Некоторое время Николай Иванович молчал, пальцы его нервно мяли сигарету. Затем он поднял на Мюллера взгляд, в глазах его была растерянность.

— Я, признаться, ничего не могу сейчас вам ответить. Для меня ваше превращение явилось большой неожиданностью. Я на могу этому поверить. Я… сомневаюсь, что вы немец..

Мюллер, забавляясь произведенным аффектом, улыбнулся, вытащил дипломатический паспорт и передал Кузнецову.

Николай Иванович тщательно перелистал документ.

— Вот теперь другое дело. Я хотел бы звать о цели вашего внимания ко мне. Вы понимаете, что это для меня очень важно.

— Это уже деловой разговор, — бросив окурок, сказал Мюллер. — Я буду с вами откровенным. Советской власти скоро конец. Германия на тропе войны с СССР. Пройдет немного времени, и немецкий солдат будет в Москве. Русские и их государство обречены на уничтожение. Немецкая раса, как сильнейшая раса в мире, будет править Россией. В эту минуту вы должны выбрать себе путь. Вы должны помогать фюреру в осуществлении его идей. Только посла этого Германия примет вас.

Николай Иванович с отвращением слушал этого фашистского маньяка. Он заставил себя улыбнуться и быстро спросил:

— Я должен давать вам информацию о своей работе?

— Да. Вы будете сообщать нам все, о чем мы будем просить. О работе, о Советских Вооруженных Силах, о внутреннем положении страны. Все и обо всей. У вас нет другого пути.

Николай Иванович сидел неподвижно.

— Не согласны? А куда денетесь? Вы, дорогой Рудольф Вильгельмович, у нас «на крючке». Все ваши красочные рассказы о советском самолетостроении уже в Берлине. Но копии у нас остались. В одно прекрасное время они могут оказаться в НКГБ. Конечно, это крайний случай. Вы умный человек и понимаете, что это значит. Вам, немцу по национальности, «вышка», как говорят русские, будет обеспечена. Но до этого, надеюсь, не дойдет. Вы представляете для нас большую ценность. Поэтому, если возникнут какие–нибудь шероховатости с Чека, мы сумеем переправить вас в Германию. Возможности у нас в этом плане большие. О вас уже знают посол фон Шулленберг и военный атташе генерал Кестринг, а значит, и Берлин.

Николай Иванович поломался для виду и согласился.

— Главным для нас будет связь, — продолжал Мюллер. — Договоримся, что если я позвоню и передам: «Елена больна и прийти в «Метрополь» не сможет», то, значит, я обнаружил за собой слежку и встреча отменяется. И дальше, если я скажу, что через два дня она поправится, то, значит, встреча назначается спустя эти дни.

— Понятно.

После этого Мюллер протянул руку.

— Встречаемся послезавтра в 8 часов вечера. Вам удобно?

— Конечно.

— Где бы вы меня ни увидели, мы друг друга не знаем. До свидания. Фюрер ждет от вас работы.

«Жди, господин Мюллер, сведений и переправляв их своему фюреру, — подумал Кузнецов. — Дезинформационных материалов у пас хватит».

Связавшись с руководством главка, Кузнецов получил одобрение своим действиям. Игра с фашистской разведкой началась…

С Мюллером Николай Иванович теперь встречался часто. Прогуливаясь, «дипломат» учил его правилам конспирации, рассказывал о том, как быстрее уходить от слежки. Несколько раз он приносил с собой фотоаппарат, чуть больше спичечной коробки, которым научил пользоваться Николая Ивановича.

— Это нужно для съемок самолетов, — сказал он приказным тоном Кузнецову.

Сведениями, которые поставлял Кузнецов, Мюллер был доволен. Неоднократно оп передавал ему благодарности от посла и военного атташе.

Однажды Мюллер пришел к Николаю Ивановичу на квартиру. Он принес ему речь Гитлера в Мюнхене, опубликованную в газете «Германская общая газета» от 26 февраля 1941 года, и немецкий журнал «Орел». Сели играть в шахматы. В этот вечер он много говорил об исключительности немецкой расы и ее фюрера. Проиграв очередную партию, Мюллер встал, подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу.

