Впрочем, высоколобые, приходящие в политику, неоднородны. X. Дженкинс-Смит разделил их на три категории: «объективных техников», «адвокатов идеи» и «адвокатов клиента». «Объективные техники» это, например, политтехнологи или имиджмейкеры, которые производят с политиками ради улучшения их имиджа и шансов быть избранными некоторые рутинные технические действия. Именно поэтому они «техники», а «объективные» потому, что на политиков им наплевать, они преследуют свои личные объективные интересы (побольше заработать и др.), готовы служить любым политикам и регулярно меняют клиентов. В отличие от них «адвокаты клиента», как и подобает адвокатам, лояльны своим клиентам и готовы «отмывать» их светлое имя, какие бы пакости они не совершали. «Адвокаты идеи» тоже лояльны но не своим клиентам, а своим идеям, ради которых готовы приносить в жертву не только себя самих, но и своих клиентов.

Еще один политолог 3. Бауман разделил ученых, приобщившихся к большой политике, на «ученых-законодателей» и «ученых-переводчиков», разъяснив, что первые разрабатывают модели политического устройства, а вторые, как он выразился, «облегчают взаимодействие между участниками политической жизни». То есть первые придумывают, что с нами делать, вторые объясняют, зачем нам это нужно, а затем, когда становится ясно, что задуманное не удалось, почему «хотели как лучше, а получилось, как всегда». Ясно, что обе категории ученых как политикам, так и всем нам, жизненно необходимы и органично дополняют друг друга: когда остывает след первых, в дело вступают вторые.

Не остались в стороне от важного дела систематизации интеллектуалов, погрузившихся в политику, и наши отечественные исследователи. Так, один из них описал «экспертов с ограниченной ответственностью» и «интеллектуальных идеологов», которые очень близки к тем типам, которые выделили 3. Бауман и X. Дженкинс-Смит. «Интеллектуальные идеологи» это те же самые идеологи, только интеллектуальные. А «эксперты с ограниченной ответственностью» это далекие от идеологии и не имеющие каких-либо принципов интеллектуалы, которые приводят политиков к власти, собирают на них компромат, продают его другим политикам, формируют имиджи, отрабатывают и применяют политтехнологии и т. п., т. е. занимаются закулисной политической рутиной и ни за что не отвечают. Название этой группы высоколобых, впрочем, не вполне удачно, поскольку «интеллектуальные идеологи» тоже ни за что не отвечают, и даже когда становится совершенно ясно, что воплощение в жизнь их идей не привело ни к чему хорошему, их не сажают ни на кол, ни в тюрьмы, и они всегда успешно оправдываются тем, что их неправильно поняли. Так что все категории высоколобых, обслуживающих большую политику, можно назвать экспертами не только с ограниченной, а с отсутствующей ответственностью. И в ее отсутствии, видимо, состоит одна из главных причин привлекательности политики для ученых, органично дополняющая такую причину, как отсутствие денег в науке и их избыток в политике.

Обсуждаемой в данной главе предмет, вне всякого сомнения, скоро даст жизнь новой науке началъншологш, официальное рождение которой до сих пор не состоялось по двум причинам. Во-первых, из-за того, что в семействе наук со времен Ньютона вообще все неблагополучно. Во-вторых, потому, что самые важные социогуманитарные науки пока вообще не родились на свет божий. Когда же рождение начальникологии наконец произойдет, это будет звездным часов в жизни всех без исключения наук, особенно наименее благополучных социогуманитарных. Благодаря ей они наконец-то обретут долгожданный объединяющий их предмет и постепенно превратятся в единую социогуманитарную Науку (или, как любят говорить те же гуманитарии, в Метанауку). Ведь любая социгуманитарная дисциплина, будь то психология, социология и др., отдает должное закономерностям поведения начальников, а некоторые дисциплины, например, история или политология, изучают только поведение начальников, а также то, как оно сказывается на их подчиненных. Да и всю человеческую историю от первобытных вождей до кровожадных диктаторов и демократических президентов можно представить как историю смены начальников. Про политику же и говорить нечего. Так что если когда-либо единой социогуманитарной Мета науке суждено появиться, то возникнет она, несомненно, путем объединения самых разных дисциплин на почве изучения начальников.

