— Товарищи, выходите из машин! Свои!
Из-под брезента слышались стоны, плач, крики.
— Матросы! — закричал Вовка.
— Есть матросы! — откликнулись сзади.
— Выводите людей!
— А ты откуда, шкет? — спросил матрос, удивленно глядя на Вовку.
— Молчать! — резко сказал Селезнев. — Выполнять приказание!
— Есть выводить людей! — торопливо ответил тот. — Вот так шкет! — пробормотал он.
Скоро в машинах никого не осталось, кроме убитых. Выбежавший из кустов матрос доложил Вовке:
— Все выведены, товарищ командир. Тридцать два взрослых и пятеро детей. Из них девять ранено. — И глухо добавил: — Больше двадцати наших убито…
Селезнев перебил матроса:
— Бегите к Тоне Карелиной, вот сюда, и передайте: всех освобожденных как можно быстрее уводить в «Лагерь отважных». Старшей назначается Карелина, ее заместителем — вы. Там есть мальчик Шурик, ему до подхода отряда охранять лагерь со стороны потока. Все поняли?
— Так точно, — отчеканил матрос. — Старшим — военфельдшер Карелина, заместителем — старшина второй статьи Павлов. Разрешите выполнять?
— Возьмите мой автомат и выполняйте.
— Спасибо, — с чувством ответил Павлов. — Есть выполнять!
Он скрылся в кустах. Селезнев обернулся к Вовке:
— Раненым нужен хотя бы час, чтобы уйти. Засядем на горной тропе. Собираем оружие и отходим.
— Верно! — подхватил Вовка и снова порадовался в душе, что с ними взрослый командир.
Они взяли из машины пулемет, сняли с турели мотоцикла другой, собрали автоматы и пистолеты.
— Теперь у нас три пулемета будет! — радовался Вовка. — Только бы донести!
Измаил обнаружил деревянный ящик с патронами. Он разбил его и горстями принялся сыпать патроны в карманы, за пазуху. Селезнев, Валя и Вовка тотчас последовали его примеру. Из двух плащ-палаток Вовка сделал вьюки и взвалил их на спину Верному.
— Вдали машины! — крикнула Катя, которой было поручено наблюдать за дорогой.
— Пошли! — скомандовал Селезнев.
Сгибаясь под тяжестью, они бежали в гору. Сзади раздалась стрельба. Селезнев и ребята видели, как у подножья горы вспыхивало множество огоньков.
— Ну, брат «Старик», — довольно сказал Селезнев Вовке, — наделали мы шуму… Не меньше роты преследует.
Огоньки выстрелов ползли все выше.
— Ай, дураки, ай, дураки! — почему-то очень радостно повторял на разные лады Измаил.
— Устанавливайте пулеметы, — приказал Селезнев и вынул из сумки гранаты.
— Зачем пулеметы? — возразил Измаил. — Фашисты дураки — в горы пришли, а ничего не знают. Обвал на голову сделаем, никто не уйдет. Брось вон под ту скалу гранату.
Каменная глыба величиной с одноэтажный дом вздрогнула и медленно поползла вниз. Потом вдруг, как будто сорвавшись, помчалась, сокрушая на пути деревья. Сотни тонн больших и маленьких камней устремились следом. За грохотом лавины партизаны не слышали воплей своих преследователей.
Исходило солнце, когда партизаны пришли в пещеру.
— Вот что, командир особой снайперско-разведывательной группы, — сказал майор. — Надевай-ка свою парадную черкеску, орден, наградное оружие, я тоже, как смогу, приведу себя в порядок и пойдем вниз.
Изнуренные голодом и пытками люди несли четырех тяжело раненных и двоих детей.
— Товарищ военфельдшер, — обратился к Тоне старшина Павлов, — нужно привал сделать: люди из сил выбились.
— Спустимся вон в ту лощину и у родника остановимся, — ответила девушка.
На привале Тоня осмотрела раненых, насколько это было возможно при лунном свете, сделала перевязки. Старику и десятилетней девочке пришлось дать морфий.
— Куда мы идем? — спросил лейтенант Сенчук, про которого говорили, что он недавно попал в плен. — И почему нас никто не охраняет?
Тоню очень удивил этот резкий, как бы осуждающий тон.
— Вас отбили и охраняют, рискуя жизнью! — ответила она. — А идем мы в партизанский отряд. Отныне вы все будете его бойцами.
