— Сюзон, а где Корсиканка? — торопливо спросила она, не замечая сидящей на низкой скамейке Клэр. — Нам сказали, что она в столовой.

Ксавье тоже собирался что-то спросить, но в этот миг Клэр поднялась со своей скамеечки, и оба грача увидели ее.

— Корсиканка, ты здесь?

— Клэр, послушай…

— Ну, ребята, по вашему виду можно заранее сказать, что сбор прошел удачно, — перебила, улыбаясь, Клэр. — Наверное, принесли не меньше тысячи, а? Сколько же вы собрали, Ксавье?

— У нас… тысяча двести франков, — ответил неуверенно Ксавье. Лицо его почему-то не выражало восторга.

— Ого, какие же вы оба молодцы! — воскликнула Клэр. — Идем, обрадуем Корасона.

— Ох, Клэр, — Витамин приникла к подруге, — если бы ты знала…

Только тут Клэр, а за ней и Сюзанна заметили что Ксавье и Витамин взволнованы. И взволнованы нерадостно.

— Ребята, что с вами? — в один голос воскликнули обе девочки. — Что случилось?

— А то, — дрожащим голосом начала Витамин, — что деньги нам дали не друзья…

— Что ты говорить?! Как «не друзья»? Бредишь ты, что ли? — возмутилась Клэр.

Вихор Ксавье поник.

— Нет, Корсиканка, она говорит правду. И дядя Жан тоже сказал, что зря мы взяли деньги от этих людей. И сказал, что они что-то замышляют. И я, я сам взял эти деньги и еще радовался, дурак такой!

— Что, кончили ребята обедать? — торопливо обратилась Клэр к Сюзанне и, услышав утвердительный ответ, проворно спровадила всех малышей в спальню отдыхать.

— А теперь рассказывай, — вернувшись, сказала она Ксавье. — Да, смотри, ничего не пропускай!

Но это было не так просто.

С трудом добилась Клэр от обоих грачей толкового и связного рассказа. Ксавье не щадил себя и с полной откровенностью рассказал, как ему хотелось «перешибить» Клэр и набрать как можно больше денег. Как, обойдя в городе тех людей, которые всегда считались друзьями и участвовали в Сопротивлении, он потащил Витамин в замок, к старой госпоже Фонтенак. Витамин упиралась, доказывала, что не надо туда ходить, но Ксавье настоял на своем. Старуха и впрямь не хотела давать ни сантима, пока не появился американский офицер.

— Постойте, ребята, это из тех, которых так «пышно» тогда встречали? — перебила Клэр. Глаза у нее так и запрыгали.

— Из тех, — кивнула Витамин. — Старуха перед ним на задних лапках ходила…

— Вы должны сейчас же рассказать все Матери, — решила Клэр. — По-моему, это важно.

И, оставив Сюзанну дежурить в столовой, она отправилась с обоими грачами в дом.

— Мама у себя? — спросила она попавшегося навстречу Жоржа.

— Занимается с Жюжю литературой, — кивнул тот и тут же спросил с любопытством: — Вернулись, ребята? Много денег собрали?

Ксавье, смущенный и мрачный, назвал сумму. Жорж шумно обрадовался:

— Вот молодцы! — И он понесся по коридору, крича: — Ребята, наши вернулись! Собрали кучу денег!

Из классных, из бельевой, из спален навстречу Ксавье и Витамин выбегали грачи, просили повторить сумму и снова хвалили сборщиков.

К счастью для Ксавье и Витамин, они были уже в конце коридора, у комнаты Матери. Из-за неплотно затворенной двери раздавался мальчишеский голос, размеренный и немножко неестественный.

— Жюжю читает «Андромаху» Расина, — сказала Клэр, прислушиваясь и не решаясь постучать.

— Что ж ты? — не вытерпела Витамин.

— Ты же знаешь, Мать не любит, когда входя во время занятий, — прошептала Клэр. — Дождемся перерыва!

декламировал Жюжю.

Но вот голос Матери прервал его:

— А знаешь, Жюжю, Расина тебе, наверное, придется отвечать осенью на экзамене… И потом, если ты хочешь стать настоящим поэтом, тебе непременно надо знать наизусть его стихи.

