Вместе с отступающими из‑под Бузулука Блюхер прибыл днем 28 июня в Оренбург. А вечером его вызвали в штаб комфронта на совещание командиров отрядов и городского партийного актива. Решалась судьба города и его защитников.

Командующий фронтом Георгий Зиновьев, обстоятельно изложив обстановку, пришел к выводу:

— Воинские части следует эвакуировать в Ташкент. Это самый безопасный и целесообразный путь.

Его мнение поддержали большинство присутствующих.

Блюхер сердито щипал карандаш и думал о том, что надо идти на север, поднять рабочих и вместе с ними пробиваться к Красной Армии. Об этом нужно сказать, хотя, пожалуй, никто и не поддержит.

Блюхер встал, заговорил медленно, с трудом подбирая нужные слова:

— Да надо сказать, что товарищ Зиновьев выступал довольно убедительно и вроде правильно. А я не могу с ним согласиться. Почему? Видите ли, не всегда безопасный путь является целесообразным. Нужно все прикидывать с точки зрения пользы для общего дела. Считаю более полезным маршрут на север. На Челябу и Екатеринбург. Мы пойдем по тылам белых, отвлечем на себя какие‑то части противника и тем самым поможем в эти трудные дни Красной Армии. Мы постепенно объединим отрезанные рабочие отряды и пробьемся к своим. Это не легкий путь. Пойдем по линии огня, а не по линии наименьшего сопротивления.

Зиновьев хотел что‑то сказать, но неожиданно попросил слово командир Южного отряда Николай Дмитриевич Каширин. Молодцеватый, в офицерском, еще свежем мундире, стремительно прошел к карте.

«Сейчас расчехвостит меня по всем правилам военного искусства», — насторожился Блюхер.

Каширин окинул взглядом сидящих, предупредил:

— Все сильно устали, я буду предельно краток. Присоединяюсь к мнению командира Уральского отряда Блюхера, хотя оно и было беспомощным с точки зрения стратегических выкладок. Конечно, мы можем воспользоваться самым легким путем — откатиться на Ташкент, не потеряв ни одного человека. Но потеряем самое существенное— воинскую честь. Смотрите.,.

Каширин выхватил клинок и острым концом его коснулся Троицка:

— Вот здесь остался отряд Николая Томина — семьсот штыков и сабель. В Верхнеуральске стоят части Ивана Каширина — без малого две тысячи человек. Далее, Белорецкий отряд имеет примерно семьсот красногвардейцев, а Баймакский — полтысячи. Предполагаю, что в этом густо населенном районе есть и другие боевые дружины, о существовании которых мы еще не получили сведений. Мы не имеем морального права оставлять боевых друзей в беде, обрекать на гибель. У меня, к сожалению, отрядик небольшой, но я поведу его на север. Пойду вместе с Блюхером.

— А что скажет товарищ Калмыков? — поинтересовался Зиновьев.

Командир Богоявленского отряда, стеклодув, бывший унтер–офицер Михаил Васильевич Калмыков порывисто встал, сказал угрюмо:

— Не время разговорами заниматься. Воевать надо. Я пришел с Урала и пойду к своим.

— Ну что ж, каждый выполняет свой долг так, как подсказывает разум и совесть, — подытожил совещание Зиновьев. — Возможно, и Ташкент будет фронтом. Значит, и там будем полезны. Верховное командование решит, как целесообразнее использовать наши части…

Из штаба Блюхер направился в отряд. Собрал бойцов. Доложил свой план похода на север, предупредил о неизбежных трудностях и предложил:

— Кто чувствует себя слабым и желает податься на Ташкент, может выйти из строя. Задерживать не буду.

Шеренги не шелохнулись.

Блюхер не спеша прошел с правого на левый фланг, потом выдвинулся на середину и, окинув потеплевшим взглядом бойцов, произнес:

— Благодарю от имени Революции за мужество и пролетарскую сознательность. И еще — за доверие, которое вы все оказали мне. Сегодня спать десять часов. Завтра умыться, привести в порядок обмундирование, обувь и оружие, приготовиться к длительному походу.

