Пусть эта книга будет твоим верным товарищем.

Герои ее — твои сверстники. Если бы они жили сейчас, они были бы твоими друзьями.

Береги эту книгу, ее написал хороший человек — для тебя.

И все равно, как ты получил ее: в подарок от школы или от родителей или сам заработал деньги и купил на свою первую получку, — пусть она будет всегда с тобой.

Для тебя издательство «Молодая гвардия» будет выпускать каждый месяц по книге, двенадцать книг в год.

Эта серия так и называется: «Тебе в дорогу, романтик!»

Романтик — это ты. Ты мечтаешь о подвигах во славу своей Родины, о настоящей дружбе — на всю жизнь, о таких товарищах, как Кошевой, Бонивур, Саша Матросов… Пусть они жили в разные времена — в революцию или в годы великой войны с фашизмом, для тебя они живут и сейчас.

В этой серии ты встретишься со своими ровесниками, живущими по ту сторону наших рубежей, встретишь и героев, живших давным-давно. Подружись с ними, они помогут тебе стать настоящим человеком.

Вот какие книги выпустит для тебя в этой серии издательство «Молодая гвардия»:

Николай Островский, «Как закалялась сталь», Дмитрий Нагишкин, «Сердце Бонивура», Борис Полевой, «Повесть о настоящем человеке», Владимир Беляев, «Старая крепость», Александр Фадеев, «Молодая гвардия», Ян Отченашек, «Ромео, Джульетта и тьма», Н. Кальма, «Вернейские грачи» и другие.

И в следующем, 1965 году мы будем продолжать выпуск серии.

Напиши нам, какие произведения советских и иностранных авторов ты хотел бы включить в серию? Это должны быть самые лучшие книги о борьбе и труде твоих сверстников в нашей стране и за рубежом.

Пиши нам по адресу: Москва, А-30, Сущевская ул., 21. Издательство «Молодая гвардия». В редакцию серии «Тебе в дорогу, романтик!».

Счастлив тот, у кого при первых его шагах самостоятельной жизни поблизости оказывается умный и прозорливый старший товарищ, который направляет и помогает выкарабкиваться, на верную дорогу. 

Мне на редкость повезло: таким «направляющим» в моей жизни был В. В. Маяковский — старый приятель отца. 

У Маяковского была проверенная собственной практикой теория: каждый, уже с малолетства, должен трудиться, быть полезным своей стране, своей семье, становиться как можно раньше на собственные ноги. 

Очень рано начал он приступать и ко мне: 

— Ну, вот вы, например, что вы знаете и умеете делать? 

Польщенная донельзя обращением на «вы», я торопливо перечисляла: 

— Иностранные языки. Прививать оспу. Шить куклы, из лоскутков…

— Оспу? Куклы? Гм… Это профессия… Как говорят американцы, вы стоите массу долларов. 

— Еще стихи могу писать. У нас все ребята пишут… 

Маяковский неожиданно заинтересовался: 

— Стихи? Покажите.

Добросовестно прочел несколько стишков, гудя себе под нос разные «дымки» и «невидимки». Потом: 

— Стихи — дрянь! Рукоделие. Займитесь чем-нибудь настоящим. Я подумаю…  

Через несколько дней: 

— Я подумал! Договорился с товарищами. Вы знаете иностранные языки. Будете для юмористического журнала переводить иностранный юмор. 

— Иностранный юмор? Что это такое? И где взять этот иностранный юмор? 

Маяковский терпеливо объяснял:

— Покопайтесь в библиотеках. Зайдите в библиотеку Наркоминдела. Посмотрите там иностранные сатирические журналы. Переведите. Следите, чтоб по-русски не пропадала соль остроты, чтоб было так же смешно. Покажете мне, что вышло. 

— Да я, Владим Владимыч… 

— Я вам сказал: покажете мне.

…Груды иностранных юмористических журналов. Лихорадочная работа. Остроты и так не очень смешные, а в переводе и вовсе получается уныло. Уже два раза звонил Маяковский. Справлялся, как подвигается дело. Говорил, что в редакции ждут. Еще раз напомнил, что в юморе должна быть социальная направленность. 

Кое-как набралась страница «мелочишек».

Пока Маяковский читал, у переводчицы дрожали поджилки: сейчас Владим Владимыч изругает, засмеет за глупый выбор острот.

