Народ зорок в отношении героев своих и выбирает для сказаний и назидания потомкам лучших из лучших.

Как уже было сказано, Довмонт женился на дочери князя Димитрия Александровича, второго сына Невского. Став старшим, присоединив к себе Владимирское и Новгородское княжества, Димитрий заложил в Копорье, бывшем новгородском погосте, небольшом военном поселении, захваченном в 1240 году немцами, свою, сначала деревянную, а потом каменную крепость, завел боевую дружину в той крепости и никого туда не пускал, считая ее своей собственностью. Последнее не на шутку рассердило новгородцев, потому что Копорье издавна числилось за Новгородом, там, по обычаю, жили их сборщики дани и стоял небольшой отряд. Копорье был выходом новгородцев на Балтийское море, оттого как важна была городу эта маленькая крепость. Немцы, ранее захватив ее, построили там свой город, хозяйничая уже чуть ли не по всей реке Луге и доходя до села Тесово, что находится в сорока километрах от Новгорода. Поэтому и Александр Невский, изгнанный и призванный вновь новгородцами в 1241 году, пошел на Копорье, взял крепость штурмом и разрушил ее до основания, вернув эти земли опять новгородцам.

И когда сын Невского устроил там свою крепость, то новгородцы, рассердившись на Димитрия, послали владыку с просьбой уговорить князя вернуть им Копорье. Князь Димитрий, рассвирепев от таких просьб, пришел с войском па землю новгородскую и сильно опустошил ее. Тогда в спор ввязался младший брат — Андрей Александрович, князь костромской, который, лишившись Владимира, только и ждал удобного случая, чтобы ввязаться в войну с князем Димитрием. Андрей при помощи боярина Семена заручился помощью Орды. В этот военный союз включились князья Святослав Ярославович, тверской, и Даниил Александрович, московский, и вот эта многочисленная рать вместе с новгородцами подошла к Копорью, где на стороне Димитрия выступил лишь его зять Довмонт. Перед этим новгородцы захватили в имении Димитрия на Ладоге его двух дочерей и бояр. Довмонт, выйдя из крепости, неожиданно пришел в имение Димитрия и дочерей с боярами освободил. Однако сопротивляться столь сильному войску не было никакой возможности, и Копорье пришлось сдать. Новгородцы, воспользовавшись этим, снова срыли ее до основания.

Таков был один из эпизодов будничной жизни князя Довмонта, который единственный раз выступил против новгородцев, защищая, однако, честь своего тестя, и новгородцы это в вину ему не поставили.

Летописи сообщают также, что в 1293 году князь Димитрий, тесть Довмонта, «целый год жил с дружиною в Пскове, убегая от татар и от великого князя Андрея Александровича, у коего оспаривал он великокняжеский Владимирский престол».

Эпизод любопытный в двух отношениях. Во–первых, кормить в поить тестя, да еще с дружиною, весь год — расход немалый, но тут псковичи князя своего не винили, хотя, вероятно, и ее одобряли. Да кто станет одобрять распри сыновей великого Александра Невского, которые как петуха дерутся из–за кормушки ее одно десятилетие, бегая к тому же за помощью то к татарам, то к ногайцам в Крым, кои только посмеивались над барской спесью двух великорусских князьков. Думается, неодобрительно относился к этому и Докроит. Вместо того чтобы объединиться да татарам отпор давать, князья меж собой передрались. Тем не менее для Довмонта это был его тесть, родной отец его жены, и он свято выполнял свой родственный долг, что тоже не могло ее вызвать уважения со стороны псковичей, А раз Довмонт укрывал тестя у себя, значит, случись Андрею с другими князьями да татарами вздумать идти на Псков, то тут они встретились бы не только с Димитрием и его дружиной, но и с Довмонтом, слава о доблестях которого была велика. Может быть, это и останавливало строптивого Андрея Александровича.

Летописи сообщают также о приеме Довмонтом митрополита Киевского, Максима, добавляя «и принят с честию». По всей видимости, Довмонт хотел подружиться со стольным Киевом и держать с ним прочную связь.