…Отряды Василия Блюхера и Николая Каширина двигались в направлении Ак–Мечеть — Магнитная — Верхнеуральск. В пути узнали, что Верхнеуральск оставлен красными. Каширин помрачнел;

— Как‑то там мои родные… Выбрались или погибли…

И рассказал об отце Дмитрии Ивановиче, который 25 лет был бессменным выборным верхнеуральским атаманом, не признал диктатуры Дутова и вместе с сыновьями перешел на службу Советской власти. Рассказал о братьях Иване, Петре и Алексее и о сестрах Марии и Евдокии. Говорил с любовью и грустью.

Блюхер попытался успокоить товарища:

— Наверное, все ушли в Белорецк. Иван Дмитриевич имеет сильный отряд. В обиду своих не даст…

Каширин несколько минут ехал молча. Желая отвлечься от тяжелых дум, сказал:

— Обидно, что Калмыков ушел на Богоявленский завод. Я знаю его. Удивительной храбрости человек. За боевые заслуги на германском фронте был пять раз награжден.

— Видно, не мог уговорить своих ребят. Пошли защищать жен и детей. Местнические настроения будут мешать объединению отрядов.

— Очень трудно уходить и бросать все, что дорого с колыбели…

— Трудно, но надо. Война!

— Вам‑то что… Вы пришлый человек… Терять нечего.

«По–своему прав, — подумал Блюхер. — Все командиры местные, уральские. Один я ярославец. На месте видно будет, как действовать».

16 июля 1918 года Блюхер и Каширин прибыли в Белорецк, где сосредоточились отошедшие из Троицка и Верхнеуральска боевики.

Горели костры. Бойцы варили кашу, стирали белье, чинили разбитые в походе сапоги. Город был сизым от дыма.

Вечером в доме управляющего Белорецким заводом собрались командиры отрядов. У дверей поставили часовых, чтобы не пускали посторонних, берегли тайну.

Первым о боевых операциях Верхнеуральского отряда рассказал Иван Каширин. Высокий, широкоплечий, красивый, он говорил очень красочно и взволнованно. Завершил речь выводом:

— Настроение моего сводного отряда — наступать на Верхнеуральск и далее на Екатеринбург.

— Правильно! Это единственный путь, — поддержал своего командира начальник штаба Енборисов.

«Далеко не единственный, — чуть было не воскликнул Блюхер, но сдержался. — Идти через казачьи станицы — это растерять свои силы. Одни погибнут в боях, другие завернут домой и останутся с родней. Надо двигаться по рабочим районам Урала. Там можно рассчитывать на пополнение и поддержку».

И когда дошла очередь, Блюхер напомнил о боях под Оренбургом и выдвинул предложение о походе через уральские заводы в направлении Красноуфимска, где и соединиться с Красной Армией.

Своим выступлением Блюхер остался недоволен — говорил сбивчиво, тихо. Видимо, помешала усталость и трудно преодолимое раздражение. А может, кто и поддержит?

Поддержал Николай Дмитриевич Томин, командир Троицкого отряда. Говорил он отрывисто, нервозно, постукивая черенком плетки по голенищу сапога. Сообщил о том, что послал для связи с центральной Россией двух человек, но сведений от них еще не получил. Что касается плана действий, то поход на Верхнеуральск — Троицк нельзя одобрить — людей потеряем., а ничего не добьемся. Нужно стремиться к центру…

Слово взял Николай Каширин:

— Мой отряд желает похода на Верхнеуральск и Троицк. Подавляя контрреволюционные силы здесь, мы тем самым приносим пользу общему делу. Удел храбрых — сражаться на более опасном участке. Удел храбрых как можно больнее поразить врага. Нельзя не учитывать и настроения бойцов, желающих освободить родные места.

Блюхер выступил снова. Вглядываясь в усталые лица командиров, заметил, что его слушают невнимательно и, может быть, даже не одобряют. В таких случаях надо подчиняться большинству, иначе неизбежен разлад и раскол. Этого только и ждут враги. И, придя к такому выводу, Блюхер призвал товарищей:

— Главная задача — сохранить силы. Нужно укрупнить отряды. Создать единое командование и действовать, сообразуясь с обстановкой.

Совет командиров решил: объединить все силы в сводный Уральский отряд. Армию партизан разбить на три отряда: Троицкий, Верхнеуральский и Уральский.

Тайным голосованием совет командиров выбрал главнокомандующим Николая Каширина, а его заместителями — Василия Блюхера И Ивана Каширина.