— Рудольф Вильгельмович, — проговорил он, подойдя к Кузнецову. — Я очень доволен вами. При встречах в сквере у памятника Пушкину и в кинотеатре «Метрополь» вы держались совершенно естественно. Своим спокойствием вы удивляете меня. Из вас со временем выйдет первоклассный разведчик. Однако я призываю вас к осторожности. Осторожность — мать порядка. Учитесь у меня. Ваш телефон зашифрован мною в записной книжке в виде сложения крупных денежных сумм. Не только чекисты, но и ни один черт не расшифрует эти записи. Или вот еще пример. Сегодня я сменил три трамвая, три станции метро, побывал в гостиницах. Потом снова бегал и прыгал с трамвая на трамвай, пересаживался в метро и только после этого пришел к вам. Такова наша работа, Рудольф Вильгельмович.

Николай Иванович молча встал и растроганно поблагодарил его за уроки конспирации.

Затем Мюллер достал из кармана какую–то коробочку, взял руку Кузнецова и торжественно произнес:

— Сегодня у вас необычный день. Родина дарит вам значок национал–социалистской партии. Это большая честь для каждого немца.

И он приколол к пиджаку Николая Ивановича значок, па котором был изображен орел со свастикой в когтях. Потом Мюллер встал по стойке «смирно», выбросил руку вперед и рявкнул: «Хайль Гитлер!»

Кузнецов едва сдержался от того, чтобы не рассмеяться. Но он заставил себя принять не только подарок, но и поблагодарить «великую Германию» за столь высокую оценку его работы.

— Рудольф Вильгельмович, — продолжал Мюллер, — через несколько дней вы должны представить мне свою фотографию. Мы сделаем удостоверение, что вы являетесь сотрудником германского посольства. Если у нас, прогуливающихся, когда–либо решат проверить документы, то это удостоверение даст вам гарантию от ареста.

«Что ж, — решил про себя Николай Иванович, — задумано неплохо. Голова у него работает». Он заверил, что его фотография у Мюллера будет через неделю. Запасной выход, как сказал он Мюллеру, ему очень нужен.

В конце встречи Мюллер, как всегда, задал Кузнецову ряд вопросов, па которые тот должен ответить к следующей встрече. На этот раз немецкая разведка интересовалась денежным содержанием младшего офицерского состава Красной Армии, расходом бензина в полете у бомбардировщика и причиной гибели испытателя самолетов Афанасьева…

Последний вторник апреля выдался дождливым. Николай Иванович, не доезжая квартала до Пушкинской площади, отпустил такси. Сегодня в маленьком уютном кафе напротив сквера у него очередная встреча с Мюллером.

Кафе было почти пустым. Он занял в углу столик, с которого можно было наблюдать за происходящим в зале, заказал бутылку пива, закуску, горячее и стал ждать.

Минут через пятнадцать появился Мюллер. По его улыбке Николай Иванович понял, что он в настроении. Мюллер постоял в дверях, осмотрел зал и радостно произнес:

— Рудольф!.. Рудик!.. Сколько лет!.. Сколько зим!..

Он быстро подошел к Николаю Ивановичу, крепко обнял его и, садясь к столу, стал задавать вопросы. Со стороны эта сцена выглядела как случайная встреча двух давно не видевшихся друзей.

«В этом человеке, — подумал Кузнецов, — был заложен талант большого артиста».

Принимая игру Мюллера, Николай Иванович с таким же радостным возбуждением отвечал па его вопросы о каких–то Петре Ивановиче и Клавдии Павловне, о десятке других якобы их знакомых. Мюллер громко смеялся и вдруг, притянув к себе Кузнецова, поцеловал его в губы и подбородок.

— Рудольф!.. — проговорил он, задыхаясь от смеха. — Рудик!.. А помнишь?.. Нет, ты, наверно, это забыл…

И он громко начал рассказывать очередную историю их похождений во время совместной учебы в институте. Так около получаса они вспоминали не существующих своих знакомых. Затем заказали бутылку вина. Выпили. Мюллер несколько поостыл.

— Рудольф, — держа поднятую рюмку, сказал он тихим, спокойным голосом, — нет ли у вас возможности съездить в Черновицы? По одному очень важному для нас делу…

Кузнецов насторожился. «Наконец Мюллер заговорил об этом тихом украинском городке», — подумал Николай Иванович и даже вздохнул с облегчением. Затем он перевел взгляд с Мюллера на стол и снова на Мюллера. Он «думал». Потом спокойно сказал: