Всадники шенкелями и нагайками загоняли упиравшихся лошадей в воду, обходили указываемые Моряком глубины. За верховыми тянулись повозки. Мелкие полесские лошаденки шли вплавь, из воды торчали только головы. Течение поднимало повозки и сносило их в сторону. Лошади фыркали, испуганно озирались на пенистые гребни воды, выбивались из сил.

Наконец переправа закончилась, грузы уложены в повозки, и колонна двинулась вперед, за Оструг, по Западной Украине.

Дорога становилась всё хуже. Две недели лил дождь и сыпалась мелкая изморось. Партизаны вязли по колено в грязи не только на дороге, но и по обочинам. Потом повалил снег. Колесные повозки срочно пришлось менять на сани! Лошади измотались.

В Предмирке мы обнаружили конный завод. Охранялся завод ротой немцев. Охрану мы разогнали, часть её перебили, другую взяли в плен. Здесь мы основательно подремонтировались и приобрели не только хороших коней, но и сани, оружие, боеприпасы. Однако движение наше становилось медленнее, обоз с ранеными и больными вырастал. Мешал движению и глубокий снег. Снегопад перешел в метель, а затем закрутила сильная пурга.

В пять часов вечера 18 февраля мы выступили из Лопушна — большого села Тарнопольской области, где похоронили наших погибших товарищей. На площади у церкви вырос новый могильный холм с дубовым обелиском и пятиконечной красной звездой.

— У нас в Молдавии тоже Лопушно есть, — сказал Пятра, когда отряд прощался с могилой. — Обязательно памятник этим товарищам поставим там, в Лопушне, на Молдавии… И Петровичу памятник вместе с ними…

Колонна с трудом пробивала траншеи в снегу, понемногу вытягиваясь на узких улицах. Пронизывающий северо-восточный ветер с ожесточением вздымал тучи снега. Когда вышли в степь, лошади, тяжело ступая, грудью пробивали дорогу в балках, через кустарники, тонули в заснеженных оврагах. Снег ослеплял, забирался под воротники, вертелся вокруг всадников и обоза, оседал на землю и с новыми порывами ветра опять взмывал вверх. Всадники слились в одну бесформенную массу с лошадьми, ездовые — с повозками…

Ещё шесть таких дней, — и позади осталась пурга, около пятисот километров пройденного пути, взорванный вместе с эшелоном виадук на железной дороге и полтора десятка разгромленных вражеских гарнизонов. Ещё одно усилие — и мы у цели.

24 февраля на рассвете мы с боем ворвались в село Крынцилов, выбив пограничную заставу и охрану склада. Нам посчастливилось: в большом продовольственном складе оказалось множество рыбных консервов, колбасы, вина, меда, муки и спирта-ректификата.

Пробиваясь в Крынцилов, мы хорошо знали, что немцы попытаются устроить нам ловушку, и готовы были встретить любую опасность. Правда, мы надеялись на переправу. Топографическая карта ясно показывала, что через реку Збруч есть мост. Но карта устарела, и наши надежды не сбылись: моста уже не было.

История Крынцилова такова. До войны 1914–1918 годов село это составляло единое целое. Река разделяла его на две части, соединенные мостом. После же по реке прошла советско-польская граница, и образовалось два Крынцилова: на левом берегу большая — советская часть, а на правом — меньшая — польская. Только после воссоединения Западной Украины с Восточной Крынцилов снова стал одним населенным пунктом и через реку построили мост. Но его пришлось взорвать отходившим советским войскам.

Нацисты, оккупировав Украину, восстановили старую границу по Збручу. Галиция вошла в так называемое генерал-губернаторство Польши и Галиции, возглавляемое палачом Франком. Крынцилов опять разделили на две части. В половине села на правом берегу немцы поставили пограничную заставу.

Мы попали именно в правую половину Крынцилова.

Линия фронта с востока всё ближе подходила к Збручу. Немцы спешно возводили оборонительные сооружения. Мы разогнали строителей и сорвали оборонительные работы, но за нами увязался солидный хвост вражеских войск. Немцы приняли нас за прорвавшуюся глубоко в тыл регулярную часть и стремились уничтожить. Самым удобным местом для осуществления своего плана они считали Крынцилов, зажатый в долине скалистыми горами. Доставленные в штаб разведчиками Моряка «языки» показали, что немцы хотят или захлопнуть нас в Крынцилове, или сбросить в реку.

У самого села Збруч разделяется на три рукава. Течение здесь чрезвычайно быстрое, и река замерзает лишь в суровые зимы при больших устойчивых морозах. Ширина рукавов — от восьми до двенадцати метров. Удобных мест для наводки моста мы не нашли. Противник уже нащупал нас и начал усиленный обстрел. По селу и по склонам гор запрыгали разрывы снарядов и мин. В трех направлениях завязались бои.

«Держать противника до окончания переправы!» — такой приказ был двум бригадам. Но пока что мы не имели не только сооруженной переправы, но и места, где ее наводить.

Наконец на взмыленном коне прискакал Моряк и доложил:

— Место найдено.

Я отправился с ним. Нас провожали свист пуль и разрывы снарядов. Справа ревели танки. Два танка шли по дороге из Красного. Ещё одна танкетка и две бронемашины стояли у опушки леса и вели стрельбу из крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек. Но от бронесил врага нас надежно прикрывали лес и минное поле.

Вниз по течению, километра полтора от Крынцилова, стоял маленький хуторок, всего две хаты. Здесь уже сосредоточились наш кавэскадрон и первый батальон: они готовились строить мост. И будто специально для нас природа создала здесь две ровные площадки — одну на правом, другую на левом берегу. Река, заключенная в высокие скалистые берега, здесь больше напоминала канал, сооруженный руками человека. Она разрезала камни, немного изгибалась, и вода с шумом падала вниз.

— Вот этого-то немцы не знают, — сказал Пятра, показывая на площадки. — Они думают, что на тех трех рукавах весь Збруч коробом сошелся, туда нас и направляют.

Глубина реки здесь достигала трех-четырех метров.

Несмотря на то что всю последнюю неделю стояли сильные морозы, Збруч не замерз, и только кое-где у берегов его были небольшие припаи.

И правый и левый берега обрывались четырехметровыми скалистыми уступами.

Подошло несколько повозок с бревнами, взятыми в Крынцилове. Но они оказались непригодными. Нужны были толстые балки не менее четырнадцати-пятнадцати метров длины.

Часть людей пошла в лес рубить деревья.

Но как же перебраться строителям на ту сторону? Переплыть при двадцатиградусном морозе?

Однако Карпов попробовал переправиться через реку на лошади. Несколько партизан спустили коня на веревках на кромку припая. Карпов встал на седло. Лед обломился, и конь рухнул в воду. Карпова вытащили на берег и отправили сушиться, а коня подхватило бурное течение и понесло вниз. Он высоко вытягивал шею, озирался по сторонам и громко ржал. Уже далеко внизу партизаны накинули аркан и вытянули копя из воды.

Науменко предложил ставить бревна «на попа» и перекидывать на ту сторону. Но сильный ветер сбивал бревна, они падали, и течение их уносило. Каким-то чудом конец одного бревна зацепился за лед противоположного берега. Бревно подтолкнули, чтобы оно лучше уперлось. Науменко молча скинул шинелишку, взял в руки шест и, балансируя в воздухе, начал осторожно передвигаться по перекладине. Он сделал два-три шага, лед затрещал, бревно перевернулось, и Науменко окунулся в воду.

— Я на санях перееду, — спокойно сказал Моряк, отправив Науменко в хату.

Я дал приказание рубить бревна, вязать плоты. Но Моряк не шутил. Он быстро отпряг две пары лошадей, с помощью товарищей соорудил своеобразный плот из двух саней, установив одни на другие и сбив их тремя досками. Сани столкнули в воду. Моряк прыгнул на них и тотчас же вместе с санями погрузился по пояс в воду.

— Помогайте! — крикнул Пятра.

Он балансировал, упираясь шестом в берег, стремясь вперед. Сани заносило в сторону, поворачивало вокруг оси. Моряк всё больше погружался в воду. Несмотря на его протесты, мы подняли его на площадку.