— Эх, сестричка, — проговорил матрос, неотступно следующий за Павловым. — Радость-то для нас какая!
— Прежде всего нам нужно подумать о том, как искупить свою вину перед родиной, — сказал капитан, раненный в голову.
— То-есть… о чем вы говорите? — заносчиво спросил лейтенант.
— Я говорю о плене, в который вы попали совершенно здоровым.
— Да, но нас окружили, — забормотал лейтенант. — Не было другого выхода…
— Сейчас не первый день войны, чтобы бояться слова «окружение». Целые корпуса специально прорываются в тыл врага и громят его. Но даже если положение безвыходное, биться нужно до последнего, — произнес капитан и отвернулся от лейтенанта.
Сидевшие в тюрьме гестапо знали, что капитана фашисты вытащили из пылающего танка и в сознание он пришел лишь через три дня, уже в камере. Лейтенант пожал плечами и счел за благо отойти в сторону.
В пути один из тяжело раненных умер. Тело его все же донесли до «Лагеря отважных» и положили под кустом, накрыв шинелью.
Шурик, как приказывал Селезнев, отправился на пост к руслу потока. Несколько человек начали ломать ветки для постелей раненым. Ни ножей, ни тем более топоров не было, и ветки ломали руками.
К рассвету лагерь спал. Лишь Тоня, раненный в голову капитан Стрельников и двое матросов — Павлов и Копылов — сидели около родника и вели неторопливую беседу. Каждый рассказывал о себе.
Как бы по уговору, никто не спрашивал Тоню об отряде. Не выдержал только порывистый Павлов.
— А что это у вас за крепость «Севастополь», товарищ военфельдшер? — обратился он к Тоне.
Но Копылов толкнул его в бок и насмешливо сказал:
— Ты что это? На флоте сколько лет прослужил, должен понимать: скажут, когда надо.
Павлов смутился.
Люди один за другим начали подниматься. Тоня пошла в избушку и занялась осмотром раненых.
— Товарищ военфельдшер, — доложил Павлов, — с гор спускаются какие-то люди.
Тоня вышла на крыльцо.
— Вот и наши! — сказала она и испуганно замерла: среди идущих не было Вовки.
— Вовка! — закричала она, с плачем бросаясь к Селезневу.
— Ты чего? — удивился майор. — Вовка в крепости. Чего ты, глупенькая?
— Правда? — недоверчиво спросила Тоня. — Он не… не ранен?
— Здоров!
— А вы как себя чувствуете? — рука Селезнева была перевязана.
— Ничего. Рассказывай, что у тебя.
Особенно заинтересовал Селезнева разговор с лейтенантом. Он подробно расспрашивал, что говорили лейтенант и раненый капитан, как отнеслись к этому остальные.
Майор объяснил ребятам, как нужно вести себя. Никому из освобожденных пока нельзя говорить ни о пещере, ни о том, сколько в отряде, людей и оружия, ни о том, что у них нет связи с другими партизанскими отрядами.
Шурик с интересом рассматривал костюм Селезнева. На нем была какая-то странная куртка. Только вглядевшись, мальчик понял, что это немецкая шинель, захваченная когда-то им с Вовкой, у шинели отрезали полы, и она стала похожей на китель. Через плечо майора висел пистолет в кобуре. Голова была непокрыта: на весь отряд имелся один-единственный головной убор — Вовкина кубанка.
Селезнев подошел к освобожденным. Его мгновенно окружили, посыпались вопросы.
Майор улыбнулся:
— Я человек военный, к такому базару не привык. — И подал команду: — В две шеренги становись!
Измаил, Катя и Шурик стали сзади Селезнева лицом к строю. К ним присоединился спустившийся, наконец, с горы Вовка в парадном костюме.
По лицу мальчика было заметно, что он очень волнуется. Многие посматривали на него с нескрываемым любопытством. Уже разнесся слух, что этот мальчик с орденом и есть «Старик», за которым охотится гестапо.
— Дорогие товарищи, — громко сказал майор, — поздравляю вас с освобождением из фашистского плена!
— Ура! — закричал капитан, раненный в голову.
Крик дружно подхватили.
— Качать освободителей!
Селезнев показал на свою забинтованную руку, и его оставили в покое. Остальные же долго взлетали вверх.