— Садись… — сказал Мерс.

— Вы обманули меня, — обиженно произнес Юра по-английски. — Это не капитан Немо, а вы не Нэд Ленд…

— Это не важно, кто мы, — пренебрежительно ответил Мерс. — Важно, чтобы ты здесь вел себя благоразумно, и тогда все будет в порядке.

Вошел какой-то человек в военной форме.

— Ты пойдешь с этим человеком. Он покажет тебе комнату, в которой ты будешь жить, — сказал Мерс.

— Я не хочу здесь жить! Я домой хочу! — крикнул Юра. Отвезите меня на Арктанию.

Мерс удивленно взглянул на мальчика и сказал строго:

— Тебя отвезут на Арктанию, когда будет надо…

Он сделал знак вошедшему, и тот, грубо схватив Юру за руку, потащил его по длинному узкому коридору и оставил вот в этой сырой, полутемной камере. С тех пор Юра в ней живет.

Однажды за ним пришел Мерс. Он привел Юру в комнату, увешанную коврами. Здесь какой-то маленький, облезлый старичок умыл его, надел на него черный чистый костюмчик, повязал голубым шелковым шарфом, сделал пышный бант и при вспышке магния сфотографировал вместе с Мерсом; затем Мерс сделал с Юры снимок подле рояля со старичком. Потом ему приказали лечь на диван, сделать вид, будто он спит, укрыли атласным одеялом и снова сделали снимок.

Все это делалось молча, лишь иногда Мерс или старичок приказывали:

— Улыбнись!.. Смотри в аппарат!..

Окончив съемку, Мерс отвел Юру обратно в камеру и спросил:

— Ну, как?… Нравится тебе «таинственная пещера капитана Немо»?…

Юра угрюмо взглянул на него и ответил:

— Я вспомнил, кто этот горбоносый старик. Это Шайно… А тот другой, с жабьими глазами, это Джайн Фау…

— Да ну?! — удивленно и насмешливо воскликнул Мерс. — У тебя, оказывается, не плохая память. Ты, что, с ними встречался раньше?

— Я видел их фотографии в журналах. Там было написано, что, когда Шайно и Фау поймают, их непременно повесят, — с ненавистью глядя на Мерса, сказал Юра.

Мерс захохотал:

— Они не сомневаются в этом. А чтоб их не повесили, они будут держать тебя здесь, пока их не помилуют твои родичи и друзья.

— Я все равно убегу от вас! — упрямо сказал Юра. — Я приведу сюда папу, деда Андрейчика, Ваню Цыбулькина и всех. Они повесят Шайно, Фау и вас вместе с ними!..

Мерс нахмурился, но через минуту рассмеялся:

— Ах ты, крысиное племя! Ну, мы с тобой еще поговорим. Может быть, ты передумаешь меня вешать.

Он вышел и захлопнул дверь…

С тех пор прошло много времени. Юра не знал, сколько дней он здесь живет. Он редко вспоминает теперь то, что с ним случилось. А сейчас вот припомнил все…

…За дверью камеры послышались голоса и топот многих ног. Юра прислушался… Там, в коридоре, похожем на шахту, сейчас, видимо, собралось много людей… Затем топот затих. Кто-то выкрикнул по-английски:

— Внимание, господа!

Юра стал прислушиваться…

В коридоре, похожем на шахту, в эту минуту собрались почти все обитатели подводного убежища. Они построились в одну длинную шеренгу.

Из глубины шахты вынырнул долговязый Фау. Выполз из своей комнаты и Шайно. Дойдя до середины шеренги, он остановился.

Фау окинул долгим пристальным взглядом безмолвно стоявших в строю людей… Вот они, его сподвижники!.. Он и Шайно увели их от народных мстителей и запрятали в этой подводной базе для военных субмарин, выдолбленной когда-то великанами-индейцами под руководством инженеров авиационной компании Шайно-Фау.

Здесь находились все, кому опасно было оставаться там, на поверхности, на суше. Вся земля, все человечество стало их врагами. Их выслеживали, их ловили как редкостных опасных хищных зверей. Только здесь, в этом секретном подводном форте, они чувствовали себя в безопасности… Здесь были продажные министры, которые в угоду оголтелым атомщиком хотели создать сперва немецкий, а потом всемирный «вермахт». Здесь находились «атомные генералы», вроде вон того остроносого маленького старикашки Монтюмори, который стоит сейчас против Шайно и кисло поглядывает на неудавшегося «фюрера»… Рядом с Монтюмори вытянулся в струнку еще один генерал, не «атомный», а «бактериологический». Его хорошо помнят до сих пор в Корее… В подводном убежище нашли приют также организаторы контрреволюционных путчей, воздушные бандиты, уничтожившие не один мирный самолет, террористы, из-за угла убивавшие борцов за мир…

Шайно тоже молча смотрел на свою «гвардию».

«У них далеко не гвардейский вид», — думал он. Ему было ясно, что они отупели от долгого пребывания в этой тюрьме. Но что могут он и Фау предложить им взамен подводной скалы с туннелями?… Разве лишь суд народов и петлю там, наверху. А здесь они все же хорошо защищены и обеспечены продовольствием на многие годы. Надо сидеть здесь! Надо надеяться!.. Сейчас на них надвинулась грозная опасность. Их убежище обнаружено. Но это пока не конец. Еще можно бороться…

Шайно заговорил о «погибшем фюрере», о былых победах гитлеровской армии, об атомных и водородных бомбах, припрятанных во время всеобщего разоружения в большом количестве где-то в глубине коралловых атоллов.

Говорил он резким скрипучим голосом, казалось, это каркает старый, одряхлевший и очень злой ворон:

— Они собираются напасть на нас! — Но нам это не страшно. У нас имеются все возможности отбить любую атаку. Потом они поймут, что это слишком дорогие экскурсии, и оставят нас в покое…

Неожиданно на правом фланге шевельнулся и выступил вперед бородатый великан в обтрепанной черной куртке, хмурый и медлительный.

«Джек Менгер!.. Я так и знал… — мелькнуло в голове Шайно. — Его давно следовало уничтожить».

— Разрешите, генерал!.. — сиплым басом сказал великан, глядя в пол.

— Тебе что нужно, Джек? — с тревогой спросил Шайно.

— Мне ничего не нужно… — глухо сказал великан. — Мне безразлично все!

Фау бросился к нему, взвизгнул:

— Молчать!

Но Шайно поднял руку. Его рысьи глаза бегали по лицам людей, стоявших перед ним. Лица были непроницаемы, словно из камня:

— Оставьте, сэр Джайн! — сказал Шайно и двинулся к хмурому великану. — Что беспокоит тебя, старина Джек?

Подойдя к Менгеру, он положил ему руку на плечо:

— Пойдем ко мне. Расскажи своему старому генералу.

— Я никуда не пойду, — глухо сказал Менгер, не отрывая глаз от серого каменного пола.

— Я тебя не понимаю! — уже раздраженно проскрипел Шайно.

Менгер поднял голову, глянул на него мутными глазами и спросил:

— Зачем вы мучите меня?

— Ты пьян? — брезгливо скривив губы, спросил Шайно.

Менгер отрицательно покачал головой.

— Нет, спирт мне больше не помогает…

Шайно отступил от него. Глаза его сузились. Минута наступила критическая. Этот ипохондрик явно подрывал дисциплину.

— О каких мучениях ты толкуешь, черт тебя возьми? — заорал Фау.

— Вот об этих… — Менгер медленно обвел тусклым взором мрачные стены туннеля… — Я мучил людей там, а ты меня здесь…

Головорезы в строю безмолвствовали. Трудно было понять, сочувствуют ли эти истуканы Менгеру, или им было все безразлично.

Фау уже доставал из кармана револьвер.

Шайно бросил на Менгера разъяренный взгляд, сделал широкий жест, словно рубнул шашкой, и тотчас же Фау выстрелил хмурому великану в голову. Тот грохнулся на пол.

Кто-то в шеренге зашевелился.

— Смирна-а! — захрипел Фау. — Разойтись по своим отсекам!..

Час спустя Шайно стоял в своей комнате, увешанной коврами, перед аквариумом. Это был большой водоем, вделанный в кварцевую стену и освещенный изнутри колбами с аргоном. Этот своеобразный аквариум порождал иллюзию окна, выходящего на освещенное дно моря. Белесые, пучеглазые, бесчешуйные рыбы лениво шевелили жабрами и плавниками в этом кусочке искусственного комнатного океана, сооруженного по странной прихоти Шайно.

Без омерзения Шайно не мог видеть голых, белевых уродов, копошившихся в аквариуме, но непонятная, притягательная сила всегда влекла его к этому морскому зверинцу. Стоя или сидя в глубоком кресле перед своим аквариумом, Шайно хмелел от тоски и злобы, а с злобой всегда приходила жажда кипучей деятельности: он вскакивал, бегал по своему каменному каземату, подбегал к письменному столу и писал приказы, распоряжения, манифесты всему миру, а потом рвал их и выбрасывал в раковину уборной…