Но пришлось в спешном порядке вывезти их всех в Одессу, посадить на корабли и отправить подальше от опасных берегов.

Гастроли французских интервентов не имели успеха, они провалились. И это сыграло огромную историческую роль, хотя и было результатом неудавшегося восстания.

У революции своя логика.

Глава десятая

Рассказ будет не полон, и совесть замучает меня насмерть, если я не познакомлю читателя возможно ближе с полковником Попеску, славным начальником бен-дерской сигуранцы.

Полковник уже давно бросил все силы на поимку Григория Ивановича. Но напрасно: никто Григория Ивановича не видел, не слышал, никто даже не мог сказать, какой он из себя, так что, может быть, его вовсе и на свете не было никогда, этого Григория Ивановича. Но едва полковник начинал склоняться именно к такому утешительному предположению, перед ним неизменно возникал вопрос: кого же в таком случае надо благодарить за все неприятности и страхи? Кто, например, печатает листовки против оккупации? Кто расклеивает их на столбах, прямо как театральные афиши какие-нибудь? Или взять крестьян. Кто учит их требовать помещичью землю, убивать или в крайнем случае увечить жандармов, перчепторов, примарей?

Нет, пусть не говорят, — Старый существует!

Полковник метался между уверенностью и сомнением. Руководитель нашего подполья Григорий Иванович Борисов-Старый представлялся ему фигурой не просто опасной, но ко всему еще и загадочной, непонятной, каких в жизни не бывает, — и слава богу! — а встречаются они только в книжках про сыщиков. Полковник страшно любил книжки, в которых сыщик долго и усердно разыскивает опасного преступника, а сам пьет с ним пиво каждый день, даже не подозревая, с кем имеет дело. Симпатии полковника всегда бывали на стороне ловкого преступника, а сыщик всегда был в глазах полковника дурак дураком. Вот он даже не догадывается, что хорошенькая молодая бабенка, которая уютно устроилась у него на коленях, и позволяет щекотать ее за ушком, и сует ему пальчики для поцелуя, — она и есть тот закоренелый, старый бандит, которого он так долго и тщетно разыскивает. Между тем лишь вчера, приняв облик архиерея, этот бандит выведал у него важные тайны.

Полковник страсть как любил такие книжки.

Но теперь он чувствовал себя отвратительно: он сам находился в положении дурака сыщика.

Желая раз и навсегда избавиться от Старого, покончить с ним, забыть о нем, полковник Попеску давно уже объявил его вне закона. Этим как бы говорилось всякому, кто захотел бы убить Старого, что, пожалуйста, не стесняйтесь, не отказывайте себе в удовольствии: Старый не находится под защитой закона, за убийство Старого никакого наказания не полагается.

Не прошло недели, и в трех ближайших деревнях нашли трех убитых — двух перчепторов и одного примаря. Старого, по-видимому, не убили.

У полковника голова трещала от боли, она раскалывалась и одновременно шла кругом. Где Старый? Почему никто его не убивает? Под каким обликом он скрывается? Полковник Попеску стал как-то по-особенному всматриваться во все лица и однажды уставился даже на собственную жену.

Ах, если бы только полковник знал, как часто он сталкивается с этим неуловимым Старым прямо-таки нос к носу и не знает этого, потому что Старый появляется то в облике купца с бородой и с усищами, то он — щеголь с усиками кольчиком, то офицер королев-

ской армии и отдает полковнику честь, а полковник, ничего не подозревая, вежливо улыбается и тоже берет под козырек. Как хорошо, что полковник не знал этого и не догадывался: несомненно, его хватил бы кондра-тий...

Тут автору приходится отставить в сторону чувство неловкости и описать некое, в сущности, мелкое, но чуть досадное происшествие, которое в психологии и поведении пол конника Попеску объясняет очень многое: дело в том, что в ту бурную ночь начальник бендерской сигуранцы бежал из дому в одном белье. Ноги сработали у него быстрей, чем мысль, и он вспомнил о рейтузах, уже находясь за городом.. Конечно, если бы большевики действительно пришли, то конфуз полковника Попеску остался бы незамеченным: не до того было бы! Но поскольку господу не было угодно огорчать добрых людей, и большевики не пришли, и страхи оказались напрасными, то все были настроены игриво, и маленькая интермедия с полковничьими рейтузами, вернее, с полковником без рейтуз, стала занимать в общественном мнении большое и незаслуженно почетное место.

