Ресторан, построенный на вершине скалы, был как бы разделен на секции. Одна из его стен, вся стеклянная, выходила на залив и по желанию могла разбираться. Потолок был украшен лучеобразно расходящимися от центра цветными лентами и японскими фонариками. Среди апельсиновых деревьев и пальм журчали искусственные ручейки и били фонтаны. За столиками было тесно. Звон посуды, громкий говор и смех, грохот негритянского оркестра, состоящего из банджо, гитар и мандолин,— все это в первый момент ошеломляло и оглушало. Кругом сновали негры-официаты, а толстый высоченный метрдотель, который с важностью прохаживался, лавируя между столиками, вдруг заметил Оливера и поспешил к нему, рассыпаясь в улыбках и любезностях:

— Да, сэр. Только что прибыли, сэр? — говорил он, ведя их в глубь зала, где в углу стоял стол, сервированный на шестнадцать — восемнадцать персон.

— А вот и Олли!— Под звон стаканов и хор приветствий раздались восклицания: «Здорово, Олли!», «Почему опоздали?», «Олли, что случилось — авария с машиной?!»

В компании было одинаковое количество мужчин и женщин.

Монтэгю заранее подготовился к мучительной церемонии быть представленным шестнадцать раз подряд, но, к счастью, обошлось без этого. Он пожал руку Робби

Уоллингу — молодому человеку с впалой грудью и маленькими желтыми усиками, и миссис Робби, которая, приветливо с ним поздоровавшись, представила его сразу всей компании.

Затем его усадили между двумя дамами, и над ним склонился официант, ожидая, какое он закажет вино. Монтэгю выразил желание выпить виски, потому что сильно промерз в пути, но девушка, сидевшая справа, заметила:

— Попробуйте лучше коктейль с шампанским, действует гораздо быстрее,— и, обращаясь к официанту, добавила:— Два коктейля, да поживей!

— Немудрено, что вы продрогли в этой машине,— обратилась она к Монтэгю.— Почему же вы опоздали?

— Нас несколько раз задерживали, а под конец мы решили даже, что арестованы,— ответил он.

— Арестованы! — воскликнула его собеседница.

— Олли! Расскажите же нам об этом! — подхватили другие.

Пока Оливер рассказывал, Монтэгю мог осмотреться. Компания была довольно молодая, здесь он, пожалуй, был старше всех. Одеты они были довольно просто, и все же с первого взгляда каждый видел, что у этих людей водятся деньги.

Все уже слегка подвыпили и повеселели. Гости были близко между собою знакомы и звали друг друга просто по имени. Имена произносились уменьшительно: Робби, Фредди, Огги, Клэрри, Берти, Чеппи. Если к именам нельзя было прибавить уменьшительного окончания, то вместо этого давались какие-нибудь прозвища.

Олли рассказал, как они удирали от полицейского, а Клэрри Мэйсон (один из младших сыновей некогда могущественного железнодорожного короля) поведал и о своем подвиге в этом же духе. Потом молодая особа, сидевшая рядом с Монтэгю, рассказала о толстой ирландке, которая просто чудом выскочила из-под их автомобиля на повороте, после чего, стоя на углу, долго посылала им вслед проклятия.

Официант принес коктейль, и Монтэгю поблагодарил свою соседку мисс Прайс. Ее полное имя было Энебел Прайс, но присутствующие звали ее «Билли»; она была высокого роста и превосходно сложена; позднее он узнал, что она известная спортсменка. Девушка, видно, догадалась, что он растерялся в этой ораве друзей, и старалась помочь ему освоиться. Правда, эти старания оказались: не совсем успешными.

Она спросила, любит ли он охоту. Монтэгю ответил, что да. Дальше в разговоре он упомянул, что охотился главным образом на оленей и диких индеек.

— Так, значит, вы настоящий охотник! — воскликнула мисс Прайс.— Боюсь, что вы с презрением отнесетесь к нашей охоте.

— А как вы охотитесь? — спросил он.

— Подождите, увидите сами,— ответила она и как бы невзначай добавила.—Вот возьмете повод покороче, тогда смекнете, что мы идем совсем не тем аллюром!

Монтэгю, озадаченный, даже приоткрыл слегка рот, затем, придя в себя, неуверенно пробормотал, что он так и предполагал. И, наконец, когда после соответствующих расспросов он понял, что ему следовало ответить, то уже успел позабыть, что именно ответил.

