Как ни поражали сдвиги в цветовой гамме, не они вызвали чувство новизны и неожиданности. Причиной тут была резкая смена фауны. Сейчас я почти совсем не видел рыб, которых наблюдал днем. Напрасно водил я лучом по скалам, стараясь обнаружить своих дневных знакомых. Их нигде не было видно. Их место заступили другие рыбы, которые раньше встречались мне только в темных норах и глубоких расщелинах. Первенствующую роль среди них играли холёцентрусы, ярко-красные рыбки с широко открытыми, темными, словно чересчур подведенными глазами. Они оживленно сновали между скалами, сопровождаемые другими, тоже красными, рыбками, круглобокими и с такими большими, печальными глазами, будто они вот-вот разрыдаются. Эту рыбку в просторечье зовут большеглазка — прозвище вполне к ней подходящее. Я очень удивился, обнаружив здесь большеглазок, ибо всегда полагал, что они относятся к глубоководным рыбам. И тем не менее они жили здесь, в нескольких ярдах от полосы прибоя. Странно также, что они связаны с холёцентрусом, но более всего меня удивило то, что оба эти вида, явно принадлежащие к ночным рыбам, были окрашены в красный цвет. Впрочем, как мне помнится, многие глубоководные рыбы и ракообразные, обитающие в царстве вечной ночи, окрашены в этот же цвет.
Я обнаружил и синих тангфишей, но они не проявляли никакой активности. Сбившись плотной массой в широкой расщелине, они висели в воде сплошным живым клубком. Клубок лениво покачивался то вниз, то вверх в такт болтанке прибоя, но каждая рыба с точностью до десятой дюйма сохраняла свое место в стае. Рыбы были обращены головой в одном направлении, и у меня на глазах все до единой, как по команде, медленно повернулись в другую сторону.
Задержав луч моего фонаря на их неподвижных телах, я перевел его на иссеченное трещинами подножие скалы и, проведя им вверх по склону, осветил вход в небольшую пещеру. Вздрогнув от испуга, я увидел там семь пар челюстей со сверкающими зубами, парящие в воде без всяких признаков тел. В двух первых парах челюстей зубы были голубовато-зеленые, в следующих четырех парах — белесые и в последней — явно розоватого оттенка. Наверное, такие галлюцинации видят зубные врачи на грани белой горячки. Челюсти постепенно удалялись в глубь пещеры и почти скрылись из виду. Тогда я взобрался на огромную губку и направил луч света прямо в их убежище. Тут челюсти обросли телами, и передо мной предстали семь крупных морских попугаев — четыре оливково-зеленых, длиною в добрых два фута каждый, два красных с отчетливо обозначенными чешуями и один пестрый.
Наглядевшись на морских попугаев, я занялся другими расщелинами и пещерами. Почти каждая оказалась набита рыбой. Иные неподвижно висели в воде, лишь изредка шевеля грудными плавниками; другие, включая рыб-сержантов, которых легко узнать по ярко- желтым полосам, беспокойно двигались взад-вперед, не выплывая, однако, за пределы своих ночных убежищ. Оригинальнее всех устроилась на ночлег стайка в одиннадцать рыб-бабочек.[84] Они соблаговолили спрятаться в темную нору и устроились под каменной аркой. Здесь они образовали нечто вроде витой колонны между подножием и сводом. Самая нижняя рыба смотрела на север, следующая над ней — на северо-северо-восток, третья на северо-восток, и так далее по картушке снизу вверх. В результате получилась изящная спираль. Рыбы-бабочки, как живые шары, ритмически покачивались в такт течению, сохраняя при этом свою конфигурацию.
В чем смысл такого расположения? Очевидно, морские бабочки делают это с целью самозащиты, иного объяснения я придумать не могу. Ведь при таком построении в каждую сторону смотрит одна из рыбок, и откуда бы ни приближался враг, кто-нибудь да увидит его и предупредит остальных. Но если это так, почему же все скалозубы смотрели в одном направлении?
Залюбовавшись морскими бабочками, я вдруг почувствовал за спиной какое-то мощное вихревое движение и испуганно обернулся, ожидая увидеть барракуду или какого-либо другого крупного хищника. Но это была всего-навсего огромная стая лютианусов. Это рыбы длиной в один фут с ярко-голубой полоской, которая проходит ниже уровня глаз от губ до края жаберной крышки. Глаза у них блестели, как драгоценные камни, и по мере того как стая, извиваясь и крутясь, прокладывала себе путь во тьме, казалось, будто в океанскую бездну скользят тысячи тлеющих угольков. Рыбы шли не торопясь, у самого дна и такой плотной массой, что, казалось, едва могли шевелить хвостами. Они явно побаивались света моего фонаря, потому что издали обошли то место, где луч ударялся в океанское дно.
Очень интересно изучать, как жители моря реагируют на искусственный свет. Для анчоусов, атеринок, американских сельдей бревоортий,[85] плавающих червей и некоторых ракообразных свет представляет непреодолимый соблазн. Некоторые из них, как, например, черви, буквально сходят от него с ума. Другие бегут от него как от чумы или по крайней мере держатся на периферии освещенной сферы. Как ни странно, слабый свет привлекает обитателей глубин в гораздо большей степени, чем очень яркий. Установление этого факта стоило мне около сорока долларов. В период моих экспериментов в Чесапикском заливе я вбил себе в голову, что набор ламп в пять тысяч ватт привлечет к моему наблюдательному посту множество видов морских организмов. Поэтому я накупил кучу дорогих ламп, специальный водонепроницаемый шнур, чтобы подводить ток, всякие пробки и выключатели. Когда установку спустили под воду и включили, она залила невероятно ярким светом толщу воды на десятки ярдов в окружности. Видимость оказалась поразительной, но в освещенной зоне не появилось почти никакой живности. Тогда я отказался от своей затеи и вернулся к испытанному способу — стал опять разгуливать с ручным фонарем.
После того как лютианусы уплыли, я в течение добрых десяти минут подвергался нашествию целой орды полурылов.[86] Они появлялись из верхних, граничащих с поверхностью слоев воды и выказали себя ярыми любителями света. По-видимому, они шли не очень плотной стаей, ибо показывались друг за другом с промежутком в несколько секунд, падая сверху, из темноты, как серебристо-зеленые кометы. Зеленый цвет этой рыбки совершенно особенный. Он мерцает и переливается нежными серовато-голубыми тонами; по краям каждая чешуйка окаймлена изумрудной полоской. По если эту рыбку вытащить из воды, она кажется просто серебристой.
Большинство рыб выглядят на воздухе иначе, чем под водой. Мне хотелось бы составить цветной атлас, чтобы можно было легко определять тропических рыб в их естественной среде. Читаешь, например, что кефаль — серебристая рыбка с бледно-серыми полосами, а потом оказывается, что в воде она роскошного жгуче-лилового цвета. А испанская макрель вовсе не цвета платины с оливковым оттенком, потому что самое характерное в ней — это ярко-желтые полосы по всей длине тела, которые бесследно исчезают, когда рыба вынута из воды.
Если серо-голубой цвет полурылов необычен сам по себе, то тем более поражает странная форма их головы. Нижняя челюсть у них гораздо длиннее верхней и составляет половину длины всей головы. Это придает рыбке забавный, хотя и не лишенный изящества вид. Тело у полурыла удлиненное, обтекаемой формы, и в общем он напоминает меч-рыбу в миниатюре. Но в противоположность меч-рыбе, его сильно развитая челюсть совсем не острая и не твердая; напротив, она заканчивается мягким и мясистым красным кончиком. Трудно сказать, для чего служит этот кончик. Возможно, он используется как орган обоняния или в качестве зонда. Насколько мне известно, полурыл питается главным образом растительной пищей и — в весьма скромных размерах — мелкими ракообразными; но остается неразрешимой загадкой, как они умудряются есть таким нелепым, высовывающимся вперед клювом.
Опустившись на колени, я пополз вдоль подножия скал, чтобы посмотреть, что делают по ночам беспозвоночные. Почти все они бодрствовали и были очень деятельны. Морские желуди как всегда разбрасывали свои сети, складывая и вытягивая перистые ноги. Что для них свет и тьма, когда они заключены в известковый панцирь? Еда и кислород — вот что им нужно; со сном можно подождать, пока не наполнится брюхо. В любой час дня и ночи вы застанете морских желудей за работой. Точно так же и актинии; похожие на прекрасные цветы, они медленно покачивались и шевелились. Ядовитые щупальца, оснащенные жгучими стрекалами, терпеливо подстерегали неосторожных рачков и плавающих червей. Другие черви, притворяющиеся цветами, тоже бодрствовали и, вытянув усики, ловили то, что принесет им судьба и течение.