Начальники эту науку, несомненно, поддержат, ведь нельзя не поддержать науку о самих себе, и она не будет иметь материальных и прочих проблем, характерных для большинства научных дисциплин. Надо только, чтобы она была по-настоящему объективной, т. е. представляла начальников такими, какими они сами себя хотят видеть, а не такими, какими их видят завистники и недоброжелатели.

Начальникологии, вне всякого сомнения, суждено решить и важнейшие практические проблемы, которые тоже требуют научного подхода. Так, одним из ее главных разделов, наверняка, станет началъникометрия изучение того, как измерить статус того или иного начальника или как, например, решить, какой из двух начальников главнее. Данная проблема решается тривиально только если начальники принадлежат к одному ведомству, но как, например, решить, кто главнее профессор или полковник, академик или генерал? (Попыткой унифицировать начальников, выразив их служебный вес в единой системе координат, было введение Единой тарифной сетки, но из этого ничего не получилось). Решение же подобных, постоянно возникающих, проблем на интуитивных основаниях обычно содержит грубые просчеты и приводит к ошибкам.

Но пора прекратить методологический экскурс в будущее, которое иногда бывает даже более неопределенным, чем настоящее, и связать предмет этой главы с темой книги. Ведь иначе читатель может решить, что у автора от соприкосновения со столь возвышенным, точнее, с высокопоставленным, предметом, как начальники, мозги совсем поехали. А связь есть, и она самая что ни на есть прямая. Любой психолог, как, впрочем, и вообще любой человек, мечтает стать начальником, если он им уже не стал, и это служит путеводной звездой всей его профессиональной карьеры. А если он уже стал начальником, то хочет стать еще большим начальником, и в этом деле предела желаний не существует.

Правда, в данном плане люди делятся на четыре категории. Первые признаются и себе самим, и другим, что хотят стать начальниками, но внушают всем, что это нужно не лично им, а окружающим. Вторые, таких меньшинство, публично признаются и в желании стать начальниками, и в том, что это нужно лично им. Третьи признаются в этом себе, но не другим. Четвертые не признаются ни себе, ни окружающим.

Нет нужды быть опытным, да и неопытным, психологом, чтобы понять: не врут только представители второй, очень редкой, категории людей. Первые и третьи врут другим, четвертые и Другим, и самим себе. Желание стать начальником укоренено в каждом нормальном человеке, однако, как многие сильные желания, оно нередко подавляется сознанием и остается на уровне бессознательного. Поэтому в подобных случаях очень отчетливо проявляется разновидность феномена ЛаПьера: те, кто на словах отказывается быть начальником, соглашается на это, как только предоставляется подходящая возможность. А массовый исход наших сограждан в большую политику не объяснить ничем другим, как легализацией массового стремления в начальники, которое прежде было сковано ограничениями на количество начальственных мест. Ведь наша нынешняя многопартийная система создала практически неограниченное количество таких мест, поскольку количество партий не ограничено, а в каждой партии есть начальники. И именно в этом состоит одно из главных, пока неоцененных по достоинству, преимуществ демократии.

Психологи считают, что стремление в начальники распространено среди людей неравномерно. То есть начальниками хотят стать все, но, во-первых, начальниками разного уровня, во-вторых, хотят в разной степени. Одни очень этого хотят, другие не очень. Одни рвутся в самые большие начальники, другие готовы быть и начальниками помельче. На самом же деле здесь тоже дает о себе знать извечная борьба сознания и бессознательного, вытеснение и подавление скрытых желаний. Любой человек хочет стать самым большим начальником, что же до готовности довольствоваться небольшой начальственной должностью, то это ничто иное, как принцип синицы в руках. Силу же соответствующего желания можно объективно оценить только одним способом: дать человеку высокую начальственную должность, а потом попробовать ее лишить и посмотреть, насколько энергично он будет этому противиться.