Молодая леди, сидевшая слева от него, заметила, что Робби снова заказал «завтрак шиворот-навыворот». Он осведомился, какой же это завтрак, и она сказала, что Робби называет такой завтрак «тренировкой пищеварения».

Это было единственное замечание, с которым мисс де Милль обратилась к нему за все время завтрака. Мисс Глэдис де Милль, прозванная «Бэби»,— дочь банкира, полная, круглолицая девушка, была всецело занята завтраком. К концу его она уже с трудом дышала и ее круглые на выкате глаза казались еще больше.

За столом шел общий разговор; принимать в нем участие было не так-то легко: он состоял в основном из шуточек и намеков и касался интимных особенностей собеседников и связанных с ними событий. В ходу были и жаргонные словечки, которые держали новичка в постоянном напряжении. Монтэгю утешался, однако, тем, что все его промахи с лихвой восполнялись братом, остроты которого сопровождались оглушительными взрывами смеха. Сейчас он вновь напоминал прежнего Оливера,— Монтэгю уже заметил происшедшую в нем перемену. Когда они жили дома, не было конца веселью и шуткам Оливера; трудно было заставить его относиться к чему-нибудь серьезно. Теперь же, в Нью-Йорке, все свое остроумие он сберегал для общества, а оставаясь один, становился возмутительно серьезным. Видимо, он здорово трудился над своими шутками.

Монтэгю начинал понимать, каким образом так получается. Кто-то, например, немало поработал над составлением этого завтрака, призванного произвести самый ошеломляющий эффект. Завтрак начинался с мороженого, отлитого в самые фантастические формы и покрытого сбитыми белками, подрумяненными в печи, затем следовал суп из черепахи, густой, зеленый и жирный, а за ним — о ужас! — в облаках пара появился огромный плюм-пуддинг, поданный на странном блюде с шестью высокими серебряными ножками. Официант поставил его перед Робби Уоллингом и широким жестом поднял крышку, потом снова взял блюдо и обнес им присутствующих. Монтэгю решил, что уже конец завтрака, хотел было дополнить его бутербродом, как вдруг на сцену явилась холодная спаржа, поднесенная каждому на отдельной подставке, напоминающей таганок. А когда аппетит был достаточно возбужден, подали перепелок в маленьких горячих кастрюлечках. За ними — разрезанные пополам грейпфруты, наполненные вином и замороженные во льду, затем плавающих в жиру утят и артишоки, за ними — cafe parfait, и наконец, как бы завершая всю дерзость этого меню, появился нарезанный огромными толстыми кусками ростбиф! Монтэгю давно и счет потерял нескончаемому потоку яств. Блюда чередовались с ценнейшими винами, но без всякой последовательности: херес вперемежку с портвейном, шампанское — с красным вином и ликером. Уголком глаза Монтэгю наблюдал за бедной Бэби де Милль и ему было от души ее жаль,— она была неспособна противиться искушению съедать решительно все, что бы перед ней ни поставили, хотя и страдала от этого. Он подумал даже, не попытаться ли ему отвлечь ее разговором, но у него не хватило смелости.

Завтрак окончился только в четыре часа. Большинство гостей было к этому времени уже на полпути к Нью-Йорку, и ресторан почти опустел. Наконец они уселись в автомобили и помчались к «Блэк Форесту».

Монтэгю объяснили, что «Блэк Форест»—это название охотничьего домика. Он представил себе небольшую, грубо сколоченную хижину и даже подумал, сможет ли там уместиться столько народу. Но когда свернули с главной дороги, брат заметил:

— Вот мы и приехали.

Монтэгю увидел довольно большое гранитное здание и сводчатые ворота. Но каково же было его удивление, когда они, промчавшись под аркой, понеслись еще дальше.

— Куда мы едем? — спросил он.

В «Блэк Форест»,— отвечал Оливер.

— А мимо чего же мы только что проехали?

— Это домик сторожа,— ответил Оливер.

Проехали еще около трех миль по широкой, прямой как стрела, мощенной камнем дороге, проложенной в лесу. Потом до них донесся гул морского прибоя, и в надвигавшихся сумерках пред ними предстало мрачное величественное гранитное здание с четырьмя зубчатыми башнями. Его окружал глубокий ров, через который был перекинут разводной мост. «Блэк Форест» был скопирован с знаменитой древней крепости в Провансе, с той лишь разницей, что в крепости было сорок маленьких комнат, а в «Блэк Форесте» семьдесят больших, и окна каждой сияли ярким светом.