Ужин был в восемь. Собрались уже все — Ульрика в голубом, с сигаретой, вставленной в невероятно длинный мундштук. Седая. Поблескивающая золотом. Уверенная в себе, властная, ироничная; язычок у нее острый как бритва. В нескольких фразах, посвященных ее описанию, где-то между строчек таился намек на скрытую жестокость. А может, С. это только почудилось. Лонгфелло, еще слегка заспанный, какой-то отсутствующий, ни старый, ни молодой — словом, англичанин, — в вельветовом пиджаке с кожаными заплатками на локтях. Фертильная (ах, как С. любила это определение: «фертильная», хоть и не понимала толком, что оно значит) Анна-Мария, худенькая и гибкая, в длинной белой плиссированной юбке и белом пуловере, ласково поздоровалась с хозяйкой, словно дочка с мамой — или, скорее, внучка с бабушкой? Она ослепительно улыбалась, беззастенчиво, во весь рот, словно говоря: «Смотрите, мне скрывать нечего!» И еще мсье Фрюхт — маленький, асимметричный, с угловатыми движениями. При взгляде на него невольно возникало желание отыскать следы какого-то скрытого увечья, и — правильно! — вы с разочарованием обнаруживали, что ничего такого нет и в помине. И наконец — а как же! — молодой темнокожий американец, красивый и стройный. Упоминалось, что близорукий Лонгфелло чуть не принял его за лакея. С этим Лу Как-Его-Там (английские фамилии всегда составляли проблему для С., которая не сильна была в иностранных языках) Ульрика познакомилась недавно. Она утверждала, что он пишет лучшие детективы в Америке и у него большое будущее. Воспользовавшись случаем, Ульрика пересказала содержание его последнего романа «Бог дерева»: старушенция в инвалидной коляске, старейшина рода, изобретательно убивает докучливых наследников с помощью сока ландыша, добавляемого в вечерний чай. Молодой человек, слушая комплименты, удовлетворенно улыбался. Подали закуски — овощи с гриля, а к ним — вино, марка которого С., разумеется, ничего не говорила. Хозяйка задавала тон беседе. Казалось, она держит всех в руках, как пачку салфеток.

Ну и еще с ними за столом была бессловесная фрейлейн Шацки, компаньонка Ульрики, ее секретарша, горничная и — наверняка — мальчик для битья. Особа за сорок, рыхлая и словно присыпанная пеплом — пончик, обваленный в сахарной пудре. Большой кружевной воротник отвлекал внимание от ее по-матерински заботливого лица. Когда к ней обращались, она вспыхивала, заливалась ярким, как малиновое желе, румянцем, но тут же увядала вновь. Ульрика была с ней весьма неприветлива.

Возвращаясь на метро домой и постоянно помня про каблук, С. узнала об игре в Убийцу. Ее это слегка удивило: вместо того чтобы вести светскую беседу о цели встречи, мировом будущем криминального романа или, например, о недобросовестности издателей и нерасторопности литагентов, они просто-напросто расселись на диванчиках в гостиной и стали играть. Это явно было сделано для того, чтобы дать читателю возможность присмотреться ко всем поближе. Уже должна завязаться интрига. В любой момент могут проклюнуться первые слабые, неоднозначные намеки. Теперь С. читала с особым вниманием. Будь у нее свободны руки, она их потерла бы от удовольствия — вот оно, начинается! Но руки были заняты. В левой книга, в правой — авоська с покупками. Краем глаза С. заметила, что рядом с ней сел мордатый мужик с доберманом на коротком поводке. Пес смотрел недружелюбно.

Игра состояла в следующем: все закрывают глаза, а Ведущий назначает Убийцу, дотрагиваясь до кого-нибудь пальцем. Затем Убийца указывает взглядом Жертву — это, разумеется, может видеть только Ведущий. Ведущий произносит вслух ее имя. После этого все открывают глаза, и начинается главный этап игры — Следствие. Надо определить, кто Убийца. Если игроки ошибутся, тот убивает еще раз. Если угадывают, Ведущий выбирает нового Убийцу.

Сначала С. не совсем поняла правила, и всё это — если честно — казалось ей несколько странным. Но вскоре она ухватила замысел рассказчика — суть была в том, чтобы читатель получил соответствующую дозу информации о персонажах и их взаимоотношениях. Она охотно приняла эти правила. Пускай себе играют.