Маяковский прочел вслух:

— «Мимо строящегося дома на автомобиле едет буржуазная пара. Он:

— Смотри, дорогая, каменщик сморкается в руку, а потом той же рукой берется за кирпич.

Она:

— Ужасно! И в таком доме нам придется жить!» Гм… так… Посмотрим, что дальше…

Но и следующее не вызвало возражений. Маяковский расправил мохнатые брови.

— Молодец, старуха! Волоките это в редакцию.

…После переводов пошла самостоятельная работа в газете. Самая разнообразная. Маленькие заметки о быте. Интервью с Бернгардом Келлерманом и Стефаном Цвейгом. Встречи с нашими дипломатами. Присутствие при подписании договоров с другими государствами. Поездки по стране и очерки о виденном. Было трудно. Маяковский чаще высмеивал, чем хвалил.

Когда Маяковского не стало, первая мысль была написать о нем, рассказать всем, главным образом молодежи, какой это был Человек, как он писал стихи, как говорил, как двигался, как помогал молодым. 

По горячим следам стала набрасывать все, что помнила, что было так живо. А попутно продолжала работать над очерками.

Первая книжка была «Желторотые» — совсем маленькая, робкая, о юннатах. Потом пошли другие, посмелее: «Черная Салли», «Джон Браун», «Тетрадь Андрея Сазонова», «Дети Горчичного рая», «Девица-кавалерист», «Два брата», «Серебряный щит», «Заколдованная рубашка». Появилась в печати и повесть о Маяковском «Большие шаги» — мой долг благодарности.

Книга «Вернейские грачи» писалась долго, больше двух лет. Герои ее существуют и поныне, учатся и трудятся в своем Гнезде — в горах Савойи. С тех пор как книга вышла, многое изменилось у грачей. Они построили новый хороший дом, старшие грачи выросли и отправились в большую самостоятельную жизнь, но многие из тех, кого вы здесь узнаете — Клэр Дамьен, Витамин, Этьенн, — остались в Гнезде — воспитывать тех, кто пришел им на смену. Недавно я получила письмо от Матери, рисунки грачей, журнал, который они выпускают, и красивый, раскрашенный календарик. «В мире еще много бедности, горя, несправедливости, — писала мне Мать, — теперь мы воспитываем детей, которых мир сделал сиротами или безнадзорными. Наши старшие помогают мне: они помнят дни войны и понимают, что такое человеческое горе. И они стараются, как и я, сделать наших новых птенцов счастливыми».

— Клэр, Мать зовет тебя помочь ей…

— Кого из наших ребят послать к больной старухе Каду? Как ты думаешь, Клэр?

— Эй, Корсиканка, поторопись, сейчас начинается урок. Тореадор непременно вызовет тебя…

— Клэр, сегодня ребята собираются в город, и ты должна тоже пойти…

— Корсиканка, нужен заголовок для журнала. Придумай!

Это было как водопад. Обрушивалось на Клэр рано утром, захлестывало и несло ее до позднего вечера. Синий комбинезон и клетчатую блузу видели то во дворе, то в классах, то в гараже, то в спальнях малышей… Темные короткие завитки волос завихривались на совершенно мальчишеском затылке: даже причесаться толком некогда! Да Клэр почти никогда и не смотрелась в зеркало. До зеркала ли тут, когда надо вести малышей на речку и просмотреть несколько десятков рук и ртов! Когда надо проверить у девочек задачи, как просила Мать, потом помочь Корасону сменить покрышки на «Последней надежде», а после поехать в город — отвезти Этьенну «Тетради Мира», а после зайти к Матери и почитать с ней вслух по-английски! А совсем вечером хочется еще поупражняться на турнике или поиграть с ребятами в мяч. Часто приходит Лолота — толстая, смущенно вытирающая веснушчатый нос, — просит проверить с ней счета Гнезда, которые никак не сходятся на десяток сантимов: «Уж вы простите, мадемуазель Клэр, я знаю, вам надо учиться, а я пристаю со своим… Да вы ведь ученая, а я совсем темная, пастушкой была… Если бы не госпожа Берто, не ее доброта сердечная, ничего бы мне не видать хорошего в жизни… Ах, если бы знали, что для меня сделала госпожа Берто!» И Лолота начинает припоминать все благодеяния Матери и при этом сморкается и льет благодарные слезы прямо на цифры.