В 1290 (а по некоторым данным, еще в 1279) году псковичи вместе с новгородцами вступили в Ганзейский торговый северный союз. Причем псковичи развернулись быстрее: Довмонт разрешил северный немецким городам заводить свои торговые конторы во Пскове, пытаясь экономически обособиться от «господина великого Новгорода», самим торговать повсюду. Псков быстро богатеет. Довмонт сам следит за исправностью судопроизводства и управления. Рискну предположить, хоть историки и относят Псковскую Судную грамоту на счет Александра Тверского, начавшего княжить там в 1327 году, что многие ее положения были уже выработаны и применялись еще Довмонтом и его сыном Давидом, которые немало сделали для Пскова в плане оживления его экономической деятельности и судопроизводства.

Помимо трех церквей, о которых я уже упоминал, Довмонт построил еще женский монастырь Рождества Богородицы и Святогорский монастырь. Последний был выстроен па самом высоком месте па берегу реки Великой, где она имеет крутой поворот, и суда, идущие по ней к Пскову па парусах, должны обязательно делать задержку, чтобы вступить в новый подветренный путь. Вследствие этого можно было легко препятствовать проходу враждебных судов и предотвращать внезапное появление неприятеля.

Ливонские «божьи дворяне» сразу же раскусили сию хитрость монастыря как грозной крепости для себя. Напав на монастырь, они убили его настоятеля игумена Иоасафа с братией, а монастырь сожгли. Открыв таким образом себе путь на Псков, они приступили и к нему, подожгли посады, никого не щадя: ни детей, ни взрослых.

Довмонт уже к тому времени — а случилось сие 5 марта 1299 года — имел преклонный возраст.

«Подобием сед, брада аки Григория Богослова, главою малоплешат, ризы на нем княжеские, шуба багряная, в руке тапка княжеская… власы на главе аки Илии Пророка…» — так описывали летописцы его иконописное изображение.

Несмотря на преклонные лета, Довмонт сам поднял свою дружину, сел на копя, двинулся на врага. Сражение происходило на берегу реки Псковы, против церкви Павла и Петра. Было оно большое, по с яростью бросился Довмонт па меченосцев, тотчас смял их, отбросив к воде. Ливонцы бежали в страшном смятении, бросив оружие и самого командора ордена, который чудом спасся в этой мясорубке.

Собрав пленных, Довмонт отослал их к своему князю, чтобы те рассказали о всех ужасах, которые ждут обидчиков старинного Пскова. И этот милосердный жест не остался без ответа. В том же 1299 году, через месяц, ливонский магистр и рыцари на сейме в Дерпте постановили не начинать самим войны ни с новгородцами, ни с псковичами, а кто если начнет, то за того не вступаться.

В том же году нашел мор на Псков. Сотни жизней унес он, не пощадил и благоверного князя Довмонта. 20 мая, заболев, князь Довмонт псковский, нареченный Тимофеем, умер.

Похоронили его, как народного героя, в главном соборе Пскова, соборе святой Троицы, похоронили как воина вместе с мечом его, отдав ему великие почести. Сразу после смерти Довмонт был причислен к лику псковских святых, и имя его, занесенное в святые книги, каждый год поминается прихожанами.

«И провожали его всем собором, игумены и чернецы, и многие люди оплакивали его, и положили его в св. Троице с похвалами и песнопениями духовными. И скорбели в Пскове мужи, и жены, и малые дети о добром господине, благоверном князе Тимофее, ибо много он потрудился, защищая дом. святой Троицы и мужей псковичей».

Жена Довмонта Мария, внучка Александра Невского, от горя безутешного постриглась в монахини под именем Марфы, но и там долго не прожила, умерев через год после кончины супруга своего.

Карамзин написал о нем в своей «Истории»: «Довмонт, названный в крещении Тимофеем, хотя и родился и провел юность в земле варварской, ненавистной нашим предкам, но, приняв веру Спасителеву, вышел из купели усердным христианином и верным другом россиян; тридцать три года служил богу истинному и второму своему отечеству добрыми делами и мечом; удостоенный сана княжеского, не только прославлял имя русское в битвах, но и судил народ право, не давал слабых в обиду, любил помогать бедным…»