Разговор сам собой заглох. Машина миновала центральную часть города и выехала на темное ночное шоссе.
В кабинете директора Мирза взволнованно рассказал брату о «шутке» Гюрзы. Махач вытер платком вспотевший лоб. Это никакая не шутка! Это первый звонок… Очень серьезный сигнал!
– Ничего, ничего, что-нибудь придумаем, – задумчиво процедил он. – Раз так, надо с ним решать вопрос… Ребята есть, попросим, денег дадим… Хотя и трудно! Только я не баран, чтобы ждать, пока меня зарежут!
Он позвонил по нескольким номерам, коротко переговорил, отойдя в угол, нервно и беспокойно заходил по кабинету. Мирза чувствовал, что у него ничего не получается.
Но через несколько минут дверь распахнулась, и вбежал взволнованный метрдотель.
– Гюрзу убили! – с порога выкрикнул он. – И двух охранников!
– Так быстро?! – Мирза с благоговением посмотрел на брата.
Камры
– А правда говорят, что кафиры Гаруна забрали?!
«Язык бы этим болтунам подрезать… Зачем мать волновать?» – подумал Руслан. А вслух сказал:
– Не волнуйся, его скоро отпустят.
– Сначала отобьют все внутренности, а потом отпустят, – на глазах Саиды Омаровны выступили слёзы. – Как Хусейну Сулейманову, или сыну Омара Вагабова, или…
Она замолчала, махнула сухонькой рукой, прижала к глазам застиранный передник.
– Что ты сравниваешь! Гарун Джебраилов крупная фигура, его не посмеют и пальцем тронуть! – хотя Руслан говорил уверенно, он испытывал какое-то беспокойство.
– Уже тронули… Забия сама по телевизору видела: специальный вертолет его забрал. И солдаты какие-то особенные…
«И этой дуре Забие язык подрезать!» – зло подумал Руслан.
– Пусть меньше телевизор смотрит! Вранье это все!
И чтобы сменить тему, осмотрелся, провел пальцем по подоконнику.
– Что-то у тебя не убрано, пыль везде…
– Зарема ко мне перестала ходить… Это правда, что у нее мужа убили?
– Ну, правда… Не повезло ему в первом же бою. Ты-то тут при чем?
– Она считает, что все из-за тебя. Кричала, плакала…
«Еще больше наплачется, шлюха!»
– Завтра она к тебе придет!
Саида Омаровна замахала руками.
– Не вздумай заставлять ее! Пройдет время, если она успокоится и сама вернется – тогда другое дело. А насильно… Зачем мне в доме человек с ненавистью?
– Как хочешь, – он встал. – Пора мне…
– Руслан, хватит тебе по горам да лесам бегать. Приходи с Меседу в этот дом жить. Или построй новый, большой. Умру я скоро, – завела старую песню мать.
Но сейчас это не вызвало обычного раздражения. Ему не хотелось никуда уезжать. Он подошел, обнял мать, прижался к ней, как в детстве, когда надо было прогнать мелкие страхи. Но сейчас непонятная тревога не отступала. Ничего удивительного – ведь детство давно прошло.
– Поеду, мама, – он отстранился и быстро вышел.
Ускоренным шагом пошел по узкой улочке к школе, как всегда претерпевая обратное превращение: из послушного и заботливого сына Руслана в жестокого главаря Камринского джамаата Оловянного.
Нехорошее предчувствие шло по пятам, не отставая. Настроение окончательно испортилось. Так было с ним несколько раз. Совсем зеленым, он шестым чувством ощутил засаду и убежал через соседские дворы. Как-то раз остался ночевать у матери, но заснуть не мог, встал и отправился к Абрикосу. Ночью кафиры устроили облаву, вломились в отчий дом, а он спокойно ушел оврагом. Вот и сейчас такая непонятная тревога – будто ноет зуб, только не в челюсти, а в душе…
Он вышел на пыльную площадь. У школьного стадиона стоял отобранный у Вагаба «Рейндж-Ровер» и наглухо затонированная черная «Приора».
«Как катафалк», – подумал Оловянный, подходя вплотную.