Полковнику было необходимо, прямо-таки необходимо поднять свой престиж. Это соображение, скрытое от посторонних взоров, являлось одной из важнейших причин того, что, едва вернувшись в город, сигуранца стала свирепствовать. Но этого ей было мало. Для поднятия престижа ей нужно было что-то другое, гораздо более серьезное. Вот если бы поймать Старого!

Вдруг полковнику прямо в голову влетела дельная, мысль. Такая дельная, такая верная! Она так твердо обеспечивала успех и была вместе с тем столь проста, что полковница сразу назвала своего полковника идиотом и дураком: почему он раньше не догадался?

Мысль была действительно простая: объявить награду в сто тысяч лей за поимку Старого или за содействие в его поимке.

Полковница, подумав, прибавила только, что все-таки не надо быть идиотом и платить за какого-то большевика сто тысяч. Довольно и десяти, все равно не будет отбоя от желающих. Старого приведут на веревке через полчаса после того, как будут расклеены объявления.

Но все-таки полковник написал сто тысяч. Он лишний раз убедился, что женат на дуре: вот она даже не понимает, что казенные деньги жалеть нечего.

Объявления были напечатаны и расклеены, и сейчас же, прямо-таки немедленно, время стало распадаться на мелкие частицы — на часы, минуты и секунды. Каждая частица отрывалась и, чуть покружив, падала в забвение, не принеся желанных результатов, то есть, я хочу сказать, проходили утра и вечера, проплывали дни и проплывали ночи, а Старого не приводили, и за ста тысячами ни один черт не являлся.

Полковника стала охватывать тревога: не могло

быть, чтобы о местопребывании Старого все-таки никто не знал. Не то что один человек или два — десятки, а может быть, и сотни человек, несомненно, знают, где он находится, или, при желании, могли бы это узнать. По* чему же никто не приходит за деньгами?

Полковник не постигал, на чем и как держится мир людей, над которыми деньги не имеют власти. Он с предельной ясностью чувствовал только свое бессилие против этого мира, свою полную беспомощность перед ним, и потому боялся его и ненавидел.

Правда, полковника уверяли, что нечего ему огорчаться, даже наоборот: все обстоит как нельзя лучше, потому что Старый погиб во время событий.

Сведения были правдоподобны и утешительны, но была в них и червоточинка: одни информаторы клялись, что видели своими глазами, как на переправе Старый оступился, упал в реку и сразу пошел на дно; другие божились, что он на их глазах был убит французским часовым, когда пытался ворваться во французскую тюрьму; третьи судорожно крестились, рассказывая, как на Протягайловской улице прямо на их глазах Старому попал в голову осколок снаряда.

Были и другие версии, тоже правдоподобные, тоже скрепленные клятвами и божбой, но все они опровергали, опрокидывали и уничтожали одна другую. Как страстно ни хотелось полковнику верить, но верить было не во что. Полковник понимал, что его обманывают из подхалимства, из угодничества, из-за пресмыкательской потребности сделать ему что-нибудь приятненькое, выслужиться перед ним. Они все были ему противны, эти утешители. Одному он даже дал по зубам. И, накажи

меня бог, правильно сделал: вралей надо бить по зубам. А они все были вралями.

Старый был жив, цел и невредим.

Куда же он девался?

Глава одиннадцатая

Итак, люди, которые уверяли полковника Попеску, что Старый погиб, врали. Однако верно и то, что Старый сам дал основание для таких слухов: он действительно был во всех опасных местах, везде, где на правах гостеприимной хозяйки повстанцев встречала Смерть: и на Протягайловской, и у крепости, и у мельницы Бланка, и во французской тюрьме. Один только бог знает, как это Старый вышел все-таки целым и невредимым.