Первой жертвой был Фрюхт, а ведущей, естественно, Ульрика.

— Открой глаза, Фрюхт, — сказала она. — Ты умер.

Фрюхт, казалось, был неприятно удивлен, что первым убили не кого-нибудь, а его. Он выпятил губы и втянул в себя изрядный глоток коньяка.

— Ну, начинаем, — подгоняла хозяйка. — У кого из вас мог быть повод убить мсье Фрюхта?

— Может, не будем употреблять слово «убить», — внезапно очнулся Лу. — Может, лучше говорить «исключить», «устранить» или еще как-нибудь. «Убить» плохо звучит. Пожалуй, ни один из тех, кто совершает убийство, не думает о себе «я убиваю», вам это отлично известно. И потом, я не хочу быть «убитым».

— Это ведь не более чем слова, — негромко заметил Лонгфелло. — Побольше юмора, коллега!

Все прочие тоже проигнорировали замечание Лу, а в скобках было отмечено, что Анна-Мария подумала о нем: «Неврастеник».

— Мсье Фрюхта убил Джон, Джон Лонгфелло, потому что у того комната лучше. Ближе к ванной, — произнесла Анна-Мария вслух.

Лонгфелло, как и положено подозреваемому, сидел с непроницаемым видом, а Ульрика заулыбалась:

— Для начала неплохо, но хотелось бы более убедительных мотиваций.

— Зависть, — неуверенно предположила фрейлейн Шацки и тут же залилась краской.

— Я могу защищаться? — спросил Лонгфелло.

— Ну конечно, защищайся. На этом все и основано. Защищайся, даже если виновен, обманывай, заметай следы. Иначе будет скучно.

— Не думаю, что стоит рассматривать зависть в качестве мотивации, — начал англичанин. — Из-за чего мне завидовать мсье Фрюхту, кроме ванной? Во Франции детектив никогда не будет так цениться, как у меня на родине, потому и авторов у нас уважают больше. Я написал двадцать четыре романа, завоевал признание, мои книги переведены на множество языков, меня называют классиком детективного жанра…

Фрюхт прервал его на полуслове:

— Я детективов не пишу. Я пишу романы, я играю, забавляюсь с языком, обращаюсь к эрудиции читателя, привлекаю мифологические мотивы. Используя возможности жанра, веду с читателем литературную игру. Это не просто детективы, такие, как… — Тут он прикусил язык и уставился на дно бокала.

Ульрика призвала его к порядку:

— Жертва молчит. Таковы правила.

В этот момент, как ни печально, С. вынуждена была оторваться от книги, чтобы выйти на своей остановке. Хотела было еще почитать на ходу, по дороге домой, но поняла, что с расшатанным каблуком это добром не кончится. С. понравилась игра в Убийцу. Если играть всерьез, может получиться что-то вроде групповой психотерапии. Она решила как-нибудь предложить эту игру домашним. Муж в лучшем случае обменивался с ними пятью словами в день, старший сын практически не бывал дома, а дочь запиралась у себя в комнате и слушала тоскливую однообразную музыку. Даже кот целыми днями сидел на балконе, взирая с какой-то звериной тоской на соседнюю блочную башню. Интересно, кто из них убил бы кота.

С. приготовила на обед замороженную лазанью и отгладила свое выходное платье. Потом долго искала любимую рубашку мужа. Нестираная рубашка обнаружилась в ванной, за батареей.

— Я читаю интересную книгу, — сказала она в такси, но муж уже увлеченно обсуждал с водителем преимущества газового двигателя перед бензиновым.

Новый дом знакомых был так хорош, что ей даже стало грустно. Хозяйка провела их по комнатам, где еще ощущался запах краски и дерева, показала обе ванные. В той, что побольше, была огромная ванна на двоих, и С. внезапно очень захотелось в ней искупаться. Налить в воду пену для ванны и лежать весь вечер, читая книгу. На гладком кафельном бортике — бокал шампанского. Хозяин дома с гордостью растопил новехонький камин. Сначала повалил дым, но тут же открыли окна в сад, и в комнату ворвалась бодрящая волна вечернего воздуха, напоенного весенними ароматами. С. помогала хозяйке носить из кухни салаты и раскладывать в корзинке выпечку. Мужчины, стоя на террасе, курили и обсуждали различные виды кровли.