— Я думаю, Мама, Расин все-таки не очень хороший поэт, честное слово, — отвечал Жюжю. — Все у него такое торжественное, а простого, настоящего как в жизни, нет… М потом, я думаю, Андромаха не права. Почему о подвигах отца нужно твердить бесконечно, а о матери, которая тебя родила, всего два слова?

Послышался смех Марселины.

— Ах ты, мой маленький философ! — ласково сказала она. — Так ты полагаешь, о матери нужно говорить сыну не меньше, чем об отце?

— Больше, больше! — с горячностью утверждал Жюжю. — Вот попробовал бы кто сказать в двух словах о вас, я бы ему показал!..

— Ну, ну, развоевался, — перебила Мать.

Тут Клэр тихонько постучалась.

— Войдите, — отозвалась Марселина. Она сидела в низком кресле у письменного стола, держа на коленях открытую книгу, по которой следила за чтением Жюжю. Щеки Жюжю разгорелись, видно было, что урок ему ничуть не в тягость. И в самом деле: когда Мать бралась готовить кого-нибудь к экзаменам, тот считал себя счастливцем. Мать умела вложить в каждый урок столько нового, так понятно и живо все объясняла, что даже самый трудный предмет выпукло укладывался в памяти. А кроме того, в комнате Матери можно было полюбоваться цветами, заглянуть в книги, поговорить о том, что тебя интересует или тревожит. Мать охотно слушала, никогда не перебивала замечаниями: «Ну, об этом мы потолкуем в другой раз», или: «На это у нас будет другое, свободное время, а сейчась займись уроком». Но как-то всегда бывало так, что, наговорившись всласть, обсудив самое для них нужное, мальчик или девочка с увлечением принимались за урок и быстро его усваивали.

Чаще других бывал в этой комнате Жюжю. Настоящее имя Жюжю было Жюльен. Родители его погибли в лагере Бухенвальд. Жюжю уверял, что помнит и отца и мать, но грачи только делали вид, будто верят ему. Что мог помнить грудной ребенок, которого спасли от верной смерти заключенные в лагере?

В Гнезде к Жюжю все относились бережно и с любовью. Он был поэт. Он слагал лучшие песни Гнезда и хотя по возрасту относился к «средним», но всюду и всегда следовал за старшими, особенно за Клэр, которой служил, как верный рыцарь. Жюжю был похож на девочку: пушистые персиковые щеки, совсем еще детские, громадные, нежные и переменчивые глаза. Живой, непоседа, он иногда исчезал куда-то, а затем возвращался рассеянный, бормоча что-то под нос, до такой степени погруженный в себя, что не видел и не слышал никого и ничего.

— Наверное, Жюжю сочинил что-то новое! — говорили тогда грачи.

И правда: Жюжю бежал искать Клэр и, как всегда, ей первой читал свои лирически-напевные, часто очень взрослые стихи. В этом мальчике под детской внешностью словно таились мысли намного старше его самого.

Обычные уроки с Тореадором и с преподавательницей истории Жанной Венсан были для Жюжю настоящим мучением. Но с Матерью другое дело. Здесь Жюжю охотно декламировал даже Расина, которого терпеть не мог.

— Посмотрите-ка, кто пришел, Мама! — воскликнул он, увидав Ксавье и Витамин, которых вела за собой Клэр.

Марселина, улыбаясь, ждала, что скажут ей грачи. Вдруг лицо ее потемнело.

— Что случилось? — коротко спросила она.

— Мы пришли, Мама… Сейчас Ксавье расскажет вам… Мне кажется, это важно… — нерешительно выговорила Клэр.

Ксавье нервно пригладил вихор, откашлялся. Ему очень не хотелось, но все-таки пришлось повторить все, что было рассказано Клэр. Когда же он перешел к тому, что они услышали в открытое окно картинной галереи, голос у него стал совсем хриплым и он так волновался и путал, что Витамин должна была подсказывать ему нужные слова.

Жюжю слушал, приоткрыв рот. У Клэр на щеках уже давно горели красные пятна И только по лицу Матери было решительно невозможно понять, о чем она думает.

— Мама, вы слышите? — весь пылая, воскликнул Жюжю. — Да что же это такое! Ведь это настоящий заговор!