Рядом с машинами Абрикос с Сапером прыгали на одной ноге и наскакивали друг на друга, как бойцовые петухи, – кто кого собьет. Муса выступал арбитром. Все трое весело смеялись. Вокруг собрались местные мальчишки, восхищенно рассматривая самых сильных, смелых и удачливых мужчин в округе.
– Чо такой хмурый, Руслан? – спросил Абрикос. – Сейчас в Балахани отдыхать поедем, там уже Осман молодого барашка зарезал, шашлык маринует…
– Аваз, возьми свою машину, поезжай вперёд, проверь – чистая ли дорога, – сказал Оловянный.
Абрикос и Сапер насторожились. Внезапное изменение планов всегда ставит предстоящее веселье под угрозу.
– А что случилось, Руслан?
– Предчувствие плохое…
Верные друзья переглянулись. Странно как-то: класть какое-то предчувствие против вполне реального угощения. Но с амиром не поспоришь!
– Хорошо, – кивнул Абрикос, побежал к себе во двор, и вскоре его бордовая «девятка» выехала из Камров.
Оловянный нервно ходил взад-вперед, смотрел на часы и даже закурил. Видно было, что он нервничает.
– Да все нормально, Руслан, – осторожно сказал Сапер. – Если бы облаву готовили, мы бы знали. Да и через туннель никто из кафирских спецов не проезжал.
Но эти слова амира не успокоили.
– Подтяни сюда еще наших! – приказал он. И, подумав, уточнил: – Пятерку Столба, вооружение по полной!
– Хорошо, – кивнул Сапер и поднес рацию к губам, вызывая штаб.
Через полчаса на связь вышел Абрикос.
– Все нормально, шеф, – произнес он бодрым голосом. – Кроме овец, никого не видел. Может, мне пока шашлык поставить? А то жрать охота…
– Ставь, скоро будем! – бросил Оловянный.
Настроение все равно не улучшилось, и тревога не отпускала, хотя на площадь прибыло подкрепление. Долговязый рыжеволосый Столб в спортивном костюме с АКСУ на правом плече и четверо вертких молодых парней с неестественно выглядящими на гладких лицах редкими бородками. Брюки их были заправлены в носки, поверх рубашек с длинными рукавами надеты жилеты-«разгрузки», набитые магазинами к автоматам, которые они держали в руках.
– Поехали, шеф? – нетерпеливо спросил Сапер.
– Поехали! – махнул рукой Оловянный.
Он, как всегда, сел в «Приору» рядом с Мусой. Сапер привычно залез на заднее сиденье. Легковушка тронулась с места, за ней двинулся громоздкий и тяжелый, как танк, «Рейндж-Ровер».
Они выехали из Камров по верхней дороге и свернули направо. Погруженный в тяжелые размышления, Оловянный сидел молча, осматривая окрестности. Через каких-нибудь полчаса сгустятся сумерки и, если выключить фары, черная «Приора» станет невидимкой, растворившись в ночи. К тому же сзади идет джип с вооруженной до зубов охраной. Да и вообще, бояться нет никаких оснований. Только неясные опасения… Но факты их перевешивают: Абрикос только что проехал, дорога чистая, кроме овец, никого… Вот, кстати, они – четыре или пять… Обычное дело – пасутся сами по себе, к ночи хозяева их собирают…
Но эти овцы не были такими безобидными, как обычно. Среди них, скорчившись на сухой траве, прятался майор Назаров в полной экипировке «мечей» – камуфляже «Хамелеон», «разгрузке», набитой магазинами и гранатами, с оптико-электронным биноклем Well. Рядом на земле лежал автомат «Вал». Овцы беспокоились и блеяли, но разбежаться не могли, поскольку были связаны за рога и задние ноги, волей-неволей образуя тесный круг. Оперевшись локтями в землю, майор через мощную оптику рассматривал колонну и встретился взглядом с самим Оловянным. Тот сидел в первой машине, рядом с водителем, развалившись и выставив локоть в окно. Повернув голову, он внимательно рассматривал майора. Точнее, окружающих его овец. Волевое лицо амира было совсем близко, казалось – протяни руку, и